Читать интересную книгу Снести ему голову - Найо Марш

Как и ожидалось, это сообщение вызвало у хозяйки дома целую бурю гнева. Аллейн прослушал длинную обличительную речь, во время произнесения которой челюсть леди Алисы громко щелкала, видимо разделяя возмущение своей хозяйки. Речь была направлена против новых дорог, бензоколонок и в целом против скверного отношения к ремеслу.

— Вильям, — сказала она (у нее получалось «Бильям»), — никогда бы такого не потерпел. Никогда! Он рассказывал мне, что замышляют его сынки. А кто же этот негодник, что их на это подбил?

— Это Бегг-младший, тетя Акки.

— Бегг? Бегг?! Что ему там надо? Он же лавочник.

— Да нет, тетя Акки, он же в войну бросил свой магазин и пошел в ВВС, а теперь у него автосервис. Он же был здесь вчера.

— Могла бы не напоминать мне об этом, Дульси. Я и без тебя знаю, что он был вчера здесь. И если бы ты раньше сказала мне, каков он субчик, то он бы у меня получил — уж он бы получил…

— Когда вы в последний раз встречались с Вильямом Андерсеном, леди Алиса?

— Что вы сказали? Когда? На прошлой неделе. Посылала за ним. Все-таки он был парень не промах — Бильям Андерсен…

— А можно узнать, для чего вы за ним посылали?

— Да можно — отчего нет. Сказала ему, чтоб запретил своей внучке строить главки моему племяннику.

— Боже мой! — воскликнула Дульси. — А она что — строила? И Ральф был не против? Значит, вот что вы имели в виду, тетя Акки, когда говорили, что Ральф — развратник…

— Да нет.

— Если вы не против, я вклинюсь в ваш разговор, — вежливо перебил доктор Оттерли. — Ни за что не поверю, чтобы милая мисс Камилла строила кому-либо глазки. Это очаровательное дитя, и у нее прекрасные манеры.

— Бильям был такого же мнения, как я. Что хорошего получилось, когда его дочь сбежала с этим Кэмпионом? Нет, такие браки никуда не годятся — уж он-то это знал.

— С мужчинами, — сказала Дульси, — осторожность никогда не помешает, ведь правда, тетя Акки?

— Господи, Дульси, какая же ты тупица… — проскрежетала леди Алиса и грозно продолжила: — Чем лезть в чужие дела, может, сперва позаботишься о самой себе?

— Угу, тетя Акки…

— Ч-черт знает что такое!

Снова появилась горничная — на этот раз она принесла сигареты и, на удивление гостям, огромную коробку сигар!

— Еще у Тима Комбардейла брала, — похвасталась леди Алиса. — Даем вам десять минут. Можете перейти с ними в гостиную. Пошли, Дульси.

Она протянула ей руку. Дульси замешкалась.

— Позвольте мне, — галантно предложил Аллейн.

— Благодарю. Годы уж не те — отпрыгала свое, бабка. Ну все, главное — подняться.

Аллейн распахнул перед старой дамой дверь. Леди Алиса торопливо проковыляла к ней и посмотрела на него снизу вверх.

— Странно все-таки устроен мир, — сказала она. — Не так ли?

— Чертовски странно.

— Не засиживайтесь слишком долго за вашим вином. Я хочу показать вам одну вещь — через полчаса поднимусь. Не задерживайте его, Оттерли.

— Да я и не собирался, — заверил старуху доктор Оттерли. Когда дверь закрылась, он положил руку себе на диафрагму и простонал: — О-о-о! Клянусь богом, этот гусак был настоящий атлет. Но зато какие вина…

— Превосходно… — рассеянно согласился Аллейн.

Затем он прослушал лекцию доктора о семействе Мардиан и его лучших временах.

— Эти Мардианы, как на подбор, все были здоровые, что твои быки, и такие же твердолобые, — сказал он. — И крайне, крайне высокомерны! — Он поднял палец. — Вот этим все сказано.

Аллейн подумал, что лоб самого доктора Оттерли вряд ли настолько же тверд.

— Ну что, присоединимся к дамам? — предложил врач.

Леди Алиса расположилась в таком глубоком кресле, что от нее было скрыто все, кроме того, что происходило непосредственно перед ее глазами. По ее распоряжению Аллейн установил это чудовищное произведение эпохи королей Эдуардов в стратегическую позицию. Дульси положила старухе на колени небольшой газетный сверток. Аллейн с бьющимся сердцем разглядел, что оберточной бумагой служит номер «Таймса» за 1871 год.

— Пора уже поменять обертку, — сказала леди Алиса и дернула завязки на бечевке.

— Ей-богу, — сказал доктор Оттерли, махнув сигарой, — вы удостоились большой чести, инспектор. Ей-богу!

