— Так это у всех так, — философски хмыкнул я. — Вся наша жизнь между работой и сном.
— А то ты уж больно начальник прыткий — с восьми вечера чтобы дома был. Хоть бы с девяти, что ли, или с десяти. А то и пивка не попить с мужиками.
Прозрачный намёк на послабление ограничений надзора я проигнорировал. Вот не заметил совсем — и всё тут.
— График ты все-таки принеси. Порядок такой. Да, и пусть кто-нибудь не ниже мастера подпись поставит и штемпсель, чтобы всё как положено. Вот на отметку придёшь первого числа, так и принесёшь. Договорились?
— Придираешься, начальник? — для порядку «возбух» Шматинин.
Я не повёлся. Переспросил:
— Договорились?
— Договорились, — хмуро бросил Шматинин. Показалось мне или нет, что на лице промелькнуло облегчение?
А может, он сейчас возьмет, да и спросил: «Дескать, слышал от бабок у подъезда, что Римку убили. Убийцу-то уже нашли?»
Нет, Шматинин на такой ерунде не проколется.Любопытство не стоит проявлять.
Я закрыл планшетку, надел фуражку.
— Ну, тогда бывай здоров. Не обессудь. Служба такая. Можешь дальше сны досматривать.
Мы с Котиковым вышли. На улице Александр Яковлевич вопросительно посмотрел на меня. В наше время это переводилось бы на язык слов примерно так: «Ну и что это было?» Александр Яковлевич спросил по-другому: «И зачем ты меня вытащил?»
Слово «зачем» не возбраняется заменить иным словом.
Я решил не мелочиться, а сказать правду:
— Александр Яковлевич, я знаю, что это Шматинин убил Коркину.
— Так зачем же хренью-то маялся? — не удержался, Котиков. — И чего ты к нему лез с дурацкими вопросами?
— Нет, Александр Яковлевич, не с дурацкими. — покачал я головой. Посмотрев на Котикова, сказал: — Все мои вопросы строго по делу. Мне нужно было отрезать его пути к отступлению. И я это сделал. А от вас требуется одно, чтобы вы, в случае допроса у следователя, подтвердили, что Шматинин заявил участковому, что авралов в последнее время на работе у них не было, и в неурочное время его для проведения работ не вызывали. Вы ведь подтвердите?
—Так это само собой, — удивился Котиков. — Он же и на самом деле сказал — по ночам дома спал, никаких работ.
Значит, теперь у Шматинину сложнее врать, что в ночь убийства его вытащили на работу. Мол, дома спал. Конечно, оставался еще один слабый момент. Сама жена, которая скажет всё, что нужно Шматинину. Но я надеялся, что помимо разрушенного алиби преступника, у меня будут еще доказательства, которые перевесят показания заинтересованного человека, а именно — его жены.
Вот теперь можно и по домам. Немного проводил Александра Яковлевича, а сам постоял в раздумье — не то в отделение идти, не то в общежитие? Нет, в отделение не пойду, делать там нечего. Но есть у меня другая идея. Вот ее-то и следует проверить.
Глава двадцать первая. Пойди, найди тот ножичек
До родного общежития я все-таки сегодня дошел. Хорошо, что оно не студенческое, а двери, хотя на ночь и запирают, но если постучать, то вахтер, как бы она крепко не спала, все равно проснется и обязательно откроет. И даже спрашивать не станет — где мол, постоялец шлялся? Особенно, если этот постоялец — милиционер. И дух маленько перевести нужно, и чаю попить. А может, даже и посплю.
Итак, что мы имеем в сухом остатке? Имеем мы подозреваемого гражданина Шматинина, имеем мы его слегка рассыпавшееся алиби (правда, по алиби нужно еще кое-что сделать), но не имеем мы самого главного — железобетонного доказательства, что Римму Коркину зарезал именно мой поднадзорный. Даже если допустить на миг, что опера его расколют и он напишет чистосердечное признание, то коли дойдет дело до суда, то дело пойдет прахом. Кто помешает во время процесса Шматинину сказать, что показания из него выбили, и судье ничего не останется, как отправить дело на доследования в связи с недоказанностью вины подсудимого. А после таких судейских решений дело, как правило тихонько спускалось на тормозах, приостанавливалось и попадало в разряд безнадёжных глухарей.
