Когда он вышел из шатра, его ослепили яркие лучи солнца. Прикрыв глаза рукой, Абрам попытался взять себя в руки и собраться с мыслями. Оглядевшись, он увидел, как огромный лагерь снимается с места. Потом он посмотрел в сторону селения, откуда доносились громкие причитания и плач — так голосили только тогда, когда умирал известный человек.
Вернувшись в шатер, где смуглая женщина складывала свои пожитки, Абрам спросил у нее, что произошло в поселении. Она объяснила, что какой-то винодел предавался любви с девушкой и умер в ее объятиях.
Абрам ошарашено уставился на нее. Винодел? Предавался любви с девушкой?
И на него нахлынули воспоминания о прошлой ночи: Абрам просыпается и видит, как Юбаль целует Марит. Мчится в сад, поднимет кулак и выкрикивает в небо проклятье. А потом…
И он вспомнил кошмарную сцену, которую наблюдал минувшей ночью из своего укрытия: раздался крик, потом из дома выбегает Марит. Потом выходит бабушка, она плачет и бьет себя в грудь. Братья Абрама идут, спотыкаясь, как будто в них ударила молния. Потом собираются и другие, заходят в дом. Соседи кричат: «Юбаль умер! Авва дома Талиты отошел к предкам». Неужели и вправду Юбаль умер?!
В памяти всплывает другая картина: Абрам потрясает обращенным к небу кулаком: «Пусть тебя постигнет тысяча самых ужасных смертей!»
Не видя ничего вокруг, объятый болью и смятением, он бросился прочь из виноградника и опомнился только в храме Богини.
Дальше память снова затуманивалась. Дом Ал-Иари, маленький, с низким потолком, темный, освещенный масляными лампадами, бросающими свет на полки, забитые магическими амулетами, целебными травами, снадобьями, порошками и амулетами плодородия. А на алтаре…
Статуя.
И синий камень, сверкающий в свете ламп. Сердце Богини. Ее великодушное сердце. Абрам, в пьяном отчаянии потянувшийся к каменным стопам Ал-Иари, теряет равновесие и падает вместе со священным изваянием. Громкий треск.
Абрам пошатнулся, как от удара, прижавшись к стенке шатра. Разбитая вдребезги Богиня лежит у его ног.
Это не могло произойти на самом деле! Это только чудовищный ночной кошмар!
Услышав, что его о чем-то спрашивают, он тупо посмотрел на смуглую женщину.
— Ты знал этого винодела? — повторила она вопрос.
Но не мог думать ни о чем, кроме разбитой вдребезги статуи Ал-Иари. Нет, это был не кошмар, это произошло на самом деле. Он убил Богиню!
И дальше: синий кристалл, к которому бездумно тянется его рука, сжимает его, надеясь найти у него защиту, и опускает в мешочек из мягкой кожи.
Абрам прикоснулся рукой к груди и нащупал выпирающую под туникой филактерию. Теперь она стала больше и тверже на ощупь.
Синий камень, сердце Богини.
Он попытался пошевелиться, закричать, заплакать, взвыть так, чтобы выплеснуть наружу весь свой ужас и отчаяние. Но не смог пошевелить и пальцем, его тело отказывалось ему повиноваться. Окаменевший, он смотрел, как женщины сворачивают шатер и укладывают его на возок, и, когда они пошли вслед за караваном, в этом нескончаемом потоке людей, покидающих Место у Неиссякаемого Источника, Абрам, не раздумывая, присоединился к ним.
Это была семья, состоящая из семи женщин: бабушки, матери, трех дочерей и двух двоюродных сестер. Они объяснили ему, что занимаются заготовлением перьев и охотно позволят ему сопровождать их. Так он и ушел вместе с этими женщинами, — молчаливый безымянный мальчик, не внушавший никаких опасений, потому что был очень миловиден и явно из богатой семьи.
Дни и недели проплывали как в тумане. Днем Абрам тяжело работал, а ночью они ласкали и целовали его, и говорили, что он очень привлекательный, и соблазняли его своими роскошными телами. Потом оцепенение прошло, и Абрам понял, что поступил как последний негодяй. Он убил своего авву, обесчестил семью, нарушил договор с Парталаном, бросил Марит и украл сердце Богини, то есть фактически убил ее. А теперь он принимает кров и утешение этих женщин, которые не знают о случившемся с ним несчастье.
Они не знали, что путешествующий с ними мальчик — это лишь тень, оболочка, пустая и никчемная. Он существовал, повинуясь инстинктам — спал, ел, облегчался. Когда ему давали чашку, он пил, когда ночью к нему в постель приходили женщины, его тело испытывало наслаждение. Сам же Абрам не чувствовал ни наслаждения, ни голода, ни боли. Он существовал в неком подобии реальности, не похожей ни на жизнь, ни на смерть.
Караван медленной рекой тек на север, останавливаясь в каждом небольшом поселении, чтобы потом идти дальше, — мимо пресноводного озера и пещеры Ал-Иари, в роскошную лесистую местность, где росло дерево лебона. Абрам тащил возок женщин, изготавливающих перья, а на ночь возводил для них шатер, они же кормили его и восхищались его юностью и невинностью. И, хотя он потерял всякий интерес к собственной безопасности и благополучию, все же что-то внутри него подсказывало, что лучше ему не показываться на глаза Хададезеру, который был другом Юбаля.
Оцепеневший умом, телом и душой, Абрам наблюдал, как женщины занимаются своим искусным мастерством. Их талант, известный на всем пути — от далеких северных гор до дельты Нила, — заключался в том, что они умели укладывать слоями перья на кожу наподобие того, как они растут на птице. Кроме того, они умели красиво их раскрашивать, поэтому запрашивали за свои веера, накидки с капюшоном и замысловатые головные уборы высокую цену.
Глава семейства, считая, что Абрам одержим злыми духами, потчевала его целебными смесями, их изгонявшими. Она что-то тихо напевала ему, возложив на него свои врачующие ладони. Ее дочери и племянницы заботливо усаживались вокруг него в кружок и пели ему песни. Особенно когда он просыпался от кошмарных сновидений, в которых он бежал за Юбалем, пытаясь уговорить его остаться.
Может быть, дело вовсе не в злых духах, наконец объявила бабушка, когда все их усилия не принесли никаких результатов. Может, все дело в том, что дух самого мальчика умер. А если дух умер, то оживить его уже нельзя.
Когда наконец караван перевалил через горы и спустился на широкое, покрытое богатой растительностью плато, где на берегу неглубокого озера стояли лагерем другие семьи, уже наступила весна. Торговки перьями приглашали Абрама пожить у них в деревне, — всего день пути, а дома в ней каменные — там он сможет два года пожить в свое удовольствие, а потом снова отправиться в путь с караваном Хададезера. Но что-то заставляло его идти дальше, а заходящее солнце непонятно почему манило в путь. Он узнал, что это зимний лагерь и, как только прекратятся дожди, семьи снимутся с места и отправятся вслед за стадами, уходившими на поиски весенней травы. Поэтому он обошел шатры, предлагая себя в качестве работника в обмен на позволение путешествовать вместе с ними.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});