Ах, уж эти мне чувства — думает лукавая Я-Грета, и я вновь впадаю в панику. Вот рухнуть мне в пасть морскому дьяволу, да что это за шиза такая, совершенно неуправляемая⁈
Я-Грета совершает изящнейший реверанс перед монархом, и на мгновение смотрит в глаза Феликса Третьего. Мне нет нужды распахивать очи в призыве, у крошки Греты иная техника, видимо, более изощренная — взгляд вонзается подобно двойному, остро отточенному рыболовному крючку, пронзает мужские зрачки, проходит острием сквозь сердце и всаживается ниже, ниже, да, именно туда…
Я прелестна. Об этом шепчутся придворные, об этом думают стражники на стенах замка и столпившиеся в дверях кухни повара и поварята. Возможно, в моей чарующей прелести еще не до конца убедились горожане, их, бедняжек, не подпускают близко.
На мне волшебно пошитое платье, шелк редчайший, дающий глубину блеска, плечи и руки мои в меру открыты, видна чистота кожи. Уложенные в высокую прическу медово-рыжие тяжелые локоны открывают хрупкую шейку, схваченную легким ожерельем. Невесомая диадема и серьги тоже лишь штрихи, подчеркивающие прелесть невинности.
Я сиротка, оставшаяся без родителей не так давно. Идея соединить богатые земли и благородные сердца удачна и своевременна.
Вот только я не принцесса Маргарет. В смысле, не я-Рита, а вот эта девушка в свадебном платье не несет в себе ни капли королевской крови. В ней иная кровь: чище, гуще и ядовитее.
Вновь бьет колокол. Король слегка склоняет голову в знак приветствия и признания, принимает мою доверчивую руку и тут же передает меня сыну.
Принц — просто чудо. Статный, гибкий, с густыми каштановыми волосами, ярко-синеглазый, уже отнюдь не мальчик — лицо воина и охотника, с правильными и четкими чертами. На нем черный обманчиво простой колет, остальное белоснежное: сорочка, лосины, высокие мягкие сапоги, ножны шпаги и те покрыты белым лаком. Он смотрит на меня, как дитя на сверток с подарком под Рождественской елкой. Это действительно так — крючки моего безжалостно хищного взгляда еще утром вонзились в его глаза. Пока я-Грета так хочу — он мой.
Моя рука ложится в его сильную ладонь, мы вместе озираем с помоста просторный двор замка, праздничную толпу, кружащихся над башнями голубей, поворачиваемся к епископу и одновременно преклоняем колени.
Епископ еще не стар, статен, не по-церковному привлекателен этакой суровой мужской красотой. Ничего удивительного: эти трое родственники. Епископ приходится моему будущему мужу, дядей или двоюродным дядей — Грета не вникала во второстепенные подробности.
Подсекать крючком взгляда Его Преосвященство нет никакой необходимости. Но Грета все равно это делает. Ей просто нравится, в каком-то смысле она всего лишь шалящая девчонка.
Епископ хорошо поставленным голосом зачитывал долженствующие слова, в паузах его речи многозначительно вторил колокол, толпа придворных и горожан благоговейно внимала. Взгляд Его Преосвященства упирался в мою склоненную шею, туда, где спина была чуть приоткрыта нежным шелком. Я-Грета едва заметно двинула плечами: пусть там образуется ложбинка, и взгляд епископа скользнет ниже, и уже ведомый воспаленным воображением, заскользит дальше и дальше.
Грета знала очень много о епископе, да и обо всех присутствующих. Мы были очень-очень осведомленными особами, и поэтому опасными вдвойне.
Епископ закончил читать, ему подали подушечки с символическими церемониальными коронами и он поочередно возложил их на наши головы. Грета расстроилась — короны действительно были уж слишком символические, смахивающие на поделки из небрежно позолоченной жести.
Трижды ударил колокол, взвыли трубы — последнее было так неожиданно и звучно, что я-Грета вздрогнула.
— Не волнуйтесь, моя дорогая, все уже позади — шепнул принц, сжимая мою ладонь.
Церемония была почти закончена. Услужливые руки помогли нам встать. Принц Иероним взял меня и за вторую руку, приблизил лицо… Ах, этот первый поцелуй!
