Читать интересную книгу Эмблема с секретом - Данил Корецкий

– Ставьте датчики на “36-й” – немодифицированный образец. Внешнее воздействие моделей не различает!

Молодец! И потому, что умница, и потому, что не срет в штаны, когда надо взять на себя ответственность.

Вечером с бригадиром технарей спустились в арсенал, осмотрели толстое зеленое тело “Р-36”. Заглянули в технологические люки, осмотрели разъемы, поискали места, куда можно поставить дополнительные датчики. А таких мест-то и нету! Тесно везде. Доступ к важнейшим узлам и системам отсутствует. Ничего странного: инженеры воплотили замыслы конструкторов “в металл”, изделие готово к использованию. А к чему сводится “использование” для сотрудников полигона? К заправке и пуску! Техдоводку в таких условиях, конечно, никто никогда не проводил. Почему об этом никто не заикнулся на совещании рабочей группы в Москве, для меня остается величайшей загадкой.

Из Ужура и Ашулука ничего. Там наверняка столкнулись с такой же проблемой. Москва тоже молчит, не вносит корректив, не дает мудрых советов.

Надо справляться своими силами. Не везти же эту елду на завод, в самом деле…»

«День 5-й. Наши технари молодцы – они решили задачу. Все допоборудование установлено.

Даже не верится.

Втиснули в технологические люки 5 детекторов излучения, подсоединили их к питающим проводам. В головную часть вместо имитирующей боеголовку болванки поставили “черный ящик” в титановой оболочке, который сохранит всю телеметрическую информацию даже в случае ядерного взрыва. И передатчик, сообщающий на КП сведения датчиков каждую минуту полета.

Опять залезаю в арсенал, со специального подъемника осматриваю зеленое чудовище, точнее, произведенные в нем изменения. Бригадир техдоводки рядом – показывает, объясняет, я принимаю по списку каждый датчик, сверяю с журналом проведенных работ. Убедившись, что все совпадает, пломбирую отсек, ставлю роспись в журнале. Я – последний, кто прикоснулся к этому узлу до старта. Тут же вспоминается детская поговорка: “Последняя рука хуже дурака”…

Нет, все должно быть в порядке. Когда мы заканчиваем, “Р-36” окружают автоматчики. Никто не подойдет к ней до самого пуска, и я лично буду это контролировать!

Из прохладного, пахнущего металлом и смазками хранилища поднимаемся на поверхность. Груз, давивший все эти дни, свалился с плеч. Я в восторге жму руку бригадиру:

– Вы даже не представляете, что вы сделали!

Тот кисло усмехается.

– Почему же, прекрасно представляю. Совершили акт вредительства, нарушив заводскую комплектацию и утвержденную КБ схему электрических цепей изделия “Р-36”. А вы это подтвердили своими подписями. Раньше за такое расстреливали, сейчас дадут лет по пятнадцать…

У меня даже челюсть отвисла.

– Шутите?

Бригадир пожимает плечами.

– Пошутить могут те, кто находится наверху, – он показывает пальцем вверх. – На этот раз неудачи вполне можно списать на наше вмешательство…

Я, щурясь, смотрю на голубое небо. Вряд ли оттуда последуют такие шутки. Но для того руководства, которое пониже, такой сценарий вполне вероятен… Хотя времена не те. А главное – такая шутка ничего не даст: катастрофы ведь не закончатся…

– Не бойтесь, это исключено! – твердо говорю я.

– Надеюсь, – отвечает бригадир.

Короткий часовой перерыв.

Мне отвели кабинет на третьем этаже штаба, это бывшая ленинская комната. Телевизор, небольшая библиотечка, кондиционер. Да, еще древний проигрыватель “Аккорд-101” и стопка виниловых дисков. Валерий Ободзинский, “Самоцветы”, Эдуард Хиль, о… Дин Рид!..

Сейчас бы холодного-прехолодного пива с таранькой… Но откуда здесь такая роскошь?

Осторожный стук. Бочком-бочком входит сержант с подносом. На подносе – запотевшая бутылка пива, стакан и гора сушеных окуньков. Я даже ничего сказать не успел, только глянул. Не знаю, что там у меня на лице изобразилось. Сержант даже не крикнул, а хрюкнул:

– Никак нет, товарищ майор, я ошибся!!!

И мигом исчез.

Что-то с лицом у меня, наверное, не то. Но я тут же изменил выражение, выскочил в коридор и вернул служивого обратно».

«День 6-й. Ракета на старте. Заправка. Снова иду ставить пломбы и расписываться. Этих росписей в случае чего мне хватит на несколько пожизненных сроков.

Взвод охраны берет пусковую вышку в кольцо.

Все. Мавр сделал свое дело. Остается ждать приказа. Пуск будет проходить дистанционно, нам даже на кнопку нажимать не придется, только доложить о готовности… Кто будет нажимать, я даже точно не знаю. Может, в штабе округа в Астрахани. Или даже в Москве.

