Читать интересную книгу В присутствии Бога (100 писем о молитве) - Анри Каффарель

Нет худшей нелепицы, чем рассматривать совершенство в наших земных категориях, как исполнение желания постоянно обладать Богом: совсем наоборот, оно есть активный поиск, движение, устремленное к Нему. «По причине запредельности тех благ, которые открываются ей, душа, — пишет также св. Григорий Нисский, — по мере того, как она продвигается все дальше, все время как бы пребывает в самом начале восхождения. Вот почему Слово повторяет: “Поднимись!” тому, кто уже поднялся, и “Приди!” тому, кто уже пришел. Действительно, тому, кто уже поистине поднялся, надо будет подниматься всегда, и перед тем, кто бежит по направлению к Господу, всегда будет обширное пространство. И так тот, кто поднимается, никогда не останавливается, следуя от начала к началу через начала, которым никогда не будет конца».

90. «Поклоняющийся в духе и истине»

Мой дорогой Жорж, поскольку ты хочешь молиться, начни с того, чтобы идти к Богу, созерцать Его. Все те люди, которые утверждают, что они неспособны молиться, если бы они отказались от претензии исторгнуть молитву из собственных своих глубин, если бы они согласились стать внимательными к Господу, то весьма возможно, что тогда в них ключом забила бы молитва, которая сейчас кажется им невозможной. Зеркало не производит света, оно его лишь отражает; и кроме того, необходимо, чтобы оно было обращено к источнику свеО. де Кондрен, священник, живший подлинно духовной жизнью, «поклоняющийся в духе и истине», рассказал однажды своему ученику Амелоту, как зародилась в нем та молитва поклонения, которая затем никогда в нем не иссякала. К счастью, услышавший записал то, что ему довелось услышать — и это одна из величайших страниц нашей духовной литературы, сравнимая со знаменитым «Мемориалом» Паскаля. Прочитав это, ты мне, возможно, скажешь, что здесь мы имеем дело с избранником, что Бог не являет Себя подобным образом каждому человеку. Но не значит ли это скорее, что мы сами не умеем ни видеть, ни слышать? Ибо Бог неустанно являет нам Себя и говорит нам: через творение, через историю Иудейского народа, через поступки и слова Христовы, яркие знамения Его нерушимой любви, через священные Писания, которые находятся в нашем распоряжении. Но мы, слепые и глухие, мы продолжаем не ведать Бога, тогда как Его откровения здесь, перед нашими глазами. Я предлагаю поразмышлять нам вместе с тобой над этой великой страницей. Она красноречиво показывает то, в чем я хотел бы тебя убедить, а именно, что молитва есть ответ человека на явление Бога: «Когда он достиг этого возраста (12-ти лет), случилось, что, будучи занят однажды учением… он вдруг в одно мгновение увидел, что дух его окружен дивным светом, в сиянии которого Божественное величие представилось ему

столь безмерным и бесконечным, что, казалось, ничто больше не должно существовать, как только это чистое Бытие, и что всей вселенной надлежит разрушиться ради Его славы». Несомненно, ему и прежде приходилось слышать о Величии Божием. Но от такого умственного знания далеко до конкретного, живого переживания, как далеко от описания молнии до того огня небесного, который внезапно ударяет возле вас в дерево в лесу во время ночной грозы. Постарайся понять, мой дорогой Жорж, реакцию юного Кондрена: свойства, напряженность бытия Божия явились ему такими, что в то же мгновение вся вселенная показалась ему не только ничтожной, но даже в каком-то смысле странной, неподобающей, смещенной, неприемлемой: необходимо, чтобы вселенная разрушилась, чтобы она уступила место Богу, чтобы она стерлась перед лицом безмерной славы Божией. Простереться ниц перед Господом, как иудеи Ветхого Завета, казалось Кондрену совершенно недостаточным: нужно было исчезнуть, и не только ему самому, но и всему миру; ибо, действительно, невозможно по-другому воздать такое восхищенное и почтительное поклонение, которое было бы достойно Бога.

