глотает всухомятку — умение, которое меня всегда ставило в тупик, но я уже протягиваю ей чашку диетической колы, которую она просила. Она выпивает половину за пару секунд, прежде чем причмокнуть губами и вздохнуть. Тетя Майра смотрит на нас с опаской, ее пальцы двигаются как в тумане, когда она заплетает волосы Элизы. Я подмигиваю ей.
— Не волнуйся, тетя Май. Я принесла немного еды для тебя.
Она поджимает губы и кивает, макая мозолистые пальцы в гель для укладки и легкими движениями втирая его в кожу головы Лизи.
— Хорошо, потому что я собиралась сказать…
Ей не нужно заканчивать свой полувыговор. Я знаю, что бы случилось, если бы я забыла ей что-нибудь принести.
— Мне это было нужно, — объявляет Элиза в неподобающей леди манере с наполовину набитым ртом, когда я плюхаюсь на край кофейного столика напротив нее. Если бы ее сестры по женскому обществу могли видеть ее сейчас, они бы отказались от нее.
— Я говорила тебе, что ты это сделаешь, — упрекает теплая и манящая пожилая женщина, качая головой. Она вытаскивает гребень с крысиным хвостом, который воткнула в волосы Элизы, чтобы взять другую прядь. Элиза морщится, когда ее тетя туго заплетает нарощенные волосы у корней. Если бы она не так привыкла к боли, то сейчас была бы в слезах.
— Я думаю, это делает меня твоим героем, — я хихикаю, гремя бутылочкой с обезболивающим, как будто это мое любимое оружие. — Я заберу свой поцелуй позже.
— Это будет большой праздник, так что тебе лучше быть готовой, — отвечает она. Беззаботный тон превращается в стон, когда быстрые пальцы продолжают работать над ее головой.
Я отставляю еду тети Майры в сторону и кладу еду Элизы ей на колени. Она быстро погружается в нее.
Я немного болтаю с тетей Майрой и догоняю пожилую женщину, поскольку в последний раз мы видели ее два месяца назад во время последнего визита Элизы. Обычно, когда я прихожу навестить Лизи, это для того, чтобы принести ей еду, но сегодня она забыла свое лекарство, что вынудило меня зайти в аптеку по дороге сюда. Я не слишком возражала, радуясь любому предлогу не заниматься сегодня.
Когда разговор иссякает, тетя Майра любезно велит мне заткнуться и нажимает кнопку воспроизведения на пульте телевизора, чтобы продолжить просмотр ее турецкой драмы. Я осторожно беру упаковку крупной картошки фри, которую заказала, чтобы поделиться с Элизой.
— Итак, — начинаю я, обращая свое внимание на свою подругу, сбитую с толку тем, насколько душераздирающе сногсшибательна она, несмотря на то, как растрёпано выглядит с одной половиной прически, а с другой нет. — Как прошло твое свидание прошлой ночью?
Элиза проглатывает кусок, над которым работала, ей не терпится заговорить.
— Хорошо. Так хорошо. Он повел меня в этот сальса-клуб, и мы танцевали и смеялись, а потом мы купили мороженое, когда я сказала, что хочу чего-нибудь сладкого, и мы поцеловались в машине после того, как отвезли меня в «Дельта хаус», и, о мой чертов бог, Тата. Он — вау, он хорошо целуется. Действительно хорошо. Я превратилась в бабочку и воспряла среди звезд… Вот как хорошо.
Быть хорошо целующимся — это большое дело для Элизы, учитывая, насколько ограничена ее интимная деятельность.
— Человек, который знает, как пользоваться своим языком. У нас есть такой.
Элиза хихикает, ее глаза возбужденно блестят.
— Как долго ты была без сознания? Ты так и не прислала мне сообщение о том, что ты дома.
— Оу. Извини. Но это было, типа, семь часов?
У меня отвисает челюсть. Я не могу даже семь часов находиться рядом с самой собой, поэтому у меня дома всегда включен телевизор.
— Семь часов? О чем, черт возьми, вы говорили семь гребаных часов?
— Наши любимые фильмы. Музыка. Жизнь. Мечты. О боже мой, подожди! Ты знала, что он хочет стать шеф-поваром? Сейчас он просто занимается футболом, потому что это оплачивает колледж, и он сказал, что пошел бы в НФЛ, если бы ему предложили должность, что вполне вероятно. В этом году он должен поступить в Комбинат. Но, честно говоря, его настоящая страсть — кулинария, — у нее сияют глаза, ее жемчужно-белые зубы сверкают, а улыбка становится шире. — Разве это не самая милая вещь, которую ты когда-либо слышала? Я имею в виду, какой парень не только умеет готовить, но и искренне наслаждается и хочет этого?
Тетя Майра издает насмешливый звук и на секунду отрывает взгляд от своего шоу.
— Черт возьми, тебе повезло. Единственное, что мой муж умеет готовить, — это мои чертовы нервы.
Я фыркаю и щелкаю пальцами в знак сердечного согласия, прежде чем переключить свое внимание на Элизу.
— Это мило, Лизи. Мужчины, которые умеют готовить, встречаются очень редко и чертовски сексуальны, — от меня не ускользает, что Резерфорд продемонстрировал то же самое уникальное качество, которое, я признаю, сделало его еще более привлекательным. Французский тост, который он подал, был восхитителен. Не то чтобы это имело значение. Или что мне не все равно.
Это не так, и я не думаю об этом.
— Угадай, о чем еще мы говорили? — она не дает мне времени на догадки. — О тебе.
Меня это удивило.
— Не можешь удержать мое имя подальше от своих уст, да?
— Тата…
Я все еще сопротивляюсь серьезному разговору, который она пытается завести.
— Слушай, если это касается секса втроем, просто знай, что мне нужно пять рабочих дней, чтобы рассмотреть предложение.
Она прищуривает глаза и стискивает зубы, когда ее голову дергают особенно сильно.
— Ха-ха-ха. Остановка. Ты слишком забавная, — ее речь монотонна. — Но нет, ты противная маленькая девчонка. Мы говорили о тебе, Отис, и о кофейне.
Теперь моя очередь вздрагивать и хмуриться.
— О, точно. Пари, — я забыла, что Андрес Элизы также друг Отиса и нападающий моего отца, Херик.
— О, точно. Пари, — издевается она, жалко подражая мне, и хмурится. — Да, пари, ты, глупая голова. Почему ты мне ничего не сказал? — она бросает в меня заколку для волос.
Я улавливаю это.
— Я же говорила тебе, что столкнулась с ними в кафе.
— Да, и что Отис солгал о том, как все сложилось между вами двумя. Но ты не упомянул о пари.
Я откидываюсь назад и прижимаю ладонь к крышке стеклянного столика.
— Я не думала, что это важно.
— Или, может быть, — начинает она медленно, осторожно ступая, зная, что бы она ни собиралась сказать, мне это не понравится, — ты не хочешь говорить о своих чувствах.
И снова мы здесь.
— Какие чувства?
— Твои чувства… к нему.
— К кому? Резерфорду?