автостоянку, и с моего второго этажа видны все подробности. Я же такой свидетель! Даже обидно, честное слово!
Посетивший меня полицейский оказался совсем мальчишкой. Выглядел он перепуганным и уставшим, а воротник форменной куртки натирал ему тонкую шею.
– Самого выстрела я не видела, но подняла глаза, когда услышала звук, и успела увидеть момент падения. Когда посмотрела на часы, было 15:28. Мне показалось, что это Минаев Олег Лаврентьевич. Он ухаживает за Алиной Кашиной из 29 квартиры, но стопроцентно утверждать, что это он, я не берусь.
– Да, спасибо, вы нам помогли, – заучено пробормотал служивый, и направился к выходу.
Вдруг словно что-то вспыхнуло в моём мозгу. Точно! Вспышка! Точнее не вспышка, а яркий отблеск.
Декабрьский денёк, куксившийся с утра, вдруг разгулялся после обеда, и солнце перед закатом светило ярко. И, вспомнившийся мне, отблеск был похож на отражение солнечного луча в закрываемом окне соседнего дома.
– Подождите, – окликнула я полицейского, – мне показалось, что сразу после выстрела в доме напротив кто-то закрывал окно.
Несчастный страж порядка посмотрел на меня с отвращением. Ну, всё ясно, старухе пообщаться хочется. Сидит тут целыми днями одна. Сейчас она от скуки таких подробностей напридумывает!
– Спасибо, я всё понял, – пробормотал он и рванул к двери, как будто за ним гнались.
Шафран, успевший прийти в себя после пережитого испуга, злорадно прокричал вслед полицейскому:
– Дур-р-рак!
– Тише, ты. Услышит, – прошипела я.
– Какой спр-рос с пуч-ч-чка пер-рьев? – Философски возразил Шафран.
Он любил говорить это, когда надо было оправдать свою шалость, прикинувшись простофилей.
Вскоре пришла Ира, переполненная впечатлениями. Она уже успела пообщаться с Зоей Андреевной из сорок пятой квартиры, от которой узнала, что Минаева убили одним выстрелом прямо в висок, что никого из семейства Кашиных нет дома, а Бобрыкин из семнадцатой квартиры ведёт себя крайне подозрительно, и даже не пустил к себе полицейских. Мы с Ирой немножко пообсуждали произошедшее, и я пожаловалась на пренебрежение юного полицейского моими сведениями.
– Оль, да не впечатляйся ты так на всякую ерунду. Может, убийца им уже известен. А было бы здорово, если бы ты направила полицию по верному следу! Так какое, ты говоришь, окно блеснуло?
– Зр-ри в кор-рень6, – одобрил её интерес Шафран.
Мы принялись разглядывать дом напротив. Сейчас я точно не опознала бы нужное окно. Дом выглядел совершенно по-другому. Многие окна уже засветились изнутри, и весь дом стал приветливым и уютным, менее всего напоминающим о притаившемся где-то в нём убийце.
Безнадёжно.
Стоп, но почему, же безнадёжно?
Мы ещё повоюем!
Я схватила телефон.
– Аркаша! Мне очень нужны твои мозги? Ну, что значит поздно? Ещё шести нет. Я знаю про твой режим. Не капризничай, дружок. Я вызвала тебе такси к подъезду. Жду тебя через пятнадцать минут.
Аркадий Моисеевич Альтштейн – талантливейший физик-оптик всех времён и народов и мой старый друг. Он просто не может нам не помочь!
– Ар-ркашшша! Ц-ц-ц! Ор-рехи! – Обрадовался Франтик.
Ровно через пятнадцать минут Аркадий входил в дверь. Ныть он начал прямо от порога.
– Я старый больной человек. Здравствуйте, Ирина Сергеевна. Рад вас видеть. Вы не представляете, голубушка, что со мной делает эта ужасная женщина. Она же из меня верёвки вьёт!
