подружкам-сокамерницам будешь, поняла? – злобным голосом произнес тот. – На 15 суток, как и положено. – Окошко закрылось, и Анюта снова осталась одна в маленькой холодной камере.
Раньше она могла только мечтать об одиночестве. Чтобы никого не было рядом, что бы никто ее не трогал. Но тогда такой возможности у нее не было, а теперь появилась. Но только теперь она ей не нужна. Ей хотелось назад, в камеру, к девчонкам. «Интересно, что они сейчас делают? Наверно чифирят, болтают и как всегда смеются». Она бы тоже сейчас не отказалась от любимого тюремного напитка и веселой болтовни. Но она сейчас не там, она здесь. Одна. Как же скучно. С другой стороны, именно сейчас, можно наконец-то побыть в тишине и хорошенько подумать и проанализировать все, что с ней произошло. Разобраться во всем и понять, где и когда она совершила ошибку. Почему ее жизнь сложилась именно так. Кого надо винить в исковерканной судьбе, тех, кто окружал или себя? Анюта села на старую табуретку и принялась мысленно рассуждать, вспоминая каждую мелочь: «Итак, с чего же все началось? Конечно с Вадима. Точнее со знакомства с ним. Почему он подошел именно к ней? К лысой, неказистой, странно-одетой, всего боявшейся девочке? Здесь может быть два варианта. Первый: именно поэтому и подошел. Увидел испуганную страшилку, в душу влез, к себе расположил и в притон. Но не слишком ли это сложная схема? Да, он уже на следующий день, все о ней выяснил, кто она, откуда и самое важное, что живет одна и никого у нее нет. Тогда зачем так долго резину тянул? Дарил какие-то телефоны, приходил в гости, давал пустые обещания. Зачем? Проще было дать по голове, в машину закинуть и отвезти куда надо. Никто бы не искал. Значит, этот вариант отпадает. Но есть еще один: Он изначально ждал именно ее. И знал он о ней заранее. И это далеко не случайная встреча, а вполне спланированное знакомство. Он знал, что она из детдома, что у нее никого нет. А самое важное, он знал, когда и куда она переезжает и как она выглядит. Зачем и откуда у него такая информация? Кто и зачем обеспечил его полными сведениями? Сначала нужно понять «откуда», что бы потом ответить на вопрос «зачем». Откуда. У кого была полная информация о ней? Только у сотрудников детдома. Директор? Воспитатель? В принципе, кто угодно. Вадим им платит за информацию о том, кто, когда, куда переезжает, собирает данные, по таким вот девочкам и вербует их, получая за своих рабынь неплохие барыши. А эти твари, их продают. Сначала воспитывают годами, а потом продают. Сволочи!» – Анюта со всей силы ударила кулаком себе по ноге, но не почувствовав сильной боли, принялась размышлять дальше: «В таком случае, все получается. Вадим, получив нужные сведения, знакомиться, заманивает в хорошую квартиру, якобы для работы, а потом забирает себе в рабство. Квартира эта, скорее всего съемная. И каждый раз, своих жертв, он возит в разные хоромы, что бы произвести впечатление. Хотя… А кто же тогда тот мужчина, который там был? И предыдущая домохозяйка Галина, которая так охотно рассказывала обязанности? Кто эти люди? Да и тут, наверно, все просто. Мужик тот, из той же шайки. А Галина, обычная бабка, готовая рассказать все, что угодно, для небольшой прибавки к пенсии. Так что с этим, тоже все понятно. Идем дальше. Вот Вадим все разузнал, подкараулил, втерся в доверие, показал «будущую работу». Собственно, на этом должно было быть все. Она же безгранично ему доверяла, и он в любой момент мог ее отвезти, куда нужно и не тратить на нее свое время и деньги. Вопрос, чего он ждал? Может какой-то знак сверху? Кто-то должен был сказать ему, что пора и он ждал этого разрешения? Бред какой-то… Не такая она большая фигура, что кто-то решал, когда ее продавать начинать можно. Нет, что-то не то. Может он просто первый раз так делал? Отсюда и ляпы такие? Он же, с обычными трассовыми шлюшками работает, которые сами соглашались идти под его крышу. С ними ничего делать не надо, все добровольно. А тут ситуация намного интереснее – квартира. Вот, что ему было, на самом деле, нужно. Продажа квартира. Это очень неплохие деньги, по сравнению с сутенерским бизнесом. Конечно, ему очень выгодно заплатить сотруднику детдома, для получения жилплощади. А так как детдомовка уже становиться человеком, которого обманули, то она может и в суд подать. Хотя, ничего не добьется. Но зачем ему, лишний раз, появляться в суде и привлекать к себе внимание органов. Проще убить такого свидетеля. А еще лучше, использовать в своих целях, продолжая зарабатывать на его труде. Чего добру пропадать? Вот Вадим и тянул время. Ждал, пока будут полностью оформлены документы. А что бы она за это время не передумала, окутывал ее вниманием и многообещающими надеждами. А потом никуда не выпускал ее, что бы к ментам не побежала.
Все четырнадцать дней, Анюта проводила в изолированной камере, разбавляя душную одинокую комнату редкими прогулками. Прогулки тоже были одиночными. Никого, кроме надзора. Просто нахождение на свежем воздухе. И это были лучшие часы ее изоляции. Не смотря на то, что общение запрещено и в карцере, и на улице, разница все равно была существенной. На улице, все-таки было, что-то живое. Может быть ветер, может торчащие макушки деревьев, колыхающиеся за высоким забором с колючей проволокой. А может и сам воздух, приятно окутывающий лицо и тело приятной волной свежего аромата. А в карцере, что? Койка, окошка и заплесневелые стены? Крысы, тараканы и невозможно-отвратительный спертый воздух. А самое страшное – ни души. Одиночество. И зловещая тишина. Головные боли не давали покоя, сон исчез, началось нервное напряжение. Иногда Анюта подходила к стене и терла об нее со всей силы кулак. Терла до тех пор, пока на костяшках не образовывались ссадины, от содранной кожи. В такие моменты, моральная тяжесть, сменилась на физическую боль. И Анюта ощущала, что она живая. Беспорядок в голове утихал, переключая мозг на больные руки. На девятый день, Анюте начало казаться, что она сходит с ума. Ей начали казаться какие-то шорохи, голоса. Она начала видеть странные тени, гуляющие по ободранным стенам.
Однажды ночью, как и в предшествующие ночи, Анюта лежала, на жесткой койке и не могла уснуть. Ворочаясь с боку на бок, по металлическим пружинам, изрядно «побившим» ей бока, а она опять услышала странный шорох. Замерев, она напряглась