Читать интересную книгу Навои - Айбек

Арсланкул ничего не ответил.

— Сердце молодца — повелитель. Я тебя не неволю, мой свет, — сказал старик, направляясь к воротам.

Жужжание прялок умолкло. Девушки, словно дети, выпущенные из школы, шумно поднялись с места. Они торопливо сложили в мешочки нитки и веретена и спустились во двор. Одни секретничали о чем-то, другие играли на чанге. Арсланкул, чтобы не смутить их, отошел от дувала. В воздухе зазвучала песня о разлуке, так соответствовавшая настроению Арсланкула:

Где тополь мой? О, горе мне! Я с нежным станом разлучен. —С моим смеющимся цветном, с моим тюльпаном разлучен.Нет песен! С гурией моей я злым обманом разлучен.Поет ли соловей, когда он с гюлистаном[88] разлучен?И молкнет попугаи, с родным шекеристаном разлучен.О горе! Сквозь мои глаза частицы сердца потекли.Росой кровавых слез моих окроплена вся грудь земли.И над землею — мой посев: тюльпаны красные взошли.

Ты плачешь! Можно ль не рыдать, когда любимый твой вдали?Как прах с душой, так я с тобой судьбы обманом разлученНет кубка единенья мне! Навек лишен я встречи с нейЯ влагой жизни огорчен — вином своих печальных днейНе яд ли горя в то вино примешан милою моей?Разлука горше смерти мне! О рок, срази меня скорей,Но да не буду я с ее желанным станом разлучен!Разлука, сердца моего шипами больше не терзай:Я сто мучений претерпел, я полон скорбью через край!О сердце! Больше претерпи, но милую не забывай!Что мне десятки тысяч дней?! Пусть я погибну невзначай,Но только да не буду я с моим тюльпаном разлучен![89]

Старуха разостлала дастархан. Она принесла мучную похлебку в цветных глиняных чашках и, еще не успев сесть, спросила:

— Ну что, правду я сказала? Девушки красивы, как месяц, да?

— Если скажете «как дочери пери», и то не ошибетесь, — ответил юноша.

— Да буду я жертвой за тебя! Выпустить из рук таких девушек — все равно, что упустить птицу счастья, когда она сядет тебе на голову. Это было бы неблагодарностью. К которой из них более склонно твое сердце? К той, белой и гладкой, как яйцо, или к другой, золотистой, как пшеница, стройной, как молодой побег? Сказать по правде, я и сама теряюсь: мое сердце тянется то к одной, то к другой. Выбирай сам.

Арсланкул положил ложку и молча поглядел в лицо тетке.

— Ну, чего уставился? Говори, успокой мое сердце.

— Тетушка, во всяком деле следует потерпеть я подождать, — мягко ответил Арсланкул чтобы но огорчать старуху. — Подумаем. За два-три дня никто их не унесет.

Ах, сынок, все — терпение да ожидание в мире досталось тебе на долю. — Обиженная старуха больше не раскрывала рта.

На следующий день Арсланкул в первый раз надел новые сапоги и шелковый халат, которым месяца два тому назад его наградил в числе прочих гостей Навои на пиру в честь мастеров и простых строителей. Принарядившись, юноша вышел на улицу. Он хотел разыскать своих приятелей, но потом раздумал: «Обязательно потащат в кабак».

Любуясь законченными и недостроенными домами, двухэтажными легкими зданиями и садами, которые тянулись вдоль длинного широкого хийябана, Арсланкул медленно шел по дороге, устланной золотым ковром облетевших листьев. Немного погуляв, юноша направился в медресе Шахруха: он давно уже не видел Султанмурада.

Темная, как всегда, комната в пасмурный день казалась еще мрачнее. Арсланкул увидел, что Султанмурад, окруженный книгами, лежит на подушках, словно больной.

— Ай-ай, что случилось, господин? — взволнованно спросил Арсланкул, присаживаясь возле Султанмурада.

Глаза Султанмурада ввалились, цвет лица был болезненный, бледный. Он поднял голову и сел, опираясь локтем на подушку.

Два-три дня назад я заболел, но сегодня жар спал и мне легче, — сказал он.

— Позвать лекаря? — с искренним сочувствием спросил Арсланкул.

— Нет, я уже обращался к врачу. А вас я очень ждал. Вчера, к вечеру, я посылал за вами одного мальчика. Он приходил?

— Нет, господин. Вчера я рано ушел с работы домой, — ответил Арсланкул. — Скажите, какое у вас дело, я исполню, — добавил он с виноватым видом.

По истощенному лицу Султанмурада скользнула, болезненная улыбка.

— Я получил верные сведения о вашей подруге, — заговорил он, поднимая голову. — Она состоит в числе личных служанок Хадичи-бегим. С султаном она еще не встречалась.