— Поди ж ты, большой чести… — сказала леди Алиса. — Держите. Пододвинь-ка стол, Дульси, а не то она распадется по кускам.

Доктор Оттерли придвинул стол, и Аллейн разложил на нем небольшую книгу, которую старуха сунула ему в руки. На самом деле это оказалась не книга, а что-то вроде общей тетради — изрядно потрепанной и старой. Кожаный переплет уже давно треснул. Открыв ее, Аллейн обнаружил, что это дневник-календарь некоего Амброуза Хилари Мардиана «из Мардиана окр. Йоуфорда», написанный в 1798 году.

— Мой прапрадедушка, — пояснила леди Алиса. — Я была урожденная Мардиан и замуж вышла тоже за Мардиана. Не молодого. Листайте до среды — что перед самым Рождеством.

Аллейн перевернул несколько страниц.

— А вот и оно, — нашел он.

Эта запись, так же как и все остальные, была сделана каллиграфическим почерком. Чернила сильно выцвели и стали бледно-коричневого цвета.

— «Среда Скрещенных Мечей, — прочел он, — 1798 год. Заметки на моррис для Пятерых Сыновей».

Затем, бросив быстрый взгляд на праправнучку автора дневника, Аллейн принялся читать дальше:

Сегодня вечером случилось посмотреть Мардианский мимический танец с мечами (я бы назвал его именно так, а не мориск[24] и не моррис). Хотелось бы записать эту церемонию на бумаге в том виде, как мне приходилось видеть ее еще в детстве, так как после смерти Йео Андерсена из Кузнецовой Рощи я понял, что сопровождающие ее вирши уже подверглись усечению — по незнанию ли или забывчивости исполнителей морриса (или мориска). Ежели и дальше так будет, то может статься, что они и вовсе пропадут. Было бы премного жаль, ибо церемония сама по себе любопытная и в некоторой степени уникальная. В ней соединяются, по сути, различные мимические пьесы такого толка, где есть отец, который избегает смерти от рук своих сыновей сначала путем разбивания зеркала (скрещенных мечей), затем путем обнародования своего завещания, а после этого его как бы в шутку обезглавливают. Отсюда вышел и сам танец с мечами, состоящий из трех частей, а вот сцена с кроличьей шапкой — это уже другой источник. Не стану слишком углубляться и лишь скажу, что собираюсь записать то, что обычно произносил Йео Андерсен и все его предшественники, изображавшие Шута. Вне всякого сомнения, слова эти претерпели изменения со временем, но я даю их в таком виде, в каком мне представил их Йео. Слова эти обычно не произносились вслух, а лишь проговаривались вполголоса. Не стану спорить, красоты и смысла в них немного, но тем, кто всерьез интересуется стариной и деревенским бытом, они могут очень пригодиться.

Итак, в конце первой части танца с мечами, где Шут как бы разбивает зеркало, он говорит:

В первый раз зеркало я разобью,Зеркало купит свободу мою.

В конце второй части он как бы показывает им свое завещание и продолжает:

Второй раз открою вам тайну свою— Отдаст завещанье свободу мою.

В конце третьей части он кладет голову в переплет мечей и говорит:

И вот уж ножи над моей головой— Видно, лежать мне в землице сырой.

И потом:

А как меня Бетти залюбит,А как меня Коник покроет,Вы мне голову — ножом,А я встану — молодцом!

На этом записи о среде Скрещенных Мечей заканчивались.

— Необычайно интересно, — заметил Аллейн. — Спасибо. — Он закрыл тетрадь и повернулся к доктору Оттерли. — Лицедей произносил что-нибудь подобное?

— Думаю, что да, только он все как-то скрывал. Бормотал в этих местах что-то непонятное и никому не говорил что. Сыновья были достаточно близко от него, чтобы услышать, но они тоже почему-то не любили об этом говорить. Прямо смешно, если разобраться, — скороговоркой пробормотал доктор Оттерли. — И все-таки любопытно.

— А он когда-нибудь видел этот календарь, леди Алиса?

— Я ему показывала. Однажды, когда он приходил к нам чинить котел. Он хитро так посмотрел и говорит, что, мол, все это знает.

— Как вы думаете, эти присказки — особенно последние четыре строки — известны в других местах, где исполняются такие танцы?

— Разумеется, нет, — возразил доктор Оттерли громче, чем ему бы хотелось. — Они не упоминаются ни в текстах у Ревесби, ни в каких-либо других английских мимических обрядах. Это чисто местное. Взять хотя бы это слово — «залюбит». В наших краях мне еще приходилось его слышать — когда я был мальчишкой, — но сомневаюсь, что оно встречается где-нибудь еще. Во всяком случае, не в таком контексте.