Анабиоз
Илья Бушмин
Анабиоз (от греч. anabiosis — оживление, возвращение к жизни) — состояние живого организма, при котором жизненные процессы настолько замедлены, что отсутствуют видимые проявления жизни. Анабиоз часто наблюдается при резком ухудшении условий существования.
***
…Не смей верить, что полночь черна,
Что этого не изменить,
И такова воля божья
Кое-что происходит и по твоей воле.
Радован Караджич
© Илья Бушмин, 2016
Корректор Юлия Фикс
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Круг седьмой
1
— Квитанция.
Голос у сотрудника блока хранения СИЗО был характерный: высокомерный, холодный. Всем своим видом он давал понять, что говорит с дерьмом и ничтожеством, находящимся от него по социальной лестнице так же безнадежно далеко, как дикие древние люди от богов с Олимпа.
Я молча протянул квитанцию. Сотрудник вздохнул, исподлобья одарив меня взглядом «как-же-вы-достали-долбанные-урки». Нехотя встал и скрылся где-то в глубине помещения, оставив меня созерцать его рабочее место сквозь решетку.
Минут через пять он вернулся. В руках черный пакет с биркой, на которой было нацарапано мое имя и прочие идентификационные данные.
— Так. Начнем, — пакет зашуршал. Сотрудник выудил из него тонкий зажим для денег. — Это что, кошелек?
— Калита, — буркнул я.
Сотрудник ничего не понял. Бросил на меня суровый взгляд. Он не любил слышать слова, которых не понимал. Заглянул в зажим для денег и положил передо мной.
— Кошелек. Деньги в количестве 150 рублей.
Полгода назад там лежали три штуки. Но я промолчал. По пути к камере хранения СИЗО зажим побывал у оперов, затем в дежурной части родного ОВД, после чего прошел еще через несколько рук и лишь затем оказался здесь. Вряд ли сотруднику блока хранения досталось хоть что-то.
— Браслет какой-то… — озадачился сотрудник, покачал головой и положил предмет передо мной, на полку в окошке решетки. — В общем, кожаный браслет.
Это была фенечка, которая крепилась на руке с помощью двух магнитов. Толстая, в половину пальца толщиной, и длинная — она овивала запястье дважды. Если использовать ее как хлыст, можно выбить глаза. Пару раз с упырями с района я такое проворачивал.
Я молча защелкнул браслет на правом запястье.
— Ключи.
Тонкая связка ключей. Два из них от дома предков. Третий от съемной квартиры, где я ютился еще полгода назад. Сейчас этот ключ можно было выбрасывать.
— А это что за хрень?
Последним предметом, который сотрудник выудил из пакета, была явара. Пластиковая ладонная палочка с тупыми концами и резьбой, чтобы не выскальзывала из рук.
— Брелок.
— А чего не на ключах?
— Откуда я знаю. Я полгода его в руки не брал. Может, кто-то из ваших с моими вещами игрался?
Сотрудник прищурился. Ему хотелось обложить меня матом, как он привык. Я смотрел ему в глаза и ждал реакции. И он увидел, что я не боюсь. Мне на самом деле было плевать. Сотрудник угрюмо хмыкнул и почти швырнул явару на полку.
— Все.
Сотового телефона мне не вернули. Я не был удивлен. Моя мобила была краденой.
— Распишись в получении… Рогов.
Через несколько минут, пройдя по тусклому унылому коридору сквозь вереницу одинаково тоскливо скрипящих железных дверей, я оказался в дежурной части СИЗО. Здесь увидел надзирателя из нашего блока. Он только прибыл на смену. На плече висела сумка.
— Что, Рогов? — хмыкнул надзиратель. — Отпустили?
— Как видите.
— Ничего. — он ткнул мне в грудь свой толстый палец. — Я знаю таких, как ты. Пара пьянок, кореша, мордобой — и вот ты снова здесь. Так что не прощаемся.
Я знал, что этого не будет никогда. Потому что я обещал. Обещал Сергею. Но я промолчал. Мне хотелось побыстрее свалить отсюда.
Меня никто не встречал. Перед СИЗО кучками стояли люди. Посетители к другим арестантам. Никого из моих не было. Не было даже Сергея.
А ведь он должен был меня встретить. Если не он — то вообще кто?
У парня, чья физиономия была попроще, стрельнул сигарету. Закурил. И понял, чего сейчас мне хотелось больше всего. Нет, даже не хорошей ванной или хотя бы душа. Выпить. Чего-нибудь холодного. И, желательно, покрепче.
Но у меня было всего 150 рублей.
