Читать интересную книгу Должностные лица - Иван Щеголихин

Первое свое наблюдение для Романа Захаровича Соня сделала такое Когда они сидели за столом, и даже раньше, когда ехали в машин» можно было заподозрить, что между Ириной Григорьевной и Мельником что-то есть, не напрасно шеф наказывал ей следить. Соня сразу заметила как заиграла ее спутница, как выпрямилась при виде Мельника, слов" лошадка в цирке, о чем это говорит? Не окажись здесь Соня, выпили бы они коньячку, хи-хи да ха-ха, как это у них, у взрослых, одни в пустой квартире, сама пустота наводит на всякие такие разные мечты и лла ны, — нет, нет, это чушь конечно, нехорошие мысли. Но все равно поведение ее спутницы изменилось, какие-то едва уловимые ужимки у <ее начались, и глаза стали другими, в общем, хочешь, не хочешь, а Соня подумала о чем-то порочном.

Под вечер, часов в семь, когда должен кончиться час пик, они поехали в ГУМ, там, кстати, и Красная площадь. Соне покупать особенно нечего, у нее все есть и всегда было — доставал дядя. Сначала он устроился на межрайбазу грузчиком (уплатил большой взнос), а потом стал экспедитором, тоже за взнос, зато теперь дом — полная чаша, и у дяди, и у всех родственников. Но вот колечко какое-нибудь особенное Соня купила бы с удовольствием. Родители дали ей двести рублей, да и Роман Захарович дал сто, вот уже круглая сумма, надо ею умненько распорядиться, пока что это самые большие деньги, какие Соне приходилось держать в руках за все свои семнадцать с половиной лет.

Она увидела Красную площадь, — ой, давайте пройдемся, на память! Как космонавты перед полетом. Но Ирина Григорьевна поморщилась — пока будем расхаживать, ГУМ закроется. А как восхитительно в ГУМе, потрясно, какое здесь блаженство, какие сумки, какие колготки, какая парфюмерия, из-за одной упаковки можно купить. Ирина Григорьевна повела быстро, целеустремленно, не останавливаясь, предупредила, если потеряемся, жди у фонтана. Потащила ее в какой-то салон с большими стеклами, где народу было совсем немного, а кассирша сидела словно птичка в клетке, причем золоченой, ажурной. Соня не сразу догадалась, что это укрытие от налета на кассу, перед таким произведением искусства любой грабитель с места не сдвинется. Оказалось, здесь салон ювелирных изделий, и Соня ринулась выбирать, вот это колечко она бы себе взяла, и вот это, за триста десять, дороговато, надо же себе рублей двадцать оставить на всякий пожар. Набитого холодильника в квартире Михаила Ефимовича хватит им на неделю, но надо же и на метро оставить. А вот еще колечко с камешком голубым, кажется сапфир, ну да, сапфир, сколько стоит? О, да это изумруд, его называют зеленым бриллиантом, две тысячи триста, кто его купит? Вообще слово «драгоценности» как понять — дорогие ценности? Масло масляное. Сообща, конечно, можно скинуться на две триста и по очереди носить, но среди молодежи так не принято. Соня подвинулась на шаг к следующей витрине, тут подешевле. Между прочим, здесь, в сравнении с другими отделами, не было ни одной молоденькой продавщицы, все примерно в возрасте Ирины Григорьевны. Соня отошла, а Ирина Григорьевна как раз там осталась и Соня услышала ее негромкий вопрос и гораздо громче голос продавщицы:

— А вы цену рассмотрели? Две тысячи триста.

— Вижу, не слепая, выписывайте. — Ирина Григорьевна пошла платить, Соня заметила, каким взглядом продавщица ее проводила, очень насыщенным, содержательным взглядом. Зато кассирша, пожилая армянка с черным пушком над губой, встретила ее чрезвычайно приветливо, исключительно любезно. Ирина Григорьевна спокойно открыла свою сумочку, достала две пачки, кажется, по пятьдесят рублей и распечатала еще пачку десяток, любимых Соней, розовых пластиночек. Две триста, кассирша пересчитала, не убирая улыбки, пробила старинным музейным аппаратом, подала чек. Ирина Григорьевна вернулась, взяла колечко в коробочке и небрежно, даже не посмотрев, там оно, могло и выпасть, положила коробочку в сумочку и оглянулась, ища Соню. А Соня застыла со своими тремя сотнями в лифчике, она была унижена и оскорблена, ей хотелось что-нибудь разбить, порвать, укусить себя хотя бы за локоть, — разве справедливо, когда одному дается вон сколько, а другому кукиш с маслом? Ирина Григорьевна кивнула Соне, та очнулась и под взглядом продавщицы гордо прошагала к Ирине Григорьевне, приобщая себя к зеленому бриллианту.

