Читать интересную книгу Кыся 3: Кыся в Америке - Владимир Кунин

Уже в следующую секунду эта прекрасная, фантастическая картина исчезла, и я услышал всего лишь вторую половину фразы, сказанную старым евреем, хозяином этого дома:

– С тех пор как мистер Плоткин несколько дней тому назад уехал кого-то там встречать, мы его больше не видели.

– Абсолютно точно, – подтвердил мне его Собак по-Животному.

– Слушайте, Барри! – обратился старик к сержанту Гранту. – Может быть, он уехал в Вашингтон? В Конгресс?..

– Вполне может быть, – по-Животному сказал мне его Собак.

– Верно, – согласился с ним сержант Грант. – Месяц тому назад мы получали запрос из Вашингтон на мистера Плоткина. Конгресс Соединенных Штатов интересовался его адресом…

"Не Конгресс, дубина! А конгрессмен… Как его?!.. Совсем из головы вылетело!..

– Приятель Фридриха фон Тифенбаха… – подумал я. – Нет, нужно ехать в Вашингтон!.. Хотя не будешь же бегать по Конгрессу Соединенных Штатов и ко всем привязываться, кто, дескать, из вас друг-приятель интеллигентнейшего миллионера из Германии Фридриха фон Тифенбаха?.."

– Я таки вспомнил! – сказал старик. – Мистер Плоткин при мне звонил туда к одному конгрессмену и обещал приехать, как только он встретит кого-то из Петрограда…

– Из Петербурга, – поправил его Тимур. – На худой конец – из Ленинграда.

– Для меня "худой конец" начался в Петрограде, детка. С тех пор я и живу здесь,

– и старик погладил Тимура по голове.

Я будто знал, что Вашингтона мне не миновать!.. Недаром еще на первой Котово-Кошачьей сходке я упомянул об этом. Заявление слегка отдавало пижонством, но я уже тогда предчувствовал этот "вояж", как говорил Шура, когда куда-нибудь уезжал.

– Мам! Оставь, пожалуйста, наши координаты мистеру… – Тимур запнулся, вопросительно посмотрел на старика.

– Меня зовут Дэвид Блум, детка.

– Мистеру Дэвиду Блуму, мам. Если мистер Плоткин вернется, он сможет нам позвонить и… – сказал Тимур и посмотрел на меня.

– Умница! – сказал я ему по-Шелдрейсовски.

– Обязательно, сыночек, – пообещала Рут. – Но мне кажется, этого недостаточно. Хотелось бы выстроить дополнительный план поиска мистера Плоткина, а не ждать, когда он сам объявится…

Но все это мне было уже неинтересно. Я знал одно – впереди у меня Вашингтон, конгрессмен… Как же его звали?!.. Черт бы его побрал… И там искать Шуру. Или настоять на том, чтобы этим занялось правительство Америки!

Собак ткнул меня носом в бок и, не то по-Животному, не то по-Шелдрейсовски – я так и не понял, сказал мне:

– Тебе нужно ехать в Вашингтон.

– Без тебя знаю!.. – огрызнулся я, и тут же об этом пожалел: – Прости меня, старина. Я сейчас не в своей тарелке…

– Он мне будет рассказывать! Или я не вижу? Идем в коридор. Пока они будут вырабатывать план поиска, я тебе расскажу, – почему я не ссорюсь с Котами и Кошками… Это очень странная история, и до сих пор мне ее некому было рассказать. Наверное, скоро я умру, и никто не узнает, что такое может быть на свете…

Мне его история была, как говорил Водила, "до лампочки". Особенно сейчас. Но после его заключительной фразы о скорой смерти, я не мог отказаться ее выслушать.

Мы вышли с этим старым Собаком в коридор, и он сказал:

– Я прилягу… Не возражаешь? Ноги – ни к черту!.. Старость, сынок… Ну, слушай. В молодости у меня с одной Кошкой, не будем называть имен, клянусь тебе, чем хочешь, был такой длительный и бурный роман, что не передать словами!!! Чтоб я так жил!.. Ах, что это был за роман!.. Потом, с возрастом, он, конечно, перерос в вялотекущие приятельские отношения. Нормальная нежная дружба двух пожилых Животных… Недавно я ее похоронил. Теперь я хожу на ее могилку в нашем палисаднике, за домом моего Додика Блума, и плачу… И жду не дождусь, когда снова увижу ее уже ТАМ. Семь лет… Семь долгих лет мы были вынуждены скрывать наши отношения!

– Почему?!.. – возмутился я. – Когда такое – это же прекрасно!

Я тут же вспомнил свои достаточно откровенные отношения с Мюнхенской собачкой Дженни, принадлежавшей к аристократическому роду "карликовых пинчеров".

– Потому что мир состоит из идиотов, – сказал старый Собак. – Это моя точка зрения. Ты можешь не согласиться… Твое дело. Но с точки зрения большинства, любовная связь Собаки и Кошки – такой же скандал, как если бы добропорядочная еврейская девочка из набожной еврейской семьи, посещающей синагогу и чтящей Талмуд, привела бы в дом своих родителей РУССКОГО ГОЯ… Или я знаю? Все равно, как если бы черный парень из Алабамы женился бы на белой потаскушке! Тебе хватит примеров?..

