Вадим пожал плечами.
— А я из Козельска иду, дошёл же! Уже и счёт упокоенным мертвякам потерял. Они то стаей нападают, то поодиночке.
— Гм, а я гляжу, ты при деньгах. Пистоль приобрёл, и пищаль, хоть и ржавая, при тебе. Да и клинок у тебя, видно, что не из простых… — оценивающе прищурился один из братьев. — Чего тогда нанялся простым наёмником?
— Так всё, что было, на оружие и истратил, да поиздержался в пути, жить не на что стало. И в Москву мне надо, хочу на службу пойти.
— Ммм, тогда лады, — удовлетворился ответом старшой, — проходи, выбирай себе любой угол, сена у нас много, сарай большой. Шевалье хотел ещё людей набрать, да токмо кто к такому пойдёт? Слух уже среди народа пошёл, что гнилой он человек, даром, что хранцуз. Мутные истории про него тут рассказывают, а то и просто страшные. Не боишься идти с нами?
— Боюсь, а что делать, надо идти…
— Ну, как знаешь, я тебя предупредил. Завтра с утра уже поздно будет отказываться.
— Хорошо, спасибо за участие и за слова твои.
— Меня Афанасием кличут, — представился, наконец, собеседник. — Братьёв, — он кивнул на веснушчатых близнецов, — Елисей да Тимофей. Остальные, — тут наёмник поочерёдно указал на каждого, называя имена: — Сидор, Семён и Миклуха…
Вадим ещё раз обвёл будущих соратников взглядом, на этот раз внимательно присматриваясь. Команда подобралась весьма разношёрстная.
Близнецы производили впечатление мелких грабителей, а не наёмников. И если они не были разбойниками с большой дороги, то тогда Вадим был балеруном. Но видимо ничего лучшего здесь просто не нашлось. Вооружены оба были тесаками, но в длинных рукавах рубах угадывалось что-то ещё.
Средних лет мужика звали Сидор, и жизнь его потрепала хорошо, оставив отпечаток не только на внешнем облике, но и во взгляде. Был он хмур, насторожен и недоверчив. Улыбчивым красавчиком, вольготно развалившимся на сене, оказался Семён. Однако притороченная сбоку сабля наводила на мысль, что он не так прост, как хочет казаться.
Прямо напротив Вадима сидел вооружённый боевым топором бородач Миклуха. Он и продолжил.
— За всеми души погубленные числятся. А и за тобой есть такие?
Вадим напряг память: да были и за ним такие.
— Есть.
— Понятно, — кивнул Афанасий и перевёл беседу в другое русло. — Иди тогда, отдохни до ужина. Всем нам отдохнуть надобно. Шевалье сказал, что мы поедем на телеге вещи его охранять, а он сам впереди на лошади. Так что, находимся ещё, да и в карауле настоимся, лошадей-то охранять надо, а повозка быстро не едет. Долго нам идти, да всё по глухим лесам и весям опустелым. Готовьтесь, братья…
Все отчётливо посмурнели, но вероятно у каждого из них были свои причины решиться на поход, и отступать никто не собирался. Через минуту команда разбрелась в разные стороны. Вадим выбрал себе место и, бросив на сено мешок, прилёг сверху.
Уже поздним вечером подоспел и ужин. Все расселись в кружок, достали каждый свою миску, кружку и ложку, стали хлебать принесённые щи и заедать краюхой ржаного хлеба.
— Всё, повечеряли и спать, завтра рано вставать, — отдал команду Афанасий и первым подал на то пример, завалившись на сено. Поворчав для порядка, народ вскоре разошёлся по своим «кроватям».
Вадим, наточив перед сном кинжал и клыч, тоже улёгся. Сначала он думал, что к нему кто-нибудь приползёт с расспросами, потом опасался ограбления, но всем было не до него. И скоро на сеновале послышался сначала могучий храп низкорослого Миклухи, а потом и обоих братьев. Больше никого Вадим не услышал, потому что заснул.
Утро наступило, как ему и положено. Вытряхивая из волос соломинки, наёмники оделись и начали собирать вещи. Окрик шевалье заставил их ускориться. Взнуздав и поставив к повозке лошадь, отряд уселся между мешками и корзинами с неведомо чем и, трясясь по неровной дороге, выехал вслед за шевалье, что гордо гарцевал впереди.
