Читать интересную книгу Добрые предзнаменования - Нил Гейман

– … Бии Иии Иии

– Кончай звуки издавать! Это в Тадфилде! Я это чувствовал! Ты туда должен пойти и…

Он убрал трубку ото рта.

– Проклятье! – бросил он, выругавшись первый раз за более чем четыре тысячи лет.

Секундочку. У демона ведь был и другой канал, так ведь? Он был такой… Азирафаил неуклюже порылся в книжке, чуть не уронив ее на пол. У них скоро терпение кончится.

Он нашел другой номер. Он его набрал. По нему почти сразу ответили. В то же время, тихонько звякнул магазинный колокольчик.

Голос Кроули, становившийся громче по мере приближения к микрофону, произнес:

– …не шучу. Але?

– Кроули, это я!

– Нгх, – голос звучал скверно. Даже в нынешнем своем состоянии Азирафаил почувствовал, что у Кроули проблемы.

– Ты один? – спросил он осторожно.

– Не. Со мной старый друг.

– Слушай…

– Изыди, сатанинское отродье!

Азирафаил очень медленно развернулся.

Шедвелл дрожал от возбуждения. Он все видел. Он все слышал. Ничего он из этого не понял, но знал, что люди делают с кругами, свечами и фимиамом. Знал он это точно. Пятнадцать раз видел «Дьявол Выезжает», шестнадцать, если считать тот раз, когда его выкинули из кинотеатра, поскольку он слишком громко выражал свое нелестное мнение об охотнике на ведьм (охотнике-любителе!) Кристофере Ли.

Гады, они его использовали. Превращали в глупости славные традиции Армии.

– Ты в руках моих, злая ты сволочь! – вскричал он, надвигаясь, как поеденный молью ангел мести. – Знаю я, чем ты занимаешься, сюда приходишь и женщин соблазняешь, чтоб волю злую твою выполняли!

– Думаю, вы не в тот магазин попали, – ответил ему Азирафаил. – Я перезвоню, – сказал он в трубку и повесил ее.

– Видел я, чем занимался ты! – прорычал Шедвелл. Вокруг его рта выступили пятна пены. Он был сердитее, чем когда-либо себя помнил.

– Э-э, эти вещи не то, чем кажутся, – отозвался Азирафаил, но еще говоря это, почувствовав, что этому гамбиту в разговоре недоставало определенной отшлифованности.

– Спорю, не то! – крикнул Шедвелл триумфально.

– Нет, я имею в виду…

Не сводя с ангела глаз, Шедвелл прошаркал назад, схватил дверь магазина, так ее захлопнув, что колокольчик злобно зазвенел.

– Колокольчик, – проговорил он.

Он схватил «Прелестные и аккуратные пророчества» и грохнул их об стол.

– Книга, – рявкнул он.

Он порылся в кармане и достал свой любимый «Ронсон».

– Практически свеча! – выкрикнул он и начал надвигаться.

На его пути светился слабым голубым светом круг.

– Э, – бросил Азирафаил, – думаю, это скверная идея…

Шедвелл не слушал.

– Силами, что даны мне добродетелью должности моей охотника на ведьм, – говорил он монотонно, – я велю тебе из места сего исчезнуть…

– Видишь ли, круг…

– …и вернуться отныне в место, откуда прибыл ты, не останавливаясь, чтобы…

– …будет весьма глупо в него человеку встать без…

– … и нам зло доставлять через…

– В круг не входи, тупой ты человек!

– …никогда не возвращаясь сюда, чтоб досаждать…

– Да, да, но, пожалуйста, не входи в…

Азирафаил побежал к Шедвеллу, указующе маша руками.

– … не возвращаясь БОЛЕЕ НИКОГДА! – закончил Шедвелл. Он навел карательный, с черным ногтем палец.

Азирафаил посмотрел вниз, под ноги, и во второй раз за последние пять минут выругался. Он вошел в круг.

– О[53], … – бросил он.

Послышался мелодичный звук, вроде как хлопок по стене, и голубое сияние исчезло. И Азирафаил тоже.

Прошло тридцать секунд. Шедвелл не двигался. Потом он поднял дрожащую левую руку и аккуратно опустил ей правую.

– Эй? – проговорил он. – Эй?

Никто не ответил.

Шедвелл поежился. Затем, держа перед собой свою левую руку, как пистолет, из которого он не смел выстрелить и не знал, как его разрядить, он вышел на улицу, позволив двери захлопнуться за собой.

От стука двери чуть дрогнул пол. Одна из свечей Азирафаила упала, пролив горящий воск на старое, сухое дерево.

Лондонская квартира Кроули была воплощением стильности. Была всем, чем должна быть квартира: просторной, белой, элегантно меблированной, и выглядела так особо спланированной, как выглядят только те квартиры, где не живут.