Нам такого не надо. Да и доказательство у нас есть, и я даже знаю, что оно лежит сейчас где-то в лачуге почившей в бозе рецидивистки. И почему же я так считаю? А потому, что в той жизни, хибара Коркиной сгорела именно после того, как Шматинин побывал в милиции.
Стояла эта лачуга сто лет, ничто ее не брало — ни революция, ни бандиты, а тут — раз, и сгорела. Соседи решили спалить? Сомнительно. Значит, можно предположить, что там что-то было. Что было? Уж точно, не килограмм героина (в семьдесят шестом о таком и не слышали!). Хотелось надеяться, что нож. Ну не может быть, чтобы в доме, пускай и таком непритязательном, как Римкин, не было ни одного ножа.
У Бурмагина, допускаю, ножей не нашлось, потому что мужик все пропил. А у Римки ножи водились. А если представить, что убийца Шматинин, будем исходить из того, что это он, побоялся вынести нож. Всё-таки Коркина кричала, и выйти с ножом из дома — великий риск. Таскать такую улику при себе — прямой путь в тюрьму.
А может была ещё какая причина, которую преступник посчитал в тот момент решающей? Кто знает? И Шматинин спрятал орудие преступления там, на месте. Может, даже и не очень хорошо спрятал. Просто в таком гадюшнике отыскать улики было проблематично. Тем более — насколько хорошо их искали? Жара, вонь, следователь даже внутрь не вошел. Судмедэксперт — тот вообще не по этой части, а криминалист осмотрел поверхности, взял пальчики, вот и все. А «следы пальцев рук», изъятые хоть со стекла, а хоть с посуды, ничего не дадут. Шматинин, он не дурак. Тот факт, что он заглядывал в дом, скрывать не станет. Скажет — да, пару дней назад забегал, молочко принес. А что, нельзя? И ведь получается, если следовать этой версии, замысел убийцы сработал, мы ничего не нашли.
Значит кому-то надо исправлять ранее допущенные ошибки. И сделать это придётся мне, а для этого слегка нарушить закон. Причём в случае моего провала дело полетит в тартарары ещё веселее, чем в прошлой жизни, а мне, вероятно, придётся распрощаться со службой в милиции. И какая жизнь будет ожидать меня тогда? Но самое главное — Шматинин опять вывернется (опять? Ведь ничего же ещё не произошло!) и натворить ещё много бед, о которых мне даже вспоминать не хочется.
Сделать мне предстоит сущий пустяк (да простит меня советское правосудие!) — всего лишь в спокойной обстановке, без ведома следователя, проникнуть в эту хибарку. Можно, конечно, и законным путём, со следователем, понятыми, другими участниками осмотра. Только в этом случае рулить процессом будет следователь, и куда это всё зайдёт, одному богу известно. Да и как мне внедрить в его (следователя, а не бога, конечно) голову срочную необходимость такого осмотра?
Я думаю, лучше всего это сделать ранним утром, когда сон у людей крепок, а на улице уже светло. Потому что при отсутствии фонарика, лазать в этом сортире (пардон!) в поисках чего-то — дело неблагодарное.
И откладывать мы это дело не будем. Уж если не спать, так не спать. Кимарну сейчас часика четыре и, вперед. Стекла в оконце нет, стоит попробовать проникнуть.
Вот что значит молодой организм. После четырёх часов сна я встал как огурчик. Вспоминая себя в возрасте, даже позавидовал самому себе.
Поплоше одеваться и не во что. Так что, я заранее настроился на то, что какую-то часть одежды придётся потом заменить, потратив на это ощутимую часть своей скудной зарплаты. Нашёл старую простыню, которую планировал приспособить для мытья пола, разорвал на несколько кусков, постирал их и, быстренько засунул в авоську. По дороге высохнут.
Взял весь имеющийся в хозяйстве инструмент, заключающийся в перочинном ножике и плоскогубцах, и отправился нарушать закон.
А утро какое свежее! А жители, вместо того, чтобы полюбоваться этой благодатью, подышать воздухом (завод, правда его уже испортил!) спят себе. Ну, если спят, то нехай спят дальше. А я уже около домика Коркиной.