На коленях у Вадима лежала почищенная и отремонтированная пищаль, а рядом два мешочка: с порохом и с пулями, что презентовал им шевалье. На выезде, беззлобно поругиваясь на ранних отъезжающих, сонная охрана с неохотой открыла им ворота, и весь отряд медленно покатил навстречу поднимающемуся на фоне чёрного леса солнцу.
Когда они уже достаточно далеко отъехали, из ворот выбежал стражник и что-то закричал им вслед, вероятно требуя, чтобы они остановились или вернулись. Сердце Вадима ёкнуло. Братья же переглянулись и зло оскалили мелкие, как у хорьков зубы.
Шевалье равнодушно оглянулся и, хлестнув плетью лошадь, поскакал вперёд, за ним шустро затряслась и телега, пересчитывая своими колёсами все ухабы, бугры и колдобины. Вскоре стражника стало не видно, да и сама крепостная стена скрылась за лесом. Они ещё проехали несколько вёрст, когда шевалье остановился и, подъехав к ним, сказал:
— Ну, что, други мои, вчера ви приньяли йад, противойадие от сего есть лишь у меньа. Но йа хочу, чтоби ви мне служили нье за страх, а за совьесть. Дорога дальняя, дорога тяжьолая, дорога опасная. Тот, кто предаст — умрьот, кто сбежит — умрьот! А тот, кто будет со мной до конца, тот получит многое и главное — жизнь!
— Ты врёшь! — внезапно закричал парень со свёрнутым набок носом.
— Я? Ньет, Симеон, не вру! — и шевалье де Рюзак быстрым речитативом произнёс неведомую арию, больше похожую на абракадабру.
Не успел он её закончить, как резкая боль скрутила животы у всего отряда. У всех, кроме Вадима. Он даже не сразу понял это, но, увидев удивлённый взгляд шевалье, тоже схватился за живот и запричитал вместе со всеми, как будто действительно страдал от сильной рези. Ерунда какая: лицедействовать ему не привыкать!
— Я никогда не вру своим воинам! Служите мне на совьесть. Вперьёд… — и шевалье, развернув лошадь, поскакал навстречу приключениям.
Чуть позже тронулась и телега, подгоняемая возницей, роль которого выпала Миклухе.
Вадим восседал на телеге и думал: «Вот и начался очередной этап моих приключений».
Что его ждёт впереди, он не знал, да и не мог знать. Но в том, что история продолжается, даже не сомневался. Много воды утекло и событий произошло с тех пор, как он здесь очутился. Вспомнились Роса и старая ведьма, отец Анисим и кузнец Елизар. Последней вспомнилась Агаша с Марусей. Вспомнились и забылись, потерявшись в пыли узкой дороги… Лишь тёмный лес напоминал Вадиму о том, что он пережил.
Впереди было много интересного, и он ехал навстречу этим событиям. Мысли мелькнули и пропали, уступив место обычному созерцанию природы. Вадим Белозёрцев сам не заметил, как стал частью этого мира и забыл уже про тот, другой, что теперь казался призрачным и нереальным. Почти забыл. Человек ко всему привыкает, ко всему. Правда, до поры до времени.
Глава 17
Шевалье
От Калуги до Москвы, как из прежней жизни помнил Вадим, примерно сто восемьдесят километров. Не так и много по современным меркам, но, сидя на телеге, Вадим так не думал. Ехать им до окраин Москвы, по всем прикидкам, дней пять. А если ещё и на приключения нарваться, то и вовсе неделю и больше. Да и пёхом или на телеге — это не на поезде и машине, по-всякому выходит дольше.
А время сложное, мутное, то бишь, смутное. Бесы на дорогах шалят да разбойнички, а пуще всего казаки окраинные с поляками пришлыми. Да татарва крымская набеги обустраивает время от времени. Последних не жалуют ни казаки, ни поляки, потому и не лезут они покамест на Русь святую, мертвякам на поругание отданную. Лишь иностранцы шастают по ней с навыками мистическими да чернокнижными. Из таких и шевалье де Рюзак оказался. Вроде и не безбожник, и не бес, а чёрный, аки пёс подлый, да на пса и похожий.
Минуло утро, и уж полдень близился, когда вся путешествующая гоп-компания решила остановиться на поляне, чтобы потрапезничать. С самого утра они спешили поскорее покинуть пределы города и оказаться как можно дальше от него. У каждого на то имелись особые причины. Француз держался особняком, сидя на коренастой лошадке, а за ним двигалась телега, на которой ехала его охрана, в том числе и Вадим.