Я-Грета стеснительно опустила ресницы…
Ничего так. Взгляды толпы отвлекали, но все равно ничего. В поцелуях мой Иероним оказался не новичок, да и вообще красив, учтив, мужественен, пах прекрасно, просто истинное чудо. Жаль, что я знаю его досье.
Чувствовать себя женой и монаршей особой оказалось неожиданно приятно и волнительно. Грете тоже нравилось. Она бывала парочку раз мимолетно замужем, но не на самых верхах социальной лестницы, в общем, незначительные эпизоды.
Народ разразился восторженными криками, трубы трубили, барабаны стучали, еще что-то звенело и квакало. Впереди был технический перерыв, потом сбор в пиршественном зале. Горожан, стражников и прочий люд, естественно, ждали столы, накрытые на площади и в иных местах.
Мы двинулись к дверям замка, меня опекали, как новообретенную драгоценность короны, я рассылала смущенные улыбки, и только принц вел меня с несколько отсутствующим условно счастливым видом и на деревянных ногах. После поцелуев Греты так случалось не только с Его Высочеством, умела девушка чмокнуться со смыслом. Король и молодая королева шли бок о бок с молодыми, простой, как боевой пень, Феликс Третий гипнотизировал мое ушко, а королева Марта пылала безнадежной и застарелой ненавистью. Сие яркое чувство не относилось напрямую к бедняжке Грете. Просто наш король был женат уже в третий раз, и все его спутницы жизни не считали себя особо счастливыми женщинами. Собственно, предыдущие и не особо заживались на свете, вот Марта еще держалась. Лично мне нынешнюю королеву было даже немного жаль: изящная светловолосая особа с удивительными светло-серыми глазами, поразительно грациозная даже в тяжелом парадном платье. Она была постарше меня-Греты, но года на три-четыре, не больше. Козел наш король, умел таких очаровательных девушек с ума сводить.
Мысль про козла была моя личная, Грета к нормальным козликам относилась скорее с симпатией, но королю Феликсу Третьему ничего даже в принципе прощать не собиралась.
Тут к монаршей семье просочился некий святой отец, почтительно, но настойчиво зашептал королю. Феликс Третий с удивлением посмотрел на священнослужителя, но пожал плечами и повернулся к нам:
— Епископ желает дать несколько последних наставлений принцессе Маргарете.
Слегка оттаявший принц страстно сжал мой локоть:
— Нашел время наш святоша! Надеюсь, он не будет мучить вас слишком долго, моя дорогая.
Мы повернули к церкви.
Огромные двери впустили и с роковым скрипом закрылись за моей спиной. Шлейф мне пришлось приподнять и нести на руке, поскольку пажи, мой новоявленный муж, его и мои телохранители остались снаружи. Меня ждала душеспасительная беседа под тенью высоких величественных сводов. Церковь была хороша: своеобразный романский стиль, старинные скамьи, вырезанный из песчаника табернакль, круглая розетка окна, откуда падали причудливо переломленные пятна света… Стоп, о чем это я⁈ Не на экскурсии.
Епископ ждал меня в глубине, на границе света и тьмы. Стоял, благочестиво сложив руки, и жрал меня глазами.
Я пала на колени у его ног:
— Ваше Преосвященство, я в вашей власти!
— Полноте, дитя, — он отечески коснулся моего лица и властно приподнял другую руку. Повинуясь этому знаку, неф наполнили тягучие звуки органа. Ничто не мешало нам беседовать, любое слово оставалось в тайне.
Грета веселилась, глядя в лицо этому столь же красивому, сколь и порочному мужчине. Он был мой, весь: до последнего клочка отлично выбритой кожи и до последнего вздоха. Надушенные пальцы Его Преосвященства гладили мою щеку, и я скорее прочла по губам, чем услышала его слова:
— Дитя, я хочу спросить лишь одно. Ты действительно невинна?
— О, да! Так же как и вы, святой отец — прошептала я-Грета.
Ее манера выставлять напоказ грудь и все остальное, ничего не показывая, воистину казалась необъяснимым искусством.