Читать интересную книгу Волшебный город - Наталья Александрова

– Была бы жива матушка, она бы меня послушала, она бы пожалела! Она бы поняла, что не жить мне без Алены! Последнее мое слово, батюшка, – либо жени на Алене, либо в монахи уйду, в Макарьевский монастырь! Буду там Богу молиться, твои грехи, батюшка, замаливать… а их, батюшка, у тебя немало!

Схватился Ван дер Роде за голову.

В прежние времена такого самовольства не было, молодежь послушная была. А коли отцовой воли кто ослушается – того и выпороть могли на конюшне, не посмотрев на знатное происхождение.

Но те времена прошли, дворянских детей больше не пороли, кроме того, непростое было у них положение, и Ван дер Роде уговорил сына немного повременить, не уходить в монастырь хотя бы до осени, помочь отцу в сложных хозяйственных работах.

Он надеялся, что за это время Ваня одумается.

Однако не сбылась его надежда, по-другому жизнь повернулась.

К осени заболел Ваня, занедужил.

Слег, встать не может, в руках и ногах силы не стало, есть-пить перестал, лицом побледнел, глаза запали, по всему видать – смерть его подходит.

Отец его печалится, не знает, что делать, как Ваню вылечить. Сперва лекаря позвал, из своих, из немцев голландских, господина Клааса. Тот посмотрел на Ваню, головой покачал, языком поцокал и сказал господину Ван дер Роде:

– Это тяжелая болезнь, непонятная. То ли бледная немочь, то ли злокачественное бессилие. Попробуйте подкрепить его красным вином либо померанцевыми яблоками, а если ни то, ни другое не поможет – не знаю, что и делать.

Денег взял у господина Иоганна, в возок сел и уехал.

Отец поднес Ване своими руками чарку красного вина – не пьет Ваня, дал душистое померанцевое яблоко – отказывается, глаза закатывает. И еще бледнее становится, еще больше слабеет.

Посидел господин Иоганн возле постели, где сын его угасал, погоревал, подумал и пригласил священника из ближней Всехсвятской церкви, отца Полиена.

Тот пришел пешком, перекрестил Ваню, святой водой окропил, головой покачал, как лекарь немецкий, языком, однако, цокать не стал – у православных священников это не принято.

Перекрестил Ваню еще раз, прочитал над ним акафист и сказал господину Иоганну:

– Видно, пришла пора ему помирать. Такое, видать, наказание тебе, ваше сиятельство, за грехи твои многие. К обедне ты ходишь редко, видно, в гордыне закоснел, денег на церковь хоть и жертвуешь, но скудной рукой. Так что готовься, ваше сиятельство, недолго твоему сыночку жить осталось. Могу его прямо сейчас соборовать да причастить, чтобы два раза не ходить, путь-то к твоему именью неблизкий!

– Подождем пока с соборованием! – сказал ему господин Иоганн и дал денег. Поменьше, правда, чем лекарю немецкому.

Батюшка деньги взял, полы рясы подоткнул и пошел к себе, напоследок посоветовав еще святой водой покропить да ладанку на грудь Ване повесить со святой землицей из Афона.

Отец святой водой покропил, ладанку Ване повесил – не помогло ничего, совсем Ваня чахнет.

Позвал тогда господин Ван дер Роде старуху деревенскую, травницу.

Старуха приковыляла, на клюку опираясь, по углам поплевала, травкой какой-то посыпала, заварила настой пахучий, да только Ваня тот настой пить не стал, к стене отвернулся. Травница что-то побормотала, поворожила и говорит господину Ван дер Роде:

– Не иначе, сглазил кто-то твоего сыночка. А то, может, присушила его какая-то зазноба. Через тот черный сглаз, через ту присуху помирает твой Ваня.

– А есть ли от того сглаза средство какое-то? – спросил ее господин Иоганн.

– Есть, как не быть! – отвечала старуха. – Надо только самого Ваню спросить – может, знает он, кто его присушил. Если скажет он, кто его присушил, кто околдовал – надо у той злодейки прядь волос отрезать, да в самую темную полночь закопать эту прядь с жабьей лапкой да с крысиным ухом под виселицей, три раза вокруг себя повернуться да три раза повторить: «Уйди в землю, присуха, где лапа да ухо, с меня сойди, на злодейку уйди, кто меня присушил, тому вдесятеро!» Тогда та злодейка зачахнет, а Ваня ваш встанет жив-здоров, лучше прежнего!

