и других подталкивала к сотрудничеству возможность комсомольцев обналичить перечисленные денежные средства, часть из которых должна была вернуться в глубокие карманы «красных директоров». А молодые сердца, хорошо усвоившие формулу Маркса «Товар-деньги-товар» уже планировали дальнейшее использование тысячных сумм. Из отрывочных фраз я понял, что в схеме участвуют шахтеры из соседней области, автомобили и японская бытовая техника, но разговор оборвался, второй заместитель или помощник распрощался и бодро застучал каблуками по лестнице. Я встал, надеясь, что мое заточение закончилась, но нет — Привалов и красивая главный бухгалтер стали со вкусом целоваться.
Не понимаю такой романтики — двое взрослых людей с громким чмоканьем целуются вреди голых беленных известью стен на пустой лестнице административного здания, хотя в десяти метрах от них, у каждого, есть уютный кабинет с удобными диванчиками, а выше из на два пролета мается загнавший себя в ловушку, вследствие своего крайнего любопытства, незадачливый милиционер. Когда вздохи Елены Алексеевны, которая своей улыбкой надавала мне авансов, а теперь изгибалась стройным телом в объятиях другого, стали меня крайне раздражать, я тихонечко пошел вверх по лестнице, лишь бы не слышать звуков интимного общения, в котором бы я, с огромным удовольствием, заменил Привалова.
На площадке четвертого этажа сиротливо лежала пустая картонная коробка из-под торта. Наверное, какая-то сладкоежка-комсомолка, поленилась дойти до мусорки и спрятала тару из-под съеденной сладости здесь. В остальном, в плоть до последнего, девятого этажа, все было пусто, скучно и уныло. Дойдя до крайней площадки, я стал спускаться вниз, в надежде, что любовники-комсомольцы утолили свой пыл и освободили мне дорогу к свободе. Но на пятом этаже я озадаченно замер — снизу раздавалось приглушенное шуршание, кто-то явно по лестнице, вверх, мне навстречу. Надеясь, что это не Привалов, случайно услышав мои шаги, во главе работников видеосалона, идет вверх разбираться, кто там ходит, а случайный посетитель просто хочет отлить, я стал быстро подниматься по лестнице. Если это случайный человек, то ему нет смысла подниматься на девятый этаж, чтобы оросить вонючей струей белую стену –облегчиться можно гораздо ниже.
Но моя надежда не оправдалась — звука журчащей струи слышно не было, но кто-то упорно пер наверх, громко сопя, начиная задыхаться, но все еще стараясь не топать ногами. Поднявшись на девятый этаж, я почувствовал себя крысой, загнанной в угол. Конечно, сейчас меня никто не тронет, тем более у меня с собой пистолет, но мало ли что в дальнейшем придумает Привалов, поняв, что я слышал все их ночные разговоры. Мой преследователь доплелся до восьмого этажа и замер там, тяжело отдуваясь и поскрипывая чем-то твердым по твердому. Любопытство толкнуло меня сделать осторожный шаг и выглянуть в щель между перилами. На площадке восьмого этажа, спиной ко мне, стояла тощая девчонка и старательно ковыряла стекло маленькой красной коробочки, за которой висел ключ от ящика с пожарным рукавом. Она возилась достаточно долго, что-то бормоча под нос, затем резко обернулась, очевидно, почувствовав мой взгляд. Узкое симпатичное личико, короткие светлые волосы и расширенные серые глаза, в которых плещется панический ужас — вот портрет ночной гостьи. Девушка ойкнула и бросилась вниз, уже особо не скрываясь, быстро перебирая ногами –веточками. Когда шум ее бегства затих далеко внизу, я попытался понять, что она делала с красной коробочкой. Стеклышко было вывернуто из пазов с трех сторон, еще держалась только четвертая, которую я за секунду вывернул ключом от квартиры. Бумажная с печатью на ящике с шлангом с одной стороны была аккуратно отклеена. Я сунул ключик в скважину и повернул его. Круглое контрольное окошко красного ящика позволяло видеть только плотно свернутые витки пожарного рукава из брезента зеленоватого цвета. Распахнутая дверка позволила мне обозреть все пространство красного бокса. По его углам были распиханы пачки денег, очень много денег. И я даже догадался, какая сумма здесь лежит.
Я запер дверку шкафа и пошел вниз. Мои планы были предельно ясны — вызов оперативной группы или, как минимум, эксперта. Изъятие денег с понятыми, а завтра... На мысли о планах на завтра я остановился. Я нашел похищенные деньги, те самые, которые, согласно лежащему в моей папке заявлению Привалова, никто и никогда не похищал. Я сделаю как надо, все изыму, а завтра хитрожопые комсомольцы заявят, что я заставил их написать заявление, что кражи не было, чтобы скрыть совершенное преступление. Или еще что ни будь придумают. Да даже ничего не заявят, просто Привалов заберет деньги, а красивая главный бухгалтер Елена Алексеевна снизойдет до поцелуя в мою небритую щеку и скажет, что я большой молодец. Нет, я не хочу быть молодцом и лохом. Есть юридический факт, что деньги комсомольцев нашлись. Значить, эти деньги, даже по советским законам, клад или находка, и с них мне полагается вознаграждение. Правда то, что я милиционер, лишает меня права на вознаграждение, так как я получаю оклад денежного содержания. Поэтому я не хочу делится с государством радостью от своей находки. Осталось только решить, как вынести отсюда деньги и самому незаметно уйти. Оставлять деньги здесь даже на пять минут было большой глупостью, вор или, точнее, воровка, могла попробовать вернуться. В карманы все пачки купюр не влезут, в папку с бумагами тоже. Я пошел вниз за коробкой из-под торта, которая бы вместила мои обретенные богатства. Дойти до коробки сразу у меня не получилось — на пятом этаже меня ждали.
На ступеньках сидела и плакала незнакомка с большими серыми глазами. Черная тушь размазалась по лицу, слезы текли по впалым щекам, оставляя грязные дорожки, но маленькая кисть крепко сжимала маленький перочинный ножик, чье наточенное лезвие грозно смотрело в мою сторону. Я остановился в метре от неё, она легко встала, подняв нож на уровень груди.
— Ты кто? — очень тихо спросил я.
Девушка зажмурилась и попыталась ткнуть меня ножиком. Естественно, длины ее руки не хватило, но давать ей шанс повторить эту глупость не стоило, поэтому я достал красные корочки и задрав полу куртки, показал кобуру пистолета.
— Это мои деньги! — прошептала девушка: — Они мои.
— Убери нож, пока ничего плохого не случилось.
Девушка задумалась на пару секунд, потом все-таки принял решение — узкая, хрупкая даже на вид стальная пластинка с щелчком исчезла в серой пластиковой рукояти перочинного ножа. Ножа я не боялся, какой-то маникюрный, вероятнее всего он бы сломался при попытке ударить меня, но рисковать не стоило. Я взял девчонку за плечо, легко преодолев её сопротивление, и потащил её вниз — оставлять её