Лицо Арсланкула просияло.

— Господин, из чьих благословенных уст вы это слышали? — дрожащим голосом спросил Арсланкул. — И в этом, и в том мире я буду вашим рабом. Господин, скажите, это правда? Вы осветили весь мир для меня.

Султанмурад, разумеется, скрыл от юноши свою любовь. Он сообщил Арсланкулу, что как-то раз поведал своему другу Зейн-ад-дину эту, похожую на сказку историю; тот заинтересовался, стал расспрашивать и сообщил то, что узнал.

— Ваш друг служит во дворце?

— Нет, — ответил Султанмурад, — но если он захочет, то узнает любую тайну. Можете ему верить.

— Ладно. Дворец, гарем для нас, бедняков, все равно, что гора Каф.[90] Что же делать? — изнемогая от своего бессилия, спросил Арсланкул.

— Действительно, перед вами воздвигнут вал Искандера,[91] — сказал Султанмурад, кивая головой. — Но до сих пор на вашем пути была непроглядная ночь. Теперь вдали загорелся светоч надежды. Если захочет аллах, ваши усилия не останутся бесплодными. Я думаю, вот с чего следует начать: вам нужно связаться с вашей прекрасной возлюбленной, рассказать ей, как вы страдаете и тоскуете, и узнать, как она относится к вам. Вы ничего не имеете против?

— Сущал истина. Я ни капельки не сомневаюсь в чистоте и благородстве Дильдор. Однако прошло много лет. Кто знает, о чем она думает, — сказал Арсланкул, опуская глаза.

— Я советовался с моим другом, каким образом связаться с ней, и мы нашли способ.

Арсланкул внимательно посмотрел на ученого. Султанмурад рассказал про старуху гадалку.

— Эта хитрая старуха, конечно, жадная тварь, лишенная всякого человеческого чувства, — сказал он. — Я уверен, что она потребует много денег. Если у вас нет, скажите, не стесняйтесь. Мы как-нибудь найдем средства.

— Если дело коснется денег, я самого себя заложу, но найду их. Об этом не беспокойтесь.

Арсланкул поспешно поднялся, намереваясь тотчас же отправиться на розыски гадалки. Султанмурад напомнил ему, что дело следует вести очень осторожно.

В полуоткрытое окно он увидел могучую фигуру Арсланкула, который мчался по двору медресе, и глубоко вздохнул. Проклиная жестокую жизнь, отравившую сердце простодушного благородного парня, который годами хранил в груди чистое, светлое пламя любви, он пожелал ему счастья. Старая боль могучей волной поднялась в его сердце; однако это не была зависть. То были муки неразделенной любви. Пленительный облик Дильдор рисовался перед взором ученого так ясно, словно он видел ее только вчера. Чтобы отвлечься, Султанмурад протянул к полке руку и, взяв толстую книгу, рассеянно начал ее перелистывать.

Глава восемнадцатая

Когда Дильдор проснулась, в окна уже вливался свет утра. Подруги ее, лежавшие рядом на тюфяках, спокойно спали, прижавшись друг к другу.

— Вставайте, не копайтесь, будут ругать! — закричала Дильдор, поднимая голову с подушки.

Двое девушек лениво открыли глаза и снова капризно зажмурились. Дильдор, зевая и потягиваясь, поднялась с постели. Быстро оделась и открыла дверь. Влажный холодный ветер охватил тело. Девушка вздрогнула.:

Сыпал мелкий, словно просеянный сквозь сито, снег. Сады, лужайки побелели, изящные стволы кипарисов покрылись серебром. Долгожданный снег. Опять зима. Сколько раз Дильдор встречала здесь первый снег… Она уже даже и не помнила. Отдаваясь, как всегда, печальным мечтам, девушка быстро пробежала по саду. Снег набился ей в кавуши, но она не чувствовала этого. Вороны и галки летали, хрипло каркая, вдали сновали тени — рабов-надсмотрщиков.

Дильдор присела на берегу медленно сочившегося словно обессиленного зимой, рыка и умылась, набирая воду горстью. Пригладив мокрыми пальцами — во лосы, она направилась обратно в комнату и вдруг услышала издали взволнованный голос Давлат-Бахт.

— Дильдор, беги! Беги сюда! — Что случилось? Опять крысу поймали?

— Беда пришла! — крикнула Давлаг-Бахт. Дильдор, на ходу вытряхивая снег из кавуш, побежала в комнату, где жила Давлат-Бахт. Девушка дрожала мелкой дрожью; в лице у нее не было ни кровинки.

— Чего ты испугалась, сестричка? — спросила Дильдор, взволнованно прижимаясь к Давлат-Бахт.

— Посмотри на Гуль-Санам. — Давлат-Бахт указала на тюфяк, лежавший на полу.