А Ваня тут из последних сил приподнялся и говорит отцу своему, господину Ван дер Роде:

– Батюшка, знаешь ты, кто меня присушил, кто околдовал! Нет в том никакой тайны. Присушила меня Алена-меньшая, с которой я сызмальства дружен был. Только не хочу я, чтобы на нее колдовали да ворожили, не хочу, чтобы она вместо меня зачахла! Жени меня на ней, тогда хоть умру я спокойно, в мире да радости!

Огорчился господин Ван дер Роде, да делать нечего: сынок умирает, последнюю волю свою говорит, как ее не уважить?

– Ладно, – говорит. – Так и быть, будет по-твоему! Велю позвать обратно Всехсвятского батюшку отца Полиена, пускай обвенчает тебя на смертном одре с твоей Аленой…

Отец Полиен как увидел людей, от господина Ван дер Роде присланных, так и говорит:

– Сказывал я, что надо его тем же разом соборовать, а теперь обратно такую дорогу делать придется!

А слуги господские ему и говорят:

– Не соборовать, не причащать – венчать надобно господского сына!

– Как венчать? – удивился батюшка. – Видано ли дело – венчать на смертном одре?

– Такова, – говорят, – воля его последняя, предсмертная. И батюшка его, господин Иоганн, согласился волю ту выполнить. Так что приходи к нам, отец Полиен, повенчай господского сына с этой безродной Аленой, а там, может, и соборуешь…

Подоткнул опять отец Полиен полы рясы, пошел в имение господина Ван дер Роде. Видит – пободрее стал Ваня, как про венчанье услышал, кровь в жилах потекла, цвет в лице появился. И Алена уж рядом стоит, в нарядном платье, венок в волосах.

Не лежала душа отца Полиена к этому венчанию. Поглядел он на Ваню и Алену да и говорит:

– Грех, нельзя больного на смертном одре венчать, положено жениха с невестой вокруг аналоя обвести, иначе будет не по-людски, не по-христиански!

Старый господин Иоганн осерчал, говорит грозно:

– Венчай, отче, не гневи меня! А то не посмотрю, что ты духовного звания, велю моим псарям, чтобы выпороли тебя на конюшне! А у меня Прошка-псарь ох люто порет!

А Ваня ему:

– Не серчай, батюшка, не гневайся, отец Полиен как лучше хочет, чтобы все по-христиански было! Разве же мы другого хотим? Я с одра болезни поднимусь, дойду до нашей часовни, обойду с Аленой три раза вокруг аналоя!

– Как же, – удивляется господин Иоганн. – Ты уж сколько времени вставать не мог, головы от подушки не поднимал – а теперь хочешь до часовни дойти?

– Теперь, батюшка, как позволил ты мне с Аленой повенчаться, у меня враз силы прибавилось!

Подивился отец, да ничего не сказал.

А Ваня с постели встал, на Алену одной рукой оперся и дошел до своей часовни домовой.

Там их отец Полиен три раза вокруг аналоя обвел, водой святой окропил и сказал, как положено: венчаю, мол, раба божьего Ивана рабе божьей Алене, а рабу божью Алену – Ивану…

Вышел Ваня на крыльцо часовни, как будто и не болел никогда. Откуда только силы в нем взялись!

Уж ни на кого не опирается, лицо порозовело, как до болезни.

Огляделся вокруг, как будто заново родился, как будто заново божий мир увидел.

С того дня быстро пошел Ваня на поправку.

Отец его, господин Иоганн, конечно, радовался, что сын его выздоровел, от тяжелой болезни поправился. Не один молебен благодарственный заказал отцу Полиену, оклад серебряный пожертвовал на икону Николая-угодника, денег и лесу дал на ремонт церкви. Но потом обидно ему стало за честь рода своего дворянского, за то, что Ваня, сын его, на простолюдинке женился. Не по нраву ему пришлась невестка. Не иначе, думает, колдовством да чародейством присушила она Ваню, заставила на ней жениться. И через ту женитьбу погибнет дворянский род Ван дер Роде, смешается голубая дворянская кровь с кровью простолюдинов, с кровью казненного бунтовщика да татя…

А потом он задумываться стал.

Если ему не открыла Алена-старшая атаманову тайну, не рассказала, где зарыл Степан Тимофеевич свои сокровища, если дочь ее, Алена-меньшая, ничего не рассказала Ване, когда они вместе с ним детьми играли, – может, теперь расскажет, когда женой его сделалась? Ведь сказано в Священном Писании – жена да убоится мужа своего!

Приступал он к Ване: выспроси у своей жены, знает ли она что про атамановы клады?