«Он увидел, что Бог не испытывает нужды ни в каком творении; что Его собственный Сын, в Котором Его благоволение, должен был принести Ему Свою жизнь; что единственно только желание предания себя и всех вещей вместе с Иисусом-Жертвой было достойно Его величия, и не желать потерять самого себя вместе с Его Сыном ради любви к Нему, это значит недостаточно любить Его». Он передает свою непосредственную реакцию с помощью четких понятий и тотчас находит подтверждение своим чувствам: Сам Иисус должен был принести Себя Богу, принести в полном смысле слова — принести Себя в жертву, отдать Себя, как дерево огню, чтобы быть им поглощенным. Любить, не доходя до такого предела, не соглашаясь потерять себя вместе с Иисусом Христом, оставив какую-то надежду на уклонение, — было бы насмешкой. Это первое впечатление Кондрена проясняется в дальнейшем, когда ему открылось Величие Божие. «Этот свет был столь чистым и столь могущественным, что произвел на его душу впечатление смерти, которое никогда затем не изгладилось… Он предал себя от всего сердца Богу, чтобы быть обращенным в ничто в Его честь и чтобы никогда не жить иначе, как только в таком расположении духа». Юный мальчик возвращается к своим играм, к своим занятиям, к своим товарищам, но так сильно было то впечатление, что он навсегда его запомнит. «Впечатление смерти», как если бы Бог разрушил все, кроме Себя, в душе Кондрена. Стоит явиться солнцу, и все звезды как бы гаснут; вся вселенная, все то, что до сих привлекало, очаровывало, притягивало взгляды, разум, сердце юного Кондрена, внезапно оказалось обесцвеченным, лишенным всякой соблазнительности, всякой привлекательности, всякого интереса. Одно Существо, одно-единственное, заняло все место, непреодолимо притягивая. Но юный мальчик избежал искушения овладеть Им, чтобы Им наслаждаться; он стремится потеряться в Нем «ради любви к Нему». «Чтобы быть обращенным в ничто». Рассмотрим внимательно, что это значит. Существует известный вкус к ничто, бесовский, который есть отвращение к существованию, отказ от него, страсть разрушать и разрушаться. Но здесь совсем иное, божественное, стремление самоуничтожения, рожденное любовью, не для того, чтобы стать ничем, но чтобы стать другим. Так дерево стремится стать огнем, так приношение на алтаре ожидает, когда оно лишится собственной природы через проникновение в него Христа. Тот, кто любил поистине, не может не понять этой непреодолимой потребности не только выразить свою любовь, но и дать ее неопровержимое свидетельство. Но таким бывает только одно свидетельство: принести, отдать, утратить свою жизнь ради того, кого любишь, в честь Бога, Которого любишь. «Тогда он познал, что весь этот мир должен сгореть из-за греха людей, что божественная чистота, святость и справедливость испытывает ко греху крайнее отвращение, и только на Иисуса Христа взирает она с благоволением, и на то, что проникнуто Его духом». И вот в его мыслях возникает новый образ. Сопоставление Бога и мира приводит не только к обнаружению контраста между Творцом и тварью, между «Тем, кто есть», «Сущим», и тем, что существует только благодаря Богу, но также и противопоставления, непримиримого противоречия, вопиющей несовместимости между Божественной Святостью — потрясающей Чистотой, — и гнусным грехом мира. Несовместимости, которая уже однажды заставила воскликнуть Исаию: «Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами… — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис 6,5).

Но во тьме этого грешного мира — одна сияющая точка: Иисус Христос, на Коем взгляд Отца покоится с благоволением. «Ибо, поскольку он пребывал в бездне своего ничтожества перед божественною святостью и в пламенном желании пожертвовать собой для Его славы, ему дана была исключительная радость увидеть Сына Божия, Который есть постоянная Жертва для Своего Отца… Он познал, что жертва Иисуса Христа была осуществлением горячего стремления всех тех, кто желал сам быть закланным, но кто видел свою неспособность воздать должную честь Богу своею жертвой. И что принести Отцу вечному Его убитого Сына, исповедуя Ему, что не только вся вселенная, но даже Самый Сын Сей должен был быть уничтожен в Его присутствии, означает бесконечно славить божественную святость, праведность, самодостаточность, одним словом, всю бесконечность вечного Отца. Он видел, что нет ничего, достойного Бога, кроме этой единственной жертвы Иисуса Христа». Иисус Христос есть не только отрада для Отчего взгляда, но и надежда для юного Кондрена. Он понял, что и уничтожение себя, о каком он мечтал, и даже заклание всего мира было бы недостаточно и неспособно воздать Богу то поклонение, которого Он достоин. Не достаточно, чтобы жертва была заклана, надо еще, чтобы она была достойна Бога! И Кондрен, при виде этой всеобщей неспособности почтить достойно Бога, Чье сияние ему только что открылось, погрузился бы в отчаяние, если бы мысль об Иисусе Христе, «жертве чистой, жертве святой, жертве непорочной»[8], не вернула ему надежды. Он понял, что следует только включиться в эту жертву Христа, и принести ее, присоединив себя к ней, чтобы Отец был почтен бесконечной честью, как Он того достоин. Вновь появляется лейтмотив этих бессмертных страниц: Сам Иисус Христос, совершенный Поклоняющийся, «должен был быть уничтожен», должен был умереть, чтобы преобразиться. Ибо поклоняться значит уничтожаться, уступать все место тому огню поядающему, какова есть Слава Божия, Слава Бога Живого, желающего быть «всем во всех». Это дивное видение возбудило в Кондрене исключительное почитание св. Мессы, в которой в распоряжение тех, кто стремится почтить Бога так, как Он того достоин, предоставлена жертва Самого Иисуса Христа. И в то же время он понял, что настанет день, когда и он станет священником, станет человеком, совершающим святую Мессу.