Читать интересную книгу Снести ему голову - Найо Марш

Аллейн положил руку на обложку и повернулся к хозяйке дома.

— Вы очень умно поступили, показав мне эту тетрадь, — торжественно проговорил он. — Могу вас поздравить. — Он встал и устремил на старую даму серьезный взгляд. Леди Алиса повернула к нему свое лицо жены Ноя и мигнула, как ящерица.

— Собираетесь идти, да?

— Вам, наверное, уже пора спать?

— Вот это скорее всего, — согласился доктор Оттерли, стряхивая пепел с сигары.

— Тетя Акки, уже больше десяти.

— Чепуха! Давайте-ка выпьем бренди. Где у нас поднос для вина? Позвоните в колокольчик, Оттерли.

Престарелая горничная появилась сразу по звонку, как в сказке, и уже с подносом, на котором стояли стаканы для бренди и бутылка такого же сказочного коньяка.

— По мне так лучше вот так, — проскрипела леди Алиса, — чем со всякими там кофе. Папа всегда говорил: «Когда обед не греет уж живот, а сон еще нейдет — послать за бренди надо». По-моему, совсем неплохой совет…

Когда они уехали из замка Мардиан, было уже одиннадцать.

Фокс, который сидел у камина и запивал пивом свои заметки, посмотрел на вошедшего начальника поверх очков. В глазах Аллейна светился необычный огонек.

— Признаться, я ожидал вас чуть раньше, сударь, — сказал Фокс. — Не хотите ли пропустить пинту?

— Только если вы согласны нести меня потом до кровати на себе. Мы тут славно покутили с госпожой в замке. Ей, если я не ошибаюсь, уже девяносто четыре, но вино хлещет — дай бог каждому.

— Скажите пожалуйста! — Фокс поцокал языком. — Присядьте, сэр.

— Да я-то еще ладно. Вот интересно, как там доктор Оттерли… Когда мы прощались, он пронзительным фальцетом выводил арию из «Фауста».

— А что было на обед? Я имею в виду — из еды.

— Несчастная жертва Эрни и недоваренная брюссельская капуста. Впрочем, вина подавали божественные. В роли бога — папа госпожи Алисы. Но, как говорится, piece de resistance[25] всего вечера, Братец Лис, настоящим чудом, переданным мне из рук в руки самой госпожой Алисой, явилось — как вы думаете что?

— Даже предположить не могу, сударь, — невозмутимо улыбался Фокс.

— Маленькая такая деталька — недостающее звено в цепи. Этакий крохотный золотой ключик к дверце — а за дверцей… Да полноте, не обижайтесь, Братец Лис, но не могу же я не обращать внимания на жирные улики, которые прямо-таки суют мне под нос. Вы слышали погоду на завтра?

Вот теперь Фокс действительно встревожился. Прочистив горло, он сообщил, что погоду обещали теплую и ясную.

— Прекрасно! — Аллейн хлопнул его по спине. — Просто отлично! Значит, нас ждет развлечение.

— О господи, — встревожился Фокс, — какое еще развлечение?

— С участием мечей и скрипок, Братец Лис. Тру-ля-ля, тру-ля-ля — знаете? Картинки старой доброй Англии — с колокольчиками. Моррис для девяти шашек, всякая там пыль… Подчеркиваю — для девяти.

— И что?..

— Будем восстанавливать весь танец, мой друг, и я скажу вам зачем. Слушайте.

2

В пятницу, через два дня после среды Скрещенных Мечей, скудное зимнее солнце робко выглянуло из-за горизонта над Южным и Восточным Мардианом. Однако лучи его распространились повсеместно. Они играли на чашках с кофе в доме преподобного отца мистера Самюэля Стейне, на рядах бутылок в баре гостиницы «Лесной смотритель», на наковальне в Кузнецовой Роще…

У себя дома в Йоуфорде доктор Оттерли с одобрением смотрел в окно, любуясь ясной погодой.

Там же, в Йоуфорде, щурился на солнышке Саймон Бегг, который занимался починкой колеса докторского автомобиля. Саймон думал об открывавшихся перед ним блестящих возможностях, связанных с Кузнецовой Рощей, и в то же время чувствовал себя неловко оттого, что в такие дни может испытывать радость. Тем не менее за работой он что-то весело насвистывал.

Трикси у себя за стойкой тихонько напевала, мальчик-половой тоже свистел.

Камилла, стоя у окна, расчесывала волосы и при этом повторяла речевое упражнение: «Полли с Билли, Молли с Вилли все тарелки перебили…» Она думала о своей безумной любви и, так же как Саймон, чувствовала неловкость оттого, что способна в такие дни радоваться жизни.

