прилепили то, что было под рукой. Я переписал данные на Захарову Нину Яковлевну.
— Где прописана и живешь?
— Улица Первой революции, дом восемьдесят пять, квартира тридцать.
— Пойдём со мной. — я вместе с покорно следующей за мной девицей, дошел до дежурки и наклонившись к окошечку в огромном листе оргстекла, крикнул дежурному:
— Слушай Вова, я не буду вашу дежурку ждать, сам съезжу до санпропускника на своей машине, заодно там заправлюсь. Если действительно взломали дверь — отзвонюсь по телефону, чтобы группа подъехала.
— Давай, езжай. Если это сделаешь — буду тебе сильно благодарен, а то сам знаешь, двадцать литров бензина на сутки на дежурку выделяют, у нее уже баки сухие, а ещё полночи впереди.
Я вывел Нину на улицу:
— Садись в машину, до дома тебя довезу.
— Ты что, меня отпускаешь?
— Отпускаю.
— Слушай, отдай мне деньги. Я матери лекарства куплю, а через два дня к тебе приду и во всем, признаюсь. Просто ей нельзя прием прерывать, доктора уверяют, что если продолжать колоть лекарства по схеме, она через полгода должна встать и потихоньку начать двигаться. Ну хочешь, я тебе расписку напишу, что это я украла деньги. Будь человеком, ну пожалуйста. Я только лекарства на весь срок куплю и прийду сдаваться...
— Садись в машину и поехали. Сейчас я все равно ничего решать не буду, а завтра позвони мне по этому телефону, будем с тобой вопрос закрывать. Давай, садись в машину, а то там уже весь санпропускник, такие же как ты нехорошие люди, вынесли. Придут завтра солдаты с эшелона помыться, а там все краны открутили и воды нет.
Глава 18
Глава восемнадцатая. Все беды от женщин.
Высадив Нину у ее дома, что мрачно чернел провалами спящих окон на затихший ночной сквер, я вышел из машины:
— Завтра, вернее уже сегодня, в двенадцать часов дня позвони мне по этому телефону, договоримся, где и когда встретимся. Все, беги в подъезд, я еще пару минут постою здесь, если в подъезде что случиться — громко кричи и беги обратно.
— А я не знаю, что опаснее — то, что может случиться в подъезде или ты — скептически ответила девушка прежде чем скрыться за громко скрипнувшей дверью.
Честно отстояв пять минут и не услышав душераздирающих криков, я посчитал, что долг по охране правопорядка, здесь и сейчас, выполнен, и поехал в сторону своего дома.
Ночь, завершающая мое суточное дежурство, выдалась бурной и насыщенной. После вскрытого санпропускника, откуда, на первый взгляд, ничего не украли, а я долго искал на земле большие гвозди, чтобы заколотить распахнутую дверь, пришлось три часа разбираться с пятью балбесами, которые устроили драку на привокзальной площади в четыре часа ночи, один из них имел глупость заявить подскочившему на шум экипажу вневедомственной охраны, что у него украли кошелек. Остаток ночи прошел в интенсивном общении с полупьяными гражданами, которые все еще хотели с кем ни будь подраться. К девяти часам утра, когда хмель из мужиков начал постепенно выходить, а «потерпевший», зафиксированный дежурной сменой в позе «ласточка», по причине буйства и нецензурной речи, пребывал в ожидании фургона медвытрезвителя, я, не зная, как решить вопрос с этим тупым заявлением, бездумно перебирал вещи задержанных, в беспорядке сваленных в ящик стола помощником дежурного.
— А это чей бумажник — я поднял вверх кошель светло-кофейного цвета.
«Потерпевший», с трудом вывернув голову в мою сторону, заорал: — Это мой, мой кошелек!
— Сколько там денег было?
— Рублей пять и мелочь.
Я щелкнул застежкой и показал всем нутро бумажника, где синела синяя, пятирублевая купюра:
— Ну, что, будем дальше разбираться, кто взял кошелек, или по домам все пойдем.
— Не, начальник, отпусти нас, о то рук уже не чувствую — заныл потерпевший. — Все, криминала нет, я пошел к себе, дальше сам разбирайся — я кивнул помощнику и пошел в кабинет, надеясь, что в банке из-под кофе осталось хотя бы пол-ложки бодрящего порошка. Домой я приехал на автопилоте, стараясь не уснуть за рулем. Поэтому, когда в моей квартире, ровно в полдень, раздался телефонный звонок, я, из последних сил пытаясь не заснуть, просто продиктовал свой домашний адрес. Деньги еще ночью были спрятаны в подвале моего дома, в деревянной клетушке, принадлежащей моей соседке, которая ей не пользовалась. Сквозь щели в досках было видно, что кроме мусора там ничего нет, а мой замок на двери удерживал от посещения хранилища случайных посетителей. Вот там, под помятым, ржавым ведром лежал пакет с деньгами.
До шести вечера я отчаянно боролся со сном, ища себе занятие. Последнее, что я помню, прежде чем волна усталости меня накрыла окончательно — я ищу букву «К» среди одинаковых черных клавиш печатной машинки, что бы наконец допечатать постановление от отказе в возбуждении уголовного дела по факту сообщения о краже в «ЦНТТМ Дорожного райкома ВЛКСМ» по адресу…».
Из похмельного, черного дневного сна меня вырвали увесистые удары в дверь квартиры. Я, плохо понимая, где я и кто пришел ко мне в гости, со скрипом поднялся и мотая головой, пошел открывать.
— Я думала ты меня обманул и чужой адрес дал — в уголках глаз Нины, что застыла с поднятым кулачком, когда дверь внезапно распахнулась, блестели капельки влаги: — ты бы хоть оделся, что ли.
— Если кому-то что-то не нравиться, кто-то может валить — я открыл дверь пошире, но моя гостья, громко фыркнув, вошла в квартиру: — Проходи на кухню, я сейчас лицо сполосну.
Облившись ледяной водой, я немного пришел в себя, и застал неожиданную картину — Нина сидела на стуле в комнате, сложив ладошки на коленях, как примерная первоклассница, а на пороге, полностью перегородив выход, лежал и внимательно глядел на нее Демон.
-Я же тебе сказал ждать меня на кухне. Ты надеялась в комнате деньги найти? — я помахал небольшим цилиндриком перетянутых резинкой купюр, что ждали своего часа на поднятом к самому потолку чугунном бачке унитаза.
— Нет, я просто хотела посмотреть, как ты живешь. Тесновато.
— Мне одному хватает. Демон, хороший мальчик, иди на место.
Пес многозначительно посмотрел на Нину и освободил проход, заняв свое любимое место, у батареи, за креслом.
— Кофе будешь?
— Извини, я не