– Хватит. Дальше…

– Дальше было раньше, – вздохнул старый Собак. – Мне с этой Кошечкой было лучше всего на свете!.. Я с ней был таки половой Гигант! Боже мой, чего мы только с ней ни вытворяли!.. Я потом как-то пробовал делать это с разными Собаками-сучками… Не то. Ну таки совершеннейшее не то! А как она была хороша в оральном сексе!.. Как она ЭТО божественно исполняла! Судя по твоим боевым шрамам на морде и огромным яйцам между задних лап, которые даже хвостом не прикроешь, ты меня должен понять. Кстати, меня зовут Арни.

– Мартын, – представился я. – Но можно просто Кыся…

– Я тоже не очень-то Арни. Вообще-то, меня зовут Арон. Но… С волками жить – по волчьи выть. На американский манер я – Арни. Понял?

Я действительно понял все, за исключением "ОРАЛЬНОГО СЕКСА". При помощи логических умозаключений я решил, что это от слова "орать". То есть орать от удовольствия, что со мной довольно часто бывало. В завершающий момент траха я невольно разражался таким громким и хриплым мявом, так вдруг начинал вопить и орать от жгучего наслаждения, что на всем нашем ленинградском пустыре ни у кого не оставалось сомнений по поводу того, чем я там сейчас занимаюсь…

Но в то же время мне показалось, что с этим словом я что-то путаю. Надо будет потом у Рут спросить… А пока меня очень заинтересовало произношение и акцент Арни-Арона.

– О'кей, Арни! Я рад, что познакомился с тобой. Можешь на меня рассчитывать… Но у меня такое ощущение, что ты говоришь не по-английски, а по-немецки. Мне-то это, как говорится, без разницы, но я как-то бывал в Германии и узнаю в твоей речи многие немецкие слова…

– Шурли! Конечно!.. Я же говорю с тобой на идиш! У нас тут, в Брайтоне, очень многие говорят на нем. А "идиш" – это же международный еврейский жаргон…

– Постой, постой, Арни!.. Значит, я сейчас с тобой говорил тоже на этом идиш?!..

– А как же?!.. – Арни-Арон даже приподнялся на передние лапы.

"Все-таки Шура был прав: Я ЖУТКО ТАЛАНТЛИВЫЙ ТИП! – подумал я про себя. – Нет, нужно немедленно ехать в Вашингтон, найти этого конгрессмена и постараться поставить там всех на уши, но найти Шуру!.. Уж если я, оказывается, могу разговаривать даже на этом идиш, то уж в ихнем Вашингтоне я тоже не дам маху!.."

От окончательно принятого решения мне сразу стало легко и спокойно, и я не удержался и пошутил над стариком Арни-Ароном:

– А ты, Арончик, считаешь, что говорить в НьюЙорке на идиш – это тоже "с волками жить – по волчьи выть"?

– А ты думал?!.. Ты знаешь, что такое НьюЙорк?!.. Шлемазл! Нью-Йорк – это двести народов и этнических групп!.. В Нью-Йорке итальянцев больше, чем в Риме, ирландцев больше, чем в Дублине, негров больше, чем в Найроби, пуэрториканцов больше, чем в Сан-Хуане! А нас больше, чем в Иерусалиме!!! Это чтобы ты знал!..

– Кого это "нас"? – не понял я. – Животных?

– "Нас" – это евреев! – сказал Собак Арон, он же Арни. – А Животные это или Люди, или Собаки, или, я знаю, Коты, – все это не имеет ни малейшего значения. Важно, кем ты сам себя чувствуешь. Именно этим Америка и хороша! Понял?..

* * *

Проснулся я только к Филадельфии…

Кевин Стивене, водитель международного туристического автобуса с тридцатью шведскими туристами из Швеции и одной американской шведкой из Америки, гидом-переводчиком, совершал свой обычный рейс по маршруту Нью-Йорк-ФиладельфияВашингтон, и дальше, в теплые Флоридские края, до Майями. А потом обратно в Нью-Йорк. Срок поездки – двенадцать дней.

– Тебе хватит? – спросил меня Тимур.

– За глаза и за уши! – нахально ответил я.

Кевин Стивене и был тот самый пожилой толстый шоферюга, в чей автобус, когда-то стоявший у отеля "Рамада Милфорд Плаза", ткнулась полицейская машина с уже мертвым сержантом Фредом Истлейком.

Так Кевин познакомился с Рут. А потом подружился и с Тимуром.

Вот ему-то Тимур и позвонил на следующий день после посещения Шуриной сиротской квартиры в Бруклине. Позвонил с улицы, из автомата, и попросил Кевина ничего не говорить матери. Тот обещал…

Он согласился завтра же взять меня с собой до Вашингтона, а через двенадцать дней забрать меня оттуда в Нью-Йорк. Именно с того места, где он меня оставит – у Конгресса ли, у Капитолия, у Белого Дома… Где я сочту нужным вылезти. И чтобы, находясь в Вашингтоне, я как можно точнее считал бы дни и ни хрена не напутал!