Леди Алиса очнулась от дремоты и на мгновение ощутила собственную старость и дряхлость. Но тут она увидела малиновку за окном, услышала громкую перебранку гусей, шаги Дульси в столовой — и приступ хандры сразу прошел. Но кажется, истинная причина такого облегчения была другой. Леди Алиса вспомнила вчерашний званый обед. Ее гость, кажется, остался доволен. Вот уже тридцать лет, как у нее не было такого внимательного слушателя. Хороший он парень — тут уж ничего не скажешь. Под словом «хороший» госпожа Алиса подразумевала «решительный». А что он там говорил под конец? Что собирается сегодня днем устроить повторный Мардианский моррис. Леди Алиса не переживала смерть Лицедея так остро, как более молодые свидетели несчастья. Она не испытывала ужаса от мысли, что во дворе ее собственного дома человеку отрубили голову. Она была уже не способна на такие переживания, как ужас. Единственное, что она чувствовала сейчас, это необычайную приязнь, и связывала это со вчерашним посетителем. Давно уже она не знала подобной радости…

«Пора завтракать», — подумала она и дернула шнур.

Дульси услышала из столовой, что в комнате для прислуги надрывается колокольчик. Она встала и собрала на серебряный поднос все необходимое: овсяную кашу, рисовый салат, мармелад, кофе. Вошла старая горничная и понесла поднос госпоже Алисе.

Дульси осталась наедине со своими мыслями, и главной среди них была надежда, что полиция не поймает убийцу слишком быстро. Она смахнула крошки со стола. Ведь тогда старший инспектор, перед которым она вчера предстала светской дамой, уедет по другому делу…

Ральф Стейне взглянул через стол на своего отца, который, как он заметил, не притронулся к завтраку.

— Какой-то у тебя несчастный вид, па, — обеспокоился он. — Что-нибудь случилось?

Отец поднял на него взгляд — лицо у него было бледное и озабоченное.

— Нет, дружочек мой, — покачал он головой, — ничего не случилось. Вернее, случилось, только не со мной — я все думаю про тот злосчастный вечер…

— А-а, про тот… — протянул Ральф. — Да-да, конечно. Я-то думал, что… — сбивчиво продолжил он, пытаясь перехватить взгляд отца, — что с тобой и правда что-то случилось. Да, я понимаю — все это ужасно, бедный старик Лицедей… Бедняга. Ужасно, ужасно…

— Прямо из головы не идет. Извини, старина, но я просто в толк не возьму, как тебе удается… гм… сохранять такой бодрый вид.

— Мне? Знаешь ли, возможно, это покажется тебе слишком жестоким, но понимаешь, па, если в жизни часто сталкиваться с чем-нибудь ужасным, то уже смотришь на все по-другому. А я сталкивался. На поле боя. Готов поклясться чем угодно, мне было страшно жаль старика, но переживать по поводу того, какой у него был ужасный вид, мне — вот ей-богу — даже в голову не приходило.

— Пожалуй. Да, пожалуй.

— Если бы люди не были толстокожими, — продолжал Ральф, — они бы просто сошли с ума. Возьми, к примеру, войну. Симми-Дик подтвердит. И Эрни с Крисом. А ведь это их отец. Да тебе любой это скажет, кто вернулся с войны.

— Может быть, может быть.

Ральф встал. Расправив плечи, он в упор посмотрел на отца:

— Вот кто действительно испытал настоящий шок — так это Камилла.

— Понимаю. Бедное дитя. Может, мне стоит поговорить с ней, Ральф?

— Пожалуй, — сказал Ральф. — Хорошо бы было. Вот пойду прямо сейчас и скажу ей. Она будет очень рада.

Отец сразу разволновался и сказал:

— Милый друг, ты случайно не…

— Да, папа, — перебил его Ральф. — Боюсь, что да. Я сделал Камилле предложение.

Отец встал и подошел к окну. За окном, весь белый от снега, стоял сад.

— Лучше бы ты этого не делал, — со вздохом сказал он. — Дульси вчера что-то насчет этого намекала. Мне кажется, что я… гм… как церковнослужитель, не подвержен какому-либо снобизму. Я все понимаю. Камилла — прекрасная девушка, и, не будь других обстоятельств, я был бы просто счастлив видеть вас вместе… — Он взъерошил свои жиденькие волосы и печально продолжал: — А больше всех по этому поводу переживает леди Алиса.

— Боюсь, что госпоже Алисе придется с этим смириться, — сказал Ральф, и в его голосе послышались звенящие нотки. — Очевидно, она прослышала, что мы встречались с Камиллой в Лондоне. Она уже пыталась читать мне нотации. Но скажи мне, па, по-честному — при чем тут, собственно, тетя Акки? Разумеется, она у нас замечательная. Я восхищаюсь ей. Но нельзя же воспринимать ее как оживший родовой тотем. Хотя вид у нее для этого вполне подходящий.

— Дело не только в ней, — с еще более несчастным видом проговорил отец. — Понимаешь, Ральф, ведь есть кое-кто… Ты уж меня прости, сын, но позволь тебя спросить… Разве у тебя нет… — Мистер Стейне запнулся и беспомощно посмотрел на сына. — Ну, ты понимаешь… — запинался он. — Ходят слухи. Я не хотел слушать, но все равно…