Читать интересную книгу Анабиоз - Илья Бушмин

Демиург схалтурил.

Вся моя жизнь, все вокруг и я сам были такой карикатурой и пародией. Нужно просто открыть глаза и проснуться, положив конец этому всему. Всего лишь открыть глаза.

Я набрал номер Жени. Она взяла трубку, но молчала. Я слышал лишь, как она сопит и шмыгает носом.

– Сергей может быть мертв, – впервые признал я вслух. – Я не хочу верить в это, но такой вариант возможен. Но тогда этот ребенок будет единственным, что останется после моего брата. Да и после всего нашего долбанутого семейства. Единственный продолжатель рода. Мой племянник или племянница. Нельзя так поступать.

– Леш, у меня…

– …Нет денег, я знаю, – кивнул я. – Скоро я вернусь и займусь этим. Устроюсь на работу. У меня есть пара вариантов. Один знакомый в автосервис звал. Деньги будут. Немного, но на жизнь хватит. Только не делай глупостей, хорошо?

Женя всхлипнула и угукнула.

– И как это будет? Мать-, блин, -одиночка?

Я вздохнул. Дышать все еще было тяжело.

– Посмотрим. Если ты захочешь, мы можем попозже, когда все уляжется, сказать всем, что это мой ребенок.

Женя помолчала.

– И ты пойдешь на это? – пораженно пробормотала она.

– Для меня он в любом случае будет родным. В наших жилах будет течь одна кровь, помнишь? Так что, Женя, знай, что я ни за что тебя не оставлю. И не делай глупостей. Только ничего не натвори, пока я не вернусь. Хорошо?

Женя снова заплакала. Потом снова угукнула. И отключилась.

Картинки за грязным окном тамбура проносились перед глазами, но я их не видел. Я стоял, как сомнамбула, и пытался думать, но в голове было пусто. Голова продолжала раскалываться, и это было довольно странно. От чего именно она раскалывается, если внутри – пусто?

Пригородный поезд прибыл на вокзал Новокуйбышевска строго по расписанию. Узкий перрон и серое двухэтажное здание вокзала. Я первым выпрыгнул из вагона и, привычно поправив рюкзак на плече, осмотрелся. Ворот не было – чтобы попасть за территорию вокзала, нужно было пройти через само здание и никак иначе. Я так и поступил. Передо мной открылась узкая разбитая улочка, облепленная старыми серыми домами. Никакой привокзальной площади не было и в помине. Новокуйбышевск вызвал у меня странное чувство запустения. Чуть поодаль в ряд стояли автомобили и несколько маршрутных «Газелей».

Перед зданием вокзала я заприметил двух мужичков в оранжевых жилетах. Один мел тротуар, второй покупал сигареты в киоске через дорогу. Я направился прямо к нему. Мужичок напрягся, увидев мое лицо. К таким взглядам я уже начал привыкать. Иероглифы на шее, заплывший глаз, разбитая скула и распухшие кровавые губы. Было от чего напрячься.

Я сделал мирный жест рукой, боясь, что мужик бросится бежать или защищаться:

– Добрый день. Вы здесь работаете?

Мужичок немного успокоился.

– Парень, тебя каток переехал?

– Похоже на то, – я достал из кармана сложенную вчетверо листовку с фотографией Сергея и показал мужичку. – Скажите, вы здесь вот этого парня не видели?

Мужичок открывал пачку только что купленных сигарет. Бросил целлофан на землю. Покосился на своего коллегу, метущего тротуар, подобрал пленку и бросил в урну. В их отношениях с коллегой-дворником прослеживалась интрига. Только потом мужичок посмотрел на листовку. Затем на меня. Прищурился и снова опустил глаза на фотографию Сергея.

– Это же тот самый пацан.

У меня вздрогнуло сердце.

А потом была узкая разбитая дорога, с обеих сторон окруженная жидкими деревцами, сквозь которые иногда робко проглядывали крыши частных домов. Вокзал был вдалеке от основной части города, и эта дорога вела непосредственно к Новокуйбышевску. Я сидел у окна маршрутки, смотрел на проплывающие за окном домишки и стихийные салки и часто дышал, не веря в происходящее.

– Эта история была с месяц назад, наверное, – рассказал мне мужичок на вокзале. – У нас тут все о ней гудели. Этот парень нарисовался прямо на перроне. Весь грязный, избитый. Голова разбита, волосы в крови. Говорил, что он ничего не помнит. Вообще ничего, прикидываешь? Кто он, откуда, как его зовут, сколько ему лет – вообще ничего! Без базара, парень, я такое только в кино видел раньше.

– И что потом? Куда он делся?