Это потому, что Кроули в ней не жил.

Это было просто место, куда он в конце дня возвращался, когда был в Лондоне. Кровати всегда были постелены; холодильник всегда был полон едой для гурманов, которая никогда не портилась (ведь, в конце концов, для этого-то и был у Кроули холодильник), и если уж на то пошло, холодильник никогда не приходилось размораживать, или даже в розетку включать.

В комнате отдыха находились телевизор, белый кожаный диван, видео и лазердисковый плейер, автоответчик, два телефона – канал с автоответчиком, и секретный канал (номер, пока что не открытый легионами продавцов по телефону, которые упорно пытались продать Кроули двойное стекло, которого у него уже было, или страховку жизни, которая ему не была нужна) – и квадратная, черная, матовая звуковая система, так превосходно сделанная, что были у нее только выключатель и регулятор громкости. Единственным звуковым прибором, пропущенным Кроули, были колонки; он про них забыл. Не то что бы это что-то меняло. Воспроизведение звука и так было вполне безупречно.

Был у него неподключенный факсовый аппарат с умом компьютера и компьютер с умом муравья с замедленным развитием. И все равно Кроули его раз в несколько месяцев апгрейдил, поскольку Кроули считал, что тот человек, которым он пытался быть, должен иметь ухоженный компьютер. Этот было вроде «Порше» с экраном. Руководства все еще были в их прозрачной обертке[54].

На самом деле, единственные вещи, которым Кроули какое-то личное внимание уделял, были домашние растения. Они были огромные, зеленые и славные, с блестящими, здоровыми, глянцевитыми листьями.

Это было потому, что раз в неделю Кроули обходил квартиру с зеленой поливалкой для цветов, поливая листья и разговаривая с растениями.

Он услышал о разговоре с растениями в ранние семидесятые, по Радио Четыре, и подумал, что это замечательная идея. Хотя, возможно, «разговаривать» – неподходящее слово для того, что Кроули делал.

Он им страх перед Богом внушал.

Перед Кроули, точнее.

Плюс к тому раз в пару месяцев Кроули выбирал растение, что слишком медленно росло, или листья его от жары свернулись, или превратилось оно из зеленого в коричневое, или просто так хорошо, как другие, не выглядело, и он его по квартире проносил, показывая остальным. «Попрощайтесь с другом, – говорил он им. – Не выдержал, как видите…»

Потом он покидал квартиру с оскорбившим его растением, и часом позже возвращался с большим пустым горшком, который он где-нибудь на видном месте на полу оставлял.

Растения были самыми роскошными, зелеными и красивыми в Лондоне. А также самыми напуганными.

Комната была откуда-то освещена прожекторами и белыми неоновыми трубками из тех, что люди случайно прислоняют к креслу или углу.

Единственным украшением стены была картина в рамке – этюд для «Моны Лизы», оригинальный набросок Леонардо да Винчи. Кроули его купил у художника одним жарким вечером во Флоренции и считал, что он лучше окончательного варианта[55].

У Кроули были спальня, кухня, кабинет, комната отдыха и туалет; каждая комната была чиста и безупречна.

Он проводил время долгого ожидания Конца Света, чувствуя себя неуютно, в каждой из этих комнат.

Позвонил опять своим агентам в Армии Охотников на Ведьм, но его контакт, сержант Шедвелл, только что вышел, а безмозглая секретарша не могла понять, что он готов поговорить с любым другим человеком.

– Мистер Пульцифер тоже не здесь, дорогуша, – говорила она. – В Тадфилд утром уехал. У него миссия.

– Я хочу поговорить хоть с кем-нибудь, – пояснил Кроули.

– Я это передам мистеру Шедвеллу, – ответила она на это, – когда он вернется. А теперь, уж простите, сегодня мое утро занято, не могу джентльмена заставлять долго ждать, а то он помрет. А в два придут на сеанс миссис Ормерод, мистер Скроджи и молодая Джулия, перед этим надо почистить место и тому подобное. Но я ваше послание мистеру Шедвеллу передам.

Кроули сдался. Попытался почитать роман, но не смог сконцентрироваться. Попытался рассортировать по алфавиту свои CD, но сдался, когда открыл, что они уже рассортированы, как и его книги, и коллекция Музыки Соул[56].

В конце концов он уселся на белый кожаный диван и сделал жест в сторону телевизора.

– Приходят сообщения, – сказал взволнованный ведущий новостей, – э, эти сообщения, ну, похоже, никто не знает, что происходит, но доступные нам сообщения, похоже, э, показывают возрастание в международных трениях, которые, несомненно, казались бы невозможными на прошлой неделе, когда казалось, что у всех такие славные отношения. Э.