Читать интересную книгу Имя дома твоего (с иллюстрациями) - Лев Успенский

Конечно, это не такая прямая ошибка, как в предыдущих случаях. Тем не менее для меня имя Амазонка — настоящий «эрратоним», основанный на неточном понимании слова «амузуну» и на темных представлениях о древней истории.

Совсем иного покроя недоразумение с появлением названия североамериканского (на Аляске) городка Ном (если верить американскому профессору М. Пею). Утверждают, что это — бессмысленное на английский слух — имя возникло благодаря беспечности некоего французского географа. Изучая карту Аляски и найдя на ней безымянный кружок — селение, он сердито написал рядом с ним карандашом: «Nom?» то есть: «А имя-то где же?» Исполнитель же карты, испугавшись своего упущения, понял эту пометку как совсем другой вопрос: «Так ведь это же Ном?» — и обвел карандашную надпись вековечной тушью... «Да, да, патрон, это Ном!»

Если только этот рассказ верен, перед нами особый тип эрратонима. Я бы, сказать по правде, не рискнул довериться господину Марио Пею, хоть он и профессор Колумбийского университета, но меня подталкивают на такое доверие некоторые сообщения профессора Альбера Доза, парижанина. Ему-то можно верить безоговорочно, а он рассказывает вот что.

Население Южной Франции говорит на наречии, отличном от литературного французского языка и от говоров Севера Франции. Разница в языках тут не меньше, да, пожалуй, больше, чем между русским и украинским. Средний интеллигент-француз, если он не южанин родом, с трудом понимает савояра или прован-{212}сальца. Некоторые южные слова он вообще воспринимает, как абракадабру; другие путает со своими сходно звучащими и — ошибается.

Ну, такое легко себе представить и у нас: прочтя на карте Алтая надпись: «Катунские Белки», вы, если вам не известно, что значит термин «белки» в Сибири, можете произнести его как «Бéлки» и удивляться, почему горы назвали так? На деле же «белкáми» в тех местах зовут покрытые вечным снегом вершины гор, и ни о каких «бéлках» здесь нет и речи.

Среди геодезистов, работающих над уточнением карт французского Юга, немало северян, людей, не владеющих «лангдóком», южным наречием. Честно расспрашивая провансальцев или савояров о названиях их угодий, урочищ и владений, они тут (а также в Бретани, в Нормандии — там свои говоры и даже языки) далеко не всегда понимают, как дóлжно ответы... В результате на картах получаются сущие французские Бутунды (см. стр. 210—211).

Есть на юге Франции урочище называемое так: Арэнье. Пишется это имя «areinier», происходит от латинского слова «арэна» — «песок» (вспомните арены наших цирков) и имеет простое значение — Песчанка.

В литературном французском языке такого слова не существует, но есть другое, очень похоже звучащее, хотя пишущееся совершенно иначе и не имеющее с «areinier» ничего общего по происхождению. Это — «araignée» (арэнье), «паук»; оно связано с греческим «арахнэ» — тоже «паук».

Но ведь молодой топограф не обязан быть филологом; он этого не знает, и на карте появляется вместо законной Песчанки неправдоподобное имя урочища: Паучанка. Это в своем роде не слабее Нома!

Дальше — больше. Внимательный созерцатель французских карт может на одном из их листов обнаружить небольшое ущельице, носящее загадочное имя: Коль дё Милорд, то есть «Горло английского барина». Топонимист, который пожелал бы выяснить, какой «милорд» дал такое название ущелью, откуда он тут взялся, чем был знаменит, сломал бы себе голову на догадках. А в действительности горная долинка на местном языке называлась очень поэтично: не «Коль дё милор(д)», а {213} «Коль дё милль ор» (Col de mille aures), то есть «Ущелье тысячи вихрей»... Тот, кто не знает местного диалекта, обязательно примет одно из них за другое.

Бывает и хуже. Над городом Греноблем (помните — Грацианополис страницы 141-й) высится не слишком грозная гора, то ли сложенная из темноцветных каменных пород, то ли поросшая темным лесом. Издревле она носила южно-французское имя Нэрон, что значило: «Чернушка»... Прибывшие из других частей Франции землемеры приняли это Чернушка за римское Нерон — имя прославленного своими жестокостями и сумасбродствами римского императора. А так как та гора имеет форму, напоминающую нечто вроде воинской каски, они, ничтоже сумняшеся, нанесли на карту и внесли в перечни топонимов название «Каск дё Нерон», то есть Неронов Шлем.

Не будь историки историками, они бы сошли с ума: Нерон скончался в 68 году нашей эры! Гренобль был основан императором Грацианом двести девяносто один год спустя, в 359 году!.. Как же попало в его окрестности такое необыкновенное название? Кто его дал, почему, при каких обстоятельствах?