– Ой, Аркадий Моисеевич, у нас тут такие дела творятся, – защебетала в ответ Ира, – буквально и двух часов не прошло, как у Ольги Дмитриевны прямо под окнами человека убили. Она своими глазами это видела.
– Ой, девочки, у меня алиби! С пятнадцати ноль-ноль, до шестнадцати двадцати мне Николай делал массаж.
– Аркашка, не придуряйся! Никто в твоей невинности не сомневается. Просто нам можешь помочь только ты.
Я постаралась, как можно более толково рассказать про блеснувшее окно. Аркадий весь подобрался, как собака взявшая след.
– Время? – Отрывисто спросил он.
– 15:28, возможно минус две – три минуты.
– Почему ты решила, что окно закрывали, а не открывали?
– Я не видела потом открытых окон, хотя продолжала смотреть в ту сторону. Я заметила бы повторный отблеск. А окно, открытое в декабре надолго, заметила бы не только я.
– Ирочка, у тебя ведь окна выходят на запад? Пойдём, сходим к тебе, я кое-что прикину.
Когда они вернулись, Аркадий говорил на ходу по телефону:
– Игорёк, где там у нас солнышко было сегодня в 15:25? Ага, понял. Ну, спасибо, друг. С меня коньяк. Пока, пока.
Потом он что-то подсчитывал на листе бумаги и в телефоне. Затем предложил нам с Ирой выглянуть в окно. Дом напротив уже сиял, как новогодняя ёлка.
– Девочки, ярко-красное окно видите?
– Да.
– Отлично. Отсчитывайте от него четыре этажа вниз. Теперь шесть окон вправо. Нашли? Три следующих окна на этом этаже, плюс по три окна на двух этажах ниже и есть искомая зона. Точнее определить, извините, не могу.
– Волшебник! – С восхищением прошептала Ирина Сергеевна.
– Ах, драгоценная Ирина Сергеевна, если бы вы знали, что я до звонка этой кошмарной женщины лежал себе спокойно на диване с грелочкой на печени и слушал великого Брамса.
– Аркаша, ну, извини, – фыркнула я, – но без твоих гениальных мозгов мы бы не обнаружили, откуда стрелял убийца.
Но Аркадий, упорно не замечая меня, продолжал плакаться Ире.
– И вы представляете, Ирочка, ведь я когда-то был влюблён в это чудовище.
– Целых две недели, – уточнила я.
– Но моя мудрая еврейская мама сказала мне, что безопаснее играть со спичками на пороховой бочке, чем ухаживать за Ольгой.
– Покойная Софья Марковна и впрямь была очень мудрой женщиной, – признала я.
– Но если бы моя покойная мамочка могла бы сейчас видеть нас оттуда, – продолжал бубнить Аркадий, воздев палец к потолку, – она сказала бы мне: «Ты шимазл7, Аркашка! Если бы ты в своё время не послушал бы свою глупую мать, а женился бы на Оленьке, то не валялся бы теперь в обнимку с грелкой на диване и не пересчитывал бы коробочки со своими лекарствами, а носился бы, как дикий сайгак по горам с непроизносимыми названиями».
– Аркаша, я сама давно по горам не бегаю.
Но Аркадий, словно не услышав, продолжал:
– «А когда сил и здоровья для скачек по горам уже не осталось бы, вы бы вспоминали прежние подвиги, смотрели бы свои слайды, и были бы счастливы», – вот, что сказала бы мне моя мудрая добрая мамочка, – пробормотал Аркадий, и, ссутулившись, побрёл к двери, но был остановлен резким воплем:
– А ор-р-р-ре-ххи?
– Прости, Франтик, заболтался я что-то. Но ты же, знаешь, я к тебе, голубчик, никогда без орехов не прихожу.
Глядя на его согбённую спину, я устыдилась.
– Аркаша, – виновато пробормотала я, –