– А куда он мог деться? – удивился мужичок. – Наши менты, ну, на воронке, отвезли его в больницу. А там фиг знает, что с ним делали. Обследовали, наверное, или как-то подлечили… Наша местная брехушка о нем даже писала вроде.

– Брехушка?

– Ну, газета.

Я трясся в маршрутке и боялся, что все это было сном. Час назад я хотел проснуться, а сейчас я боялся, что это произойдет. Сергей. Он был рядом. Он был где-то здесь. Этот унылый городок казался мне сейчас самым лучшим местом, в котором я бывал в своей жизни. Учитывая, что до недавнего времени я ни разу не выезжал за пределы Москвы, комплимент не казался выдающимся, но мне действительно так казалось.

Еще одна узкая улочка. С одной стороны растянулся частный сектор, а с другой – раскиданные по утопающей в деревьях территории серые и унылые двух- и трехэтажные дома. Корпуса местной больницы. Часа полтора я бегал от здания к зданию, в каждом из них ища человека в белом халате, который согласился бы остановиться, а не с характерным для современных врачей надменным равнодушием прошел мимо, и взглянуть на фотографию Сергея.

Так я узнал, где мне искать нужного врача.

Психиатрическое отделение Новокуйбышевской городской больницы. Заведующего отделением звали Аркадий Семенович Айшанов.

Дежурная медсестра отделения не собиралась меня впускать и даже пригрозила вызвать полицию. Пока я не показал ей фото моего брата.

– Ой, – сказала она.

– Вот именно, – согласился я. – Как мне можно поговорить с чертовым врачом?

Медик оказался грустным человеком в возрасте, с седыми волосами и нависшими над глазами тяжелыми веками, которые делали его еще более грустным. Он пригласил меня в кабинет.

– А с вами что произошло?

– По официальной версии, это был каток. Аркадий Семенович – вас ведь так зовут? – что с моим братом? Вы им занимались?

Айшанов вздохнул.

– Все правильно. Как, говорите, зовут вашего брата? Сергей?

– Да, – нахмурился я. – Подождите… он что, так и не вспомнил ничего?

– Совершенно верно. Ваш брат получил черепно-мозговую травму, сотрясение мозга и внутричерепную гематому. Эта травма вызвала нарушение памяти. Вам знакомо слово амнезия?

– Амнезия, – с глупым видом повторил я.

А ведь пару недель версия амнезии проскальзывала. Но все вышло совсем не так.

– Диссоциативная амнезия, – кивнул медик. – Расстройство, которое является последствием либо сильнейшего стресса, либо, как в случае с вашим братом, травмы головного мозга. При данном виде амнезии пациент утрачивает память на события личного характера. При этом у него сохраняется способность восприятия новой информации. Мало того, ваш брат сохранил в памяти общую информацию об окружающем мире. Он умеет писать, читать, общаться и внятно излагать свои мысли. Но не помнит совершенно ничего о самом себе. О своей личности.

Я выдохнул. Мне нужно было время, чтобы осмыслить это.

– В поезде, в котором он ехал… «Москва-Оренбург». Он мог нарваться на грабителя, который подсыпал ему что-то в еду или в какой-нибудь напиток. Что-то вроде клофелина. Сейчас в Самаре как раз задержали такую банду. Их жертвы теряли память из-за передозировки этих… – я не мог собраться и с трудом подбирал нужные слова. – …этих препаратов, в общем. Может быть такое, что у Сергея память пропала из-за этого?

Айшанов покачал головой.

– Мы сделали все анализы. Если бы он принял какие-то психотропные или нейролептические препараты, их следы остались бы в крови. Но ничего подобного мы не обнаружили. Амнезию вызвала черепно-мозговая травма, – Айшанов вздохнул. – Значит, его зовут Сергей… А ведь я долго допытывался. Мы с ним очень плотно общались. Я задавал всевозможные вопросы, чтобы пробиться к его памяти. Называл все имена, которые мог вспомнить. На имя «Евгений» ваш брат отреагировал. Он сказал, что имя ему знакомо. Мы решили, что именно так его и зовут. Женя.

Я закусил губу.

– Нет. Так зовут его девушку. Они живут вместе. И после этой командировки он хотел сделать ей предложение.

Айшанов улыбнулся.

– Вот как. Значит, ваш брат ее действительно любит, раз всем, что он смог вспомнить о своей собственной жизни, оказалось ее имя.

Доктор понятия не имел, что во мне вызывают его слова. Но мне начало казаться, что он специально сыплет соль мне на рану, нажимая в самое болезненное место.

– Первые четыре дня Же… простите, Сергей жил здесь, в нашем отделении, – продолжал эскулап. – Мы приглашали к нему участкового из полиции. Но тот сказал, что ничего не сможет сделать для вашего брата, поскольку у него нет никаких документов, удостоверяющих личность.