по плечу, и я начал тонуть, уходя вниз под воду.
Что произошло в следующее мгновение – сам до сих пор не пойму. Но я вдруг вспомнил рассказ Попова о Николае Угоднике, который выручал людей в самых непредвиденных обстоятельствах. И я, что было сил, крикнул в отчаянии: «Николай Угодник, спаси меня!»
И вдруг почувствовал, что какая-то невидимая сила вытолкнула меня из воды и бросила на пучок. Мне удалось ухватиться за борткомплект. Несколько его стальных нитей впились в правую ладонь. Рука запылала ноющим жаром, однако теперь я решил держаться на пучке несмотря ни на что.
Не помню, как долго, таким образом, я находился на пучке. Когда все же «Бурун» приблизился поближе, и я увидел рядом с собой лицо Юрия, то подняться самостоятельно уже не мог. Меня буквально вытащили наверх с помощью троса сначала на палубу, а затем помогли добраться до рубки.
…Лес в тот день удалось спасти, опоясав его бонами, которые по вызову Попова, привели другим катером. Я этого ничего не видел – переодевшись в одежду капитана, лежал в кубрике на диване, пытаясь согреться. Однако мелкая холодная дрожь долго не покидала меня, и к ней явственно начинало примешиваться чувство пронзительного страха. Если бы Николай Угодник не спас меня, уже не было бы в живых его тезки. Это подтвердил и Юрий, спустившись в кубрик.
– Ты, Коля, в сорочке родился. Через несколько секунд, как подняли тебя из воды, рядом с твоим пучком волны бросили еще один. Он бы убил тебя…Мне страшно представить себя на твоем месте. Ничего, зато теперь ты просто обязан жить до ста лет!
За те два часа, что «Бурун» возвращался в бухту, я многое передумал и перечувствовал, хотя и находился в шоковом состоянии. Все жизненные реалии, которые меня окружали, в одно мгновение потеряли под собой опору. После случившегося спасения я понял, что во многом заблуждался, когда вместе с другими внутренне посмеивался над молящимся перед иконами Поповым. Если бы ни его постоянные напоминания о Николае Угоднике, я бы просто не вспомнил о нем в критический момент. Значит, в нашей обычной жизни есть что-то такое, что может творить чудеса! Мое узкое сознание никак не могло переварить случившееся. Но я уже ощущал поворот к чему-то неизведанному, к которому меня неумолимо повела тропинка от памятного рейда.
Запомнилось, что по возвращению на причал «Бурун» поджидала вторая смена – на других катерах все давно уже сменились. Меня удивила будничность, обычность происходящего: словно не боролись мы за лес, словно не рисковал я жизнью – никто не спросил, что произошло на дальнем рейде, никто не поинтересовался моим самочувствием. В ответ мелькнула обиженная мысль: «Конечно, вот если бы я погиб, тогда бы забегали, засуетились, сразу виновных стали искать!»
Так и шел я в одежде Попова к дяде на квартиру, неся свою, мокрую, в руках. По пути Алексей Николаевич вспоминал штормовые случаи прошлых лет. Их оказалось несколько, и чаще стихия выходила победителем, прожорливо уничтожая тысячи кубометров первосортного леса.
Расставаясь, капитан похлопал меня по плечу и сказал: «Теперь можешь считать себя настоящим моряком!»
… В квартире дяди для меня выделили небольшую комнату. Мне сейчас было это как раз необходимо, чтобы еще раз поразмышлять о случившемся.
«Человек на земле словно песчинка: в любой момент случайные силы могут его стереть и уничтожить. Сегодня меня подстерегало самое худшее! Неужели я больше никогда бы не увидел солнца, звезд, не послушал бы песни дождя, не подышал чистым воздухом милой тундры? … Потерять все раз и навсегда – страшно!!! Я еще так мало жил, так мало знаю, даже не любил по-настоящему! Очень несправедливо – исчезнуть бесследно! Нельзя так! Не могу! Как верно сказано: жизнь – дар, жизнь – счастье! Почему раньше мне это не приходило в голову? Принимаем жизнь как должное, как будничную необходимость… Идем не спеша по ее дорожке, старимся понемногу, пока до конца не размотается отпущенный нам клубок. Может, действительно надо испить чашу горечи, чтобы сильнее полюбить жизнь? Большинство людей живет спокойно, размеренно: работа, дом, приятный отдых, хорошая еда, машина, телевизор, дача – что еще нужно для полного счастья? Но мне-то этого теперь мало! Должна же во всем быть какая-то осмысленная глубина! Особенно теперь, когда я узнал нечто невероятное… А что скрыто за этим чудесным и невероятным? Да, мысль моя потеряла цельность, словно ручейками растеклась по сторонам, а надо бы собрать их вместе. Тут уж, видно, никуда не денешься: без ясного единства мысли не найти мне себя в деле».
Уставший и взвинченный до предела, я не заметил, как убаюканный размышлениями, уснул. Проспал крепко, и чуть не опоздал к началу своей смены.
… Тем временем навигация продолжалась. После пережитого потрясения для меня словно наступила точка равновесия – я успокоился и на «потом» оставил одолевавшие проблемы.
Из объявления по радио случайно узнал, что в Тикси вместе с хором Калужской духовной семинарии на теплоходе прибывает епископ Якутский и Ленский Зосима. У меня как раз был выходной, и я решил пойти на встречу с ним в Дом культуры.
В самом начале встречи прозвучали духовные напевы. Они взволновали меня – ничего столь выразительного и пронзительного я никогда в своей жизни не слышал.
Выйдя к микрофону, владыка внимательно посмотрел на многочисленную публику. Приезд столь важного в республике лица стал событием для жителей арктического поселка. Речь епископа в деталях не помню. Но кое-что успел зафиксировать карандашом в блокноте. А позже, с помощью дяди, мне удалось полностью переписать ее на магнитофонную ленту.
«Братья и сестры! Сегодня я впервые вступил на вашу арктическую землю. И, как ни странно, не почувствовал ее холода. А, наоборот, уловил необыкновенное тепло, идущее от проживающих здесь людей, от тех, кто приехал сюда работать в навигацию. И это тепло возобладало над холодным ветром, дующим с моря, над тяжелыми тучами, закрывшими на замок почти негреющее северное солнце.
Очень суровый здесь климат. Но мне почему-то в вашем поселке стало необыкновенно легко и светло на душе. И вспомнилась мне поездка в один из более южных районов Якутии. Пригласили меня посетить монашеский скит. Практически вдали от всякой цивилизации живут там монахи. Когда я ступил на ту землю, то сердцем почувствовал присутствие Божией благодати. Об этом сказал одному из монахов. Он задумался и произнес в ответ слова, которые я никогда не забуду: «Здесь, владыка, Бог близок к человеку». А там, где Бог близок к человеку, и находится центр