Поправив на плече рюкзак с личными вещами, которые скрашивали мой досуг в камере, я двинулся к проходной. На выезде с территории СИЗО топтался молодой, моложе меня, пацан в форме и говорил по телефону. С девушкой. Он ее успокаивал, а она явно не хотела успокаиваться. Встретив мой взгляд, пацан зло поджал губы и зло уставился на меня. Ему не терпелось дождаться, когда я смоюсь, и он сможет продолжить препираться со своей девчонкой.
— Удачи, — хмыкнул я и, наконец, покинул территорию.
По улице сновали машины. Шум, такой забытый за последние месяцы, вибрировал вокруг. Шорох шин по асфальту, рычание двигателей, звуки сигналов, какая-то музыка, голоса — все сливалось в один сплошной гул города… Я полной грудью, жадно вдохнул воздух.
Можно было пойти к метро, ближайшая станция была рядом. Но при мысли о душном людном подземелье, куда придется окунаться, только покинув душную вонючую камеру, я тут же отогнал эту идею.
И просто двинулся вдоль тротуара. Глаза искали магазин. Торговую точку я нашел через пару сотен метров. Магазинчик был крохотным, но все, что мне сейчас было нужно, здесь имелось.
— Сигареты, — я назвал продавщице марку. — Зажигалку. И бутылку пива.
На ценниках виднелись цифры. После тупого душного мирка в СИЗО голова соображала туго. Лишь когда продавщица сообщила, сколько стоит все это удовольствие, я сообразил, что это цены. Всего полгода, но все выросло в цене.
— Тогда что-нибудь подешевле. Мне не хватит. Зажигалку не надо, просто спички. Вот эти сигареты. А пиво самое дешевое какое-нибудь. Только холодное, — продавщица выполняла все невозмутимо. — Давно цены так задрали?
— На табачную продукцию цены каждый месяц повышают, — поведала она. — О вашем же здоровье заботятся, кстати.
— А поликлиники новые открывать и врачей учить по-настоящему, а не как сейчас, не пробовали? Хотя других проще заставлять тратиться, чем тратить самим.
Почему-то ее обрадовало продавщицу, и она даже улыбнулась, принимая деньги. Забавные и странные люди.
Бутылку я вскрыл старым дворовым способом — с помощью заборчика около магазина, уперев зубья крышки в его поверхность и как следует двинув по крышке сверху.
Что делать дальше, я не знал. Можно было отправиться к Тимуру и отметить как следует то, что меня наконец отпустили. Тем более — я это точно знал — я бы не оказался на свободе, если бы Тимур не подсуетился как следует.
Но меня никто не встретил. Тимур — бог с ним. А вот Сергей…
Допив пиво, я швырнул бутылку в урну и шагнул к проезжей части. После полугодового воздержания я почувствовал, что сразу захмелел. В голове повело. Дышать стало легче. Я поднял руку и принялся голосовать.
Останавливаться никто даже не собирался. Во-первых, рядом СИЗО. Во-вторых, ни один человек в здравом уме, если разобраться, в свою машину меня бы не пустил. Небритый и обросший — грязные провонявшие камерой волосы доходили почти до плеч. В футболке, обнажавшей витую татуировку на руке. Вторая татуировка красовалась на шее, под левым ухом. Там были два иероглифа. Эту штуку я наколол, когда мы с пацанами отмечали 20 лет. Я тогда жутко надрался, и кто-то из пацанов взял меня на «слабо». В последний раз в жизни меня тогда взяли на «слабо». Иероглифы означали что-то вроде «психа». Помню, наутро я реально охренел, увидев японскую мазню практически на самом видном месте. Но прошло пять лет, и я привык.
Да, была еще одна татуировка. На правой задней лопатке. Это был череп с зажатым в зубах автоматным патроном. Эту штуку я наколол по собственной воле, будучи совершенно трезвым. Потому что безумно понравилась идея картинки. Или идея, которой в ней не было, но которую я вложил.
Сейчас череп с патроном закрывала черная ткань футболки.
Я закурил и продолжил голосовать. Наверняка это было делом безнадежным, но отступать я не привык. Кроме того, как еще попасть на другой конец Москвы без гроша в кармане и даже без телефона.
Через пару минут кто-то все-таки рискнул остановиться. Серебристая «десятка». Из окна выглянул тип с переломанным носом.
— Откинулся только?
— Типа того.
— Куда тебе?
Я ответил.
— Деньги-то есть?
— Вообще ни хрена.
— Мусора все выгребли, — догадался тип, с сочувствием покивал и открыл пассажирскую дверцу. — Запрыгивай.
На его пальцах я увидел воровские наколки. Понятно…