Они вышли опять в толпу, Ирина Григорьевна спросила, а что себе выбрала Соня. Ничего она не выбрала и не станет выбирать, разве это сумма — триста рублей? Соня была на грани слез, как в детстве, лет наверно семь назад. Она лучше всех играла в классе фортепьяно, но летом приехала чья-то родственница из Риги и так сыграла, что Соне захотелось отрезать себе пальцы и больше не подходить к инструменту. Девочка уехала в свою Ригу, обыкновенная, конопатая, а Соня навсегда перестала быть первой.

— У меня нет денег, — выдавила три слова Соня, а потом все-таки улыбнулась. — Мне все это не нравится.

— А ты займи у Михаила Ефимовича, он человек богатый.

— Есть и кроме него богатые, но при чем здесь я?

Как это понять, на что Ирина Григорьевна намекает? Соня развеселилась.

— Я бы вот эту сумку купила, смотрите, шестьдесят рублей, зато фирма! — И Соня давай выказывать широту, ассортимент своих желаний и свои познания. А потом опять замолчала, когда Ирина Григорьевна сказала ей:

— Знаешь, подружка, с твоими данными можно миллионами ворочать. Если голова на плечах будет.

Что она имела в виду, какие данные? И что значит, голова на плечах, как это? Вообще-то голова у нее есть. Со временем Соня станет начальницей, должностным лицом, только как бы это ускорить? Очень хотелось ускорить, особенно сейчас, в Москве. Надо успеть, пока она молода и красива. Свое превосходство над многими она ощущала и здесь, такие все замухрыги, даже удивительно, откуда в Москве столько всякой швалйТ за весь день Соня встретила две-три фигуры, не больше, чтобы и лицо, и одежда.

В салоне часов Ирина Григорьевна купила еще два золотых браслета, почему-то для мужских часов, за тысячу пятнадцать и за тысячу триста пятьдесят. И Соня уже не удивилась, можно, оказывается, ко всему привыкнуть. Поехали домой, и весь вечер Соня наслаждалась цветным телевизором особой марки с дистанционным управлением, развалилась в кресле и нажимала на кнопочку, а каналы переключались сами собой. Ирина Григорьевна листала и как будто даже читала журнал «Плейбой» с голыми девицами.

На другой день появился Михаил Ефимович, привез белые ромашки со своей дачи, в холодильник положил два-три свертка. Дача у него не простая, как и следовало ожидать, купил он ее у Лидии Руслановой, знаменитой певицы. Холодильник опять пополнился деликатесами, причем Соня нашла, что финская колбаса не так вкусна, как алма-атинская или семипалатинская, отдает химией.

Поехали на его черной «Волге» по Москве, довольно быстро прокатили в Измайловский парк, и Соня очень внимательно рассмотрела эту самую виллу — обыкновенный дом, каких в Каратасе полно, особенно на окраине. У нас даже есть получше, чеченские, например, двухэтажные или немецкие с мансардой. А здесь ничего особенного, дом, как дом. Соня не удержалась:

— Фи-и, что за хата? Я-то думала, правда особняк.

— Скол'.ко, по-твоему, стоит эта хата? — сразу вздыбился Михаил Ефимович.

— Да ничего она, по-моему, не стоит. — Соня будто уже начала торговаться от имени Романа Захаровича.

— Сто тысяч, как минимум. Во-первых, Москва, во-вторых, центр, тут на метро через пятнадцать минут выходишь прямо напротив Большого театра, что еще нужно культурному человеку? За одно это уже можно платить сто тысяч.

— Если их иметь, конечно…

Правда, внутри просторно, комнат четыре или даже пять, в таком же доме, примерно, и Соня с родителями живет, только туалет у них на улице, а здесь прямо в квартире (ну, это на любителя), и отопление здесь не печное, а проведены батареи.

— Есть гараж, обрати внимание, этому дому цены нет! — сказал горячо Михаил Ефимович, но уже не Соне, а Ирине Григорьевне, словно боясь, что Соня ее отговорит выкладывать сто тысяч.

Встретило их многочисленное семейство — мужчина лет тридцати, с брюшком, такого же возраста полная женщина, двое детей, лет десяти и двенадцати, еще какая-то женщина в вязаной кофте, юноша лет двадцати в очках, старик, седой, еще довольно крепкий, выяснилось, он-то и является хозяином дома и, как Соня поняла, за него-то и должна выйти замуж Ирина Григорьевна. Посадили за стол, что-то ели, что-то пили, заправлял Михаил Ефимович, а полная женщина все время говорила комплименты, то Ирине Григорьевне, то Соне уделяла внимание, какие вы обе милые, привлекательные, какие вы добрые и жизнерадостные — откуда ей знать? Потом быстро все свернули, Михаилу Ефимовичу надо было поспешать за город, он сказал, что подбросит Соню, а Ирина Григорьевна останется здесь, чтобы присмотреться к новому дому и поближе сойтись с этой гостеприимной семьей.