Срочно в душ. И – отдыхать. Вернее, ждать».

«Ночь 6-го дня. В полночь на аэродроме приземлился новенький “Ми-35М” с бортовым номером 50-“желтый”. Его видно через бинокль из окна ленинской комнаты. Двигатель заглушили, но наружу никто не выходит. Думаю, это вертолет Генерального штаба.

Значит, они и будут пускать…»

* * *

– А ведь я в 2002-м служил в Дичково, товарищ майор, – негромко сказал Зейналов, глядя в подсвеченную прожекторами ночь за окном. Он жадно курил, собирая пепел в спичечный коробок. – Я помню, как вы приезжали… Мы тогда все деревья облазили и чердаки, искали этот сканер. А Колька Иващенко чей-то транзистор разломал, плату оттуда достал и отнес вам. Чтобы увольнительную заработать…

– Вы рядовым служили? – спросил Евсеев. Он тоже смотрел в окно. В инфракрасный бинокль можно было разглядеть пусковую вышку, на аэродроме ритмично мигали габаритные огни вертолета.

– Да. Я с вами на той подъемной платформе был, когда Ленину голову снимали. Не помните меня?

– Нет.

– А я помню. Когда вы достали этот сканер оттуда, у вас лицо было такое…

– Какое?

– Счастливое, – Зейналов старательно обточил кончик сигареты о дно коробка. Она стала похожа на ракету. – Светилось даже.

– Это сканер светился, – сказал Евсеев.

Ему сейчас было не до Зейналова с его воспоминаниями. Команду на пуск могли отдать в любую минуту.

– Я на всю жизнь это запомнил, – прозвучал в темноте голос особиста. – У нас в казарме тогда шутки офицеров повторяли: вот лох московский приехал в штиблетах.

Голос осекся.

– Извините, конечно, товарищ майор, но вы действительно в таких штиблетах были идиот… смешных… А потом в одну минуту все переменилось. Все наше начальство будто ниже ростом стало. Рогожкин особенно. Непонятно, то ли сожрать вас были готовы, то ли сапоги лизать. Я такого никогда раньше не видел…

Евсеев снова приставил бинокль к глазам. Его одинаково раздражали едкий сигаретный дым и проникновенный голос Зейналова. Скорее бы уже давали пуск.

– Я тогда сказал себе, что тоже хочу работать в ФСБ. Прямо на этой платформе поклялся… У нового начштаба рекомендацию выпросил в Академию ФСБ… Готовился, зубрил как проклятый… И поступил. Сразу после «срочки». На контрразведывательный.

Помолчали. Рация на подоконнике издала короткий хрипящий звук и снова замолчала. Евсеев взял ее, приложил к уху. Ничего.

– Так что вы, можно сказать, вроде крестного отца для меня, товарищ майор… – пробубнил Зейналов.

И спустя минуту спросил:

– А с Рогожкиным что было, не знаете? Его ведь в Москву вроде вызвали?.. И даже арестовали… Но потом он к нам приезжал…

Над стартовым столом вдруг взвилась красная сигнальная ракета, оставляя на сетчатке сверкающий дугообразный след. Монотонно загудела сирена. И в ту же секунду рация ожила:

– Всем службам и подразделениям! Учебно-боевая тревога!

* * *

«Утро 7-го дня.

Как только ракета ушла, меня вызвали в вертолет Генштаба. Там – Второй замминистра обороны, Главный эксперт комиссии Юрий Яковлевич и полковник РВСН из рабочей группы по контрольным пускам.

Взлетели сразу. Курс на Ашулук. Как куратор я должен лично проверить готовность изделий на всех стартовых площадках. Головой отвечаю.

В рассветном небе отчетливо виден белый инверсионный след “36-й”.

Здесь хорошая звукоизоляция и довольно комфортно. Юрий Яковлевич объяснил мне, что это новейший транспортно-боевой вертолет, на вооружение поступили всего три единицы. Он с увлечением рассказывал о модернизированных узлах и системах вооружения, но я слушал вполуха. Кураторские заботы не дают покоя. Но жалеть поздно.

На подлете к Ашулуку передали, что наша ракета самоликвидировалась в пределах 300-километровой зоны. Связался с Дичково, приказал своей опергруппе отправляться в зону крушения.

…Ашулук, полигон РК-13.

Брат-близнец Дичковского полигона.

К счастью, допоборудование уже установлено. Моя задача – проверить целостность пломб, поставить свою подпись в рапорте о готовности изделия. С точки зрения здравого смысла – полная бессмыслица. Зачем гонять для этого огромный девятитонный вертолет? С точки зрения бюрократической, формальной, это называется локализацией ответственности. Если обнаружится, что причиной сбоя послужила элементарная халатность, отвечать за все буду я один. Пожалуй, разумно. Не для меня, конечно.