Если мы признаем, что бандитизм и терроризм – реально существующие социальные явления, реальные и одни из самых тяжких разновидностей общественно опасного поведения человека, то и необходимость в уголовно-правовых нормах, адекватно отражающих их содержание, становится вполне очевидной. Нельзя мириться с таким положением, когда единые в социальной действительности преступления с позиций уголовного закона буквально «дробятся на части», а следствие и суд оказываются перед задачей по возведению искусственного «огорода» из множества норм Особенной части УК.
Состав бандитизма на самом деле не содержит в качестве обязательного элемента каких-либо конкретных целей осуществляемых бандой нападений. «Это может быть не только непосредственное завладение имуществом, деньгами или иными ценностями гражданина либо организации, но и убийство, изнасилование, вымогательство, уничтожение либо повреждение чужого имущества и т. д.»320.
Вместе с тем квалификация этих деяний, как и физического насилия в ситуациях его применения при нападениях, по совокупности с бандитизмом лишает его объективную сторону собственного содержания, превращая сложный (иногда называвшийся составным) состав бандитизма в бессодержательную, полностью зависимую от других составов преступлений конструкцию. То же самое следует сказать и о составе терроризма.
Иными словами, преступная деятельность, которой в абсолютном большинстве случаев являются терроризм и бандитизм, расценивается в уголовном праве как единичные преступления, их разнородная множественность. Действующие редакции ст. 205 и 209 УК, таким образом, не только выхолащивают социальную сущность терроризма и бандитизма, создают с трудом преодолимые юридические преграды для следствия и суда, но и предполагают привлечение к уголовной ответственности дважды (если не трижды, четырежды и т. д.) за одно и то же преступление. Надо ли напоминать, что законодатель не должен нарушать принцип справедливости как в отношении законопослушных граждан, так и в отношении преступников, в частности бандитов и террористов.
Для реальной и эффективной охраны общественной безопасности как объекта, органически включающего в себя жизнь, здоровье и собственность, необходимо применительно к бандитизму и терроризму придать этому объекту особо защищаемый уголовным законом статус. Для этого следует увеличить максимумы санкций ч. 3 ст. 205 УК (опустив из ее диспозиции выражение «по неосторожности») и ст. 209 УК до тридцати лет и пожизненного лишения свободы, предусмотрев в них смертную казнь, ибо таковая может устанавливаться лишь за особо тяжкие преступления против жизни. Последние нередко как раз и образуют объективную сторону терроризма и бандитизма.
Таким образом, хотя правило «не дважды за одно и то же» также тесно связано с уравнивающей стороной справедливости и принципом равенства граждан перед законом – совершивший одно преступление не равен в ответственности с тем, кто совершил два и т. д. преступления, двойная ответственность за совершение одного и того же преступления предполагает отсутствие в одном из этих случаев основания уголовной ответственности вообще и двойную защищенность одних интересов по сравнению с одинарной защищенностью других одинаковых интересов, а значит, и наиболее грубые нарушения принципа равенства – оно обладает в уголовном законодательстве весьма отчетливым самостоятельным выражением. Поэтому, в отличие от общего законодательного определения принципа справедливости, которое лучше всего выражается посредством нормативного определения принципов равенства и гуманизма, это правило требует и своего отдельного уголовно-правового закрепления.
Помимо того, что ему должны соответствовать нормы некоторых важнейших сфер уголовного законодательства (касающиеся применения уголовного закона к деяниям, совершаемым за рубежом, множественности преступлений, да и в целом содержания диспозиций и санкций статей Особенной части УК), связь положения «не дважды за одно и то же» как частного проявления принципа справедливости с принципом равенства более глубока, труднее уяснима, нежели во всех иных взаимосвязях этих принципов. Отсюда и с позиций ясности и доходчивости для граждан содержания норм уголовного закона упомянутое положение должно быть в нем полностью раскрыто.
В Конституции Российской Федерации оно сформулировано так: «Никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление» (ч. 1 ст. 50).
Эта формула удачнее, чем изложенная в ч. 2 ст. 6 УК, ибо четко указывает, по крайней мере, на одного субъекта – суд, – обязанного следовать данному конституционному правилу справедливости, исключает возможность предполагать, что уголовную ответственность на граждан может возложить и какой-нибудь иной, кроме суда, государственный орган.
Ведь если считать, к примеру, что «с момента применения к обвиняемому мер процессуального пресечения начинается государственное принуждение за совершенное преступление, заключающееся в ограничении личной свободы и иных интересов граждан, то есть с этого момента и начинается уголовная ответственность»321, что, строго говоря, не входит в противоречие с ч. 2 ст. 6 УК, вполне можно предположить, что лишь виновность лица должна быть доказана «в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда» (ч. 1 ст. 49 Конституции), а уголовную же ответственность, хотя бы «частично», на него может возлагать и следователь, и орган дознания.
Исходя из такого или подобного понимания уголовной ответственности (отнюдь не так уж редко встречающегося в уголовноправовой литературе), в теории и на практике при анализе содержания ч. 2 ст. 6 УК возможен уход в сторону искусственной проблемы: как учитывать при назначении наказания начало этого некоего «государственного принуждения» (конечно, здесь имеется в виду арест как мера пресечения)? Если такое «принуждение» и есть начало течения уголовной ответственности, ее неучет при назначении наказания означает ни больше, ни меньше как двойную уголовную ответственность за одно и то же преступление. В данном аспекте и любое после проведения предварительного расследования необоснованное прекращение уголовного дела будет гарантировать всякому преступнику дальнейшую неприкосновенность от уголовного преследования, поскольку сам факт отмены незаконного постановления и «применение к обвиняемому мер процессуального пресечения» должны будут расцениваться не иначе как начало возложения на действительно виновное и еще не наказанное лицо повторной уголовной ответственности.
Еще на один недостаток нормы, предусмотренной ч. 2 ст. 6 УК, обращает внимание А. И. Бойко: «Употребленный в тексте модальный глагол неудачен, он оставляет вероятность повторного преследования в силу обязательности, а равно с согласия или по просьбе виновного. Стилистически точнее формула принципа должна быть выражена следующим образом: недопустимо возложение уголовной ответственности дважды за одно и то же преступление»322.
Между тем уголовно-правовое определение указанного правила справедливости по содержанию не должно противоречить его конституционному и международно-правовому323 пониманию, предполагающему недопустимость именно повторного (вторичного) осуждения лица за одно и то же преступление.
Конец ознакомительного фрагмента.
1
Путин В. В. Какую Россию мы строим // Российская газета. 2000. 11 июля.
2
Так, ч. 1 ст. 17 Конституции РФ гласит: «В Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией».
3
См.: Дрожжин В. Право и справедливость в представлении древних // Советская юстиция. 1993. № 10. С. 28–29.
4
Платон. Законы. М., 1999. С. 552–553.
5
Там же. С. 79.
6
Там же. С. 78, 92.
7
Аристотель. Этика. Политика. Риторика. Поэтика. Категории. Минск, 1998. С. 246.
8
Здесь Аристотель оставил «без внимания справедливость и несправедливость, имеющую связь со всей добродетелью и состоящую в проявлении всей добродетели или порочности по отношению к другим людям. Ясно также, как следует определить справедливое и несправедливое по отношению к ним (то есть всей добродетели и порочности)». Там же. С. 250.