Но историки свое дело знают. Ведь если они прочтут, что в Якутии, над рекой Кевакты есть гора, называемая (на картах!) Наполеонова Шляпа, им не придет в голову допустить, что сюда занесло ветрами прославленную треуголку императора французов. Они будут искать этому имени другие объяснения... Было, как видите, найдено объяснение и для «Каски Нерона». Она оказалась эрратонимом.

Доза так и сыплет подобными анекдотами, передавая их порою очень живо. «Один офицер-топограф, — ядовито пишет он,— спросил у провансальца сначала — что это за лощина, а затем — а чья там ферма? Простак-крестьянин понял вопросы и на первый, почесав в затылке, ответил: «Лу сабе па!» то есть: «Да не знáю!», а на второй — не без гордости: «Эс ла мию!»: «Она — моя!» Офицерик же не понял ничего и покорно записал два названия: «Лусабепа» и «Эсламию». Они и сегодня фигурируют на подробных картах Франции. {214}

Бывает в таких случаях, что и виновного в имени-выдумке не сыщешь. Один советский крымовед горько сетует на произошедший с ним казус.

В какой-то из своих статей он упомянул маленькую крымскую речку; по-татарски она называлась Аузýн-Узéнь. «Аýз» в татарском языке — «рот», «уста», «устье»; «узень» — «речка». Географ перевел это название несколько своеобразно: «Ротовáя рéчка», а наборщики не разобрали незнакомого слова и напечатано было: «Рóзовая Речка»... Из статьи название перенесли на карты Крыма; на них появился новый гидроним, а почему эта речка признана розовой, с каких пор она так «зарозовела» — никому не известно.

И ведь вот что стоит заметить: попытки пострадавшего «крестного отца» исправить ошибку оказались тщетными. Имя нанесено на карты, введено в справочники... Слишком трудно и дорого все это переделывать «назад»...

Чем больше люди торопятся и при производимых по разным причинам переименованиях географических пунктов, тем чаще возникают разные эрратонимы, иногда предосадные или прекурьезные.

Когда французы в XVI веке завоевали город Страсбург (его имя от латинского «виа страта» — «мощеная дорога» — означает «Город на мощеной дороге») они нашли там средневековых времен уличку, называвшуюся по-немецки Тóтенбаргéссель — «Переулок Гробов» (возможно, в этом переулке обитали когда-нибудь мастера цеха гробовщиков). Завоеватели перевели древнее название на свой язык. Проулок стал Рю де ла Бьер; это тоже значит: «Улица Гробовая».

В 1871 году немцы захватили Эльзас вместе с его столицей. Было приказано тотчас дать всем улицам немецкие имена, придерживаясь смысла французских названий. Приказ выполняли не больше знатоки французского языка. Они не знали, что по-французски слово «бьер» имеет два смысла: «пиво» и «гроб»; и вот из «Гробовой улицы» у них получилась «Бргессхен» — «Пивная улочка».

Сегодня этот город снова входит во Французскую республику... Интересно было бы узнать, какое же имя носит теперь злополучный тупичок — веселое пивное или гробовое мрачное? {215}

***

Я сам вижу: подобных примеров слишком много; всех никак не переберешь. И все же я хочу привести еще два-три таких эрратонимических случая.

Во время первой мировой войны печальную славу приобрела одна небольшая высотка — холм у французского города Вердёна, носивший имя Морт-омм, то есть «Мертвый человек». Имя было в пору злосчастному пригорку; на его склонах было убито много тысяч солдат — и французских «пуал» и немцев — «бóшей». И тем не менее название холма, повторявшееся в сотнях военных сводок обоих сторон,— эрратоним. Некогда он носил имя Морт-Орм — «Сухой вяз», очевидно, по издалека заметному засохшему огромному дереву на его вершине. Это не солдаты 1914—1918 годов перекрестили место с горьким остроумием фронтовиков; так оно именовалось и до войны, и как произошла подмена, теперь уже никто не скажет.

Пожалуй, легче судить о том, как в далекой Канаде мрачное французское название Тэт дё Мор — «Голова покойника» — преобразовалось постепенно в бодрое английское Тэддимор, что-то вроде «Федя-большой»: просто второе приятнее, чем первое, да ведь англичане, сменившие в этих местах французов, не понимали смысла гробового имени и подогнали его по созвучию к своим английским словам.

А уж совсем легко понять тех легкомысленных петербуржцев XVIII и XIX веков, которые превратили в не слишком обоснованное, но вполне понятное Горóховая улица первоначальное имя ее Гáррахова улица. Вдоль этой улицы были некогда расположены земельные участки и дома некоего иноземца Гарраха... Кем был этот Гáррах, то ли австрийским графом, то ли богатым купцом, поди установи!