ответил Стефан, чувствуя себя Штирлицем на допросе у доброго и улыбчивого, но с колючими зрачками глаз Мюллера, одетого в женскую юбку.
— Что значит твое «ну»?! — продолжала она наседать, глядя ему прямо в глаза.
— А то и значит, что звонил…
— Но ничего опять не сказал! Так?!
— Ганночка, милая, ну что ты так завелась с утра пораньше?! Ведь все так хорошо начиналось.
— Я тебе уже сто раз повторяла, что никакая я тебе не Ганночка! — взвилась она.
— Нашла к чему прицепиться?! Я же не возражаю, что ты меня Степкой, как дворового кобеля кличешь, хотя прекрасно знаешь, что я — Стефан! — перешел он в контратаку. — И, да! Я пока ничего не стал говорить родителям про наши отношения и планы, потому что сроки моей каденции выйдут только к октябрю месяцу, а до него еще всякое может произойти. Так, что нечего заранее пороть горячку.
— Что еще может произойти до октября?!
— Все может! Я, между прочим, на войне, а фронт, вон, в семи километрах отсюда!
— Что-то, раньше, наличие фронта на таком расстоянии не мешало тебе тискать меня по сараям! — съязвила она и резко отвернулась, явно намереваясь начать проливать влагу из глазных углублений.
Чувствуя, что срочно надо погашать разгоравшийся конфликт, он осторожно тронул ее за плечо. Она сначала дернула плечом, пытаясь избавиться от его прикосновений, но он опять, уже более решительно взялся за него своей крепкой рукой, и она начала сдаваться. Чтобы закрепить успех он начал успокаивать ее словами:
— Любимая! Не сердись! Ты напрасно меня в чем-то подозреваешь! Я никогда и ни при каких обстоятельствах не откажусь от тебя. Просто, действительно, мое положение сейчас крайне шатко. Мало того, что поговаривают, уже всюду, о возможной заварушке на нашем участке, так еще и до октября я не имею права даже подать в отставку из-за не выслуженного до конца ценза. Я ведь к тебе очень серьезно отношусь. Ты пойми, были бы у меня к тебе черные, или еще какие непотребные мысли, разве бы так я относился к тебе? А предкам я еще раньше говорил о тебе, не слишком конкретно, конечно, но ведь говорил в общих чертах. Надо еще немножечко потерпеть. И мы вообще уедем с тобой отсюда. С этого Донбасса, будь он неладен, с этой Украины, будь она также неладна. Вообще уедем. В Европу куда-нибудь, а еще лучше в Новую Зеландию.
— Почему в Новую Зеландию? — полуобернулась она к нему на миг.
— Потому что там самое тихое место на всей Земле. Да и украинская диаспора там, я слышал, довольно большая и давно уже там живет. Не пропадем.
Он продолжал гладить ее предплечье, уговаривая и убаюкивая, словно паук, опутывая свою жертву и подавляя ее волю к сопротивлению гипнотическими интонациями бархатного голоса.
— Да понимаю я все, — глухим голосом, не оборачиваясь, проговорила она. — А только уже совсем в доме житья не стало. Отец все больше косится и сопит, вот-вот сорвется, да и мать тоже… Сначала все стращала, а теперь только губы поджимает и отворачивается, будто я прокаженная какая или последний кусок у них заедаю. На улицу выйти, и то срам один. Соседки уже прямо в глаза колют, что де я проститутка почасовая. А я иду мимо, как сквозь строй. Глаз поднять не могу.
Они еще какое-то время посидели, молча, потому что каждый из них думал о своем, затем Анна тяжело вздохнула, встала и утопая по колени в сене побрела к приставной лесенке. Он не удерживал ее, хотя все его нутро рвалось вслед за любимой. Но пока ему нечего было сказать кроме тех обещаний, что он щедро раздавал авансом. Все было и так понятно. Нужно принимать какое-то решение, причем, чем скорее, тем лучше для них обоих. Подспудно он уже и так знал, какое решение примет Серьезный разговор с родителя должен состояться сегодня.
II
24 июня 2020 г., Украина, г. Киев, Воздухофлотский пр-т., д. 6, Генеральный штаб ВСУ
Воскресное утро в здании Генерального штаба начиналось тривиально. Ровно в 7 часов по местному времени, дежурная группа офицеров, сменив предыдущую, заняла свои рабочие места, согласно регламенту. Переданные новой смене сводки боевых действий на востоке страны, за прошедшие сутки не претерпели каких либо существенных изменений. Вооруженные силы при поддержке добровольческих формирований вели «беспокоящий» артиллерийский и минометный огонь низкой интенсивности, как по передовым позициям сепаратистов, так и по их близлежащим тылам, чтобы не дать укрепиться на занятых ими позициях. С той стороны, в ответ тоже раздавались отдельные выстрелы из артиллерийских орудий по блокпостам украинской армии и «добробатов». Однако они не носили систематического характера и были гораздо более редкими, так как сепаратисты бережно относились к своим боезапасам, хотя разведданные и говорили об их существенном количестве, а по отдельным номенклатурным позициям, так и вовсе превосходили запасы ВСУ. Три из четырех диверсионно-разведывательных групп, засланных накануне на территорию занятую противником, в установленное для связи время сообщили о проделанной работе по минированию объектов, указанных в ранее выданном задании и уже готовились покинуть оперативную зону, прося обеспечить прикрытие. Четвертая группа молчала, и это слегка нервировало кураторов из Генштаба. По большому счету, выходу на связь могли помешать лишь два обстоятельства: раскрытие и уничтожение группы противодиверсионными силами противника, либо элементарная боязнь «засветить» свое местоположение, потому как служба радиоперехвата, организованная спецами из Москвы, у врага была налажена на высочайшем уровне. Но все это, в конечном счете, укладывалось в рамки допустимых потерь. Единственное, что по-настоящему беспокоило аналитиков Генштаба, так это работа снайперов. Россияне взяли себе за правило использовать в качестве полигона для испытания своего снайперского оружие украинский ТВД.[123] Особую головную боль ВСУ причиняли такие образцы, как DXL-4 «Севастополь»[124] нестандартного калибра 10,4 мм, дальнейшее продолжение знаменитого «Сумрака»[125] и ORSIS T-5000М[126] сменного калибра, бьющая на дальность до 2000 метров. Американские «Барретты», охотно поставляемые «добрыми» заокеанскими дядюшками по неприличным до сумасшествия ценам мало того, что проигрывали русским по дальности прицельного выстрела, так еще ко всему прочему была капризной и ужасно тяжелой. Иногда доходило до того, что наученные горьким опытом, полученным в кровавых состязаниях, украинские снайперы отказывались участвовать в дуэлях с московитами, предпочитая уступить свое место заезжим гастролерам из Прибалтики или Скандинавии. Но когда и в те страны потянулись вереницы цинковых гробов с останками любителей сафари, то и они попритихли и уже не связывались с русскими.
И все-таки несмотря