Читать интересную книгу Цветочный крест. Роман-катавасия - Елена Колядина

Феодосья торопливо прошла к саням и толкнула закостеневшего от мороза Фильку:

— Домой!

Доехали быстро — господский двор стоял невдалеке, за сосновой рощей, и шагом бысть туда ходу раз-два и обчелся. Но положение господское не дозволяло Феодосье бродить сахарными ноженьками, сапожки мять. Феодосья вошла в хоромы в смятении. Черно было в зеницах, сумрачно на душе. Горе смерти Истомы изменило ея нрав — не веселилась уж Феодосья без причины, просто от радости живота, а, наоборот, впадала в кручину по всякой томительной малости. Вот и сейчас виды черной варницы, изъеденные солью длани рабочих, их отрешенные лица наполнили нутро тоской. В ушесах стоял скрип необъятной бадьи, треск огромных костров, аспидное шипение цренов.

— Господи, почто в муках таких живет человек посадский? — упав на колени перед домашним алтарем, закрестилась Феодосья. — Али от греха? Пожалеешь ли ты, Господи, несчастных тех, если я за них страдать буду? Усмирять плоть, не потакать желаниям? Отец Нифонт рекши, что можно вымолить пощаду за других. Прошу тебя, Господи, прими мое смирение за их муки.

Долго еще бормотала Феодосья, расспрашивая Господа, в чем конкретно может она усмирить свою плоть ради других варничных страдальцев?

Сказать правду, более всего боялась Феодосья наказания за свой грех чадцу в утробе. Но произносить вслух его опасалась, почто лишний раз Богу напоминать о любострастном грехе? Он хоть и зрит все, но, тоже, небось, об чем-то и запамятовать может. Забывает же иной раз об ином тотьмиче: живет жена али муж девяносто лет, уж просит смерти, а Боженька никак вспомнить о них не может. Вот и решила Феодосья, сама себе в том не признаваясь, даже, возможно, об том и не догадываясь, завоевать прощение беззаконному чадцу Агеюшке, молясь об спасении и облегчении потуг солеварочных рабочих.

Она принялась хлопотать с молитвою. Кормила смиренно мужа Юдашку щами и пирогом, провожала его до ворот, держа за сапог в стременах. А вечером легла на сундук в светелке. Юда, пошарив жену на одре, сыскал ея, лежащей на верхнем этаже, в комнате для рукоделия.

— Ты чего это, жена, сдеся делаешь? Пошли-ка.

— Я здесь почивать буду.

— С чего это?

— Среда сегодня. Для любодейства — грех.

— Будет тебе! Грех, пока ноги вверх. Али я тебе не муж?

— Не пойду! — неожиданно сурово ответила Феодосья.

— Али мне холопку звать при живой жене? — оскорбленный ея тоном, зло бросил Юда.

— Уйди, насильник злой! — вскричала Феодосья. — Воздержавшись в среду и пятницу, и святую субботу, и светлое воскресенье, запишется Ангелом в книгу добрых деяний. Либо запишет ангел сатаны книгу злых деяний.

— В собственной жене нет греха, — промолвил Юда.

— Среда сегодня! Святая среда!

Юда схватил Феодосью за ворот душегреи и сволок с сундука.

— Ну, так будет тебе, в середу с переду, а пятницу — в задницу!..

— Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй! — принялась восклицать Феодосья.

Она широко раскрыла глаза и истово исторгала свое «господи помилуй», пока Юда, овладев со злобой женой своею, не бросил ея лежать на полу.

Глава пятнадцатая

ДИСКУССИОННАЯ

— Аер, видите ли, звонкий, и звездочки дрожат!.. — отец Логгин возмущенно посеменил перстами, изображая, как именно подрагивали звезды в морозном небе. — Что сие есть, как не аеромантия?!

— Да-а… уж… Аер… хм… Гм… — отец Нифонт издал различные солидные звуки и принялся поправлять крест на животе.

— Дондежи, прости Господи, в лоб посохом не вдаришь этакой бабе сущеглупой, все будет веровати в каждый чих! — возмущенно трепыхал власами отец Логгин.

— Пф-ф-ф… — рекши отец Нифонт и, отступившись от креста на чреве, принялся разбирать и одергивать рукава рясы.

Праведный гнев отца Логгина вызвала проскурница Авдотья, которая, встретя в шесть часов утра батюшку у дверей церкви и отмыкая замок, сдуру возьми да и рекши, мол, звезды дрожат, стало быть, мороз крепчает, и волки сызнова, как на той седьмице, набегут стаей на Волчановскую улицу да подерут собак. Отец Логгин констатировал прогноз Авдотьи, как в чистом виде богомерзкое воздуховолхование, или, как выразился он книжно:

— Как можешь ты, жена подлая, прямо под стенами святыми гадать на основании атмосферных явлений?! Дать бы тебе ключом вот этим в скранию!

Авдотья испуганно прикрыла дланью ближайший к батюшке висок, опасаясь, что отец Логгин приведет угрозу в исполнение, и запричитала:

— Уж чего такого, батюшка, аз и рекши? Господи, помилуй! Али мороз — от дьявола?

— К просвирам сей день не прикасайся, грешница! Ты бы еще в стенах святых аеромантией занялась! Зелья бы наварила на паперти, прости Господи! Птиц принесла да собак навела!

Отец Логин, наконец, отомкнул замок и помчался по церкви, негодующе развевая полами овчинного тулупа и подолом рясы.

Авдотья тихо подвывала.

— Батюшка-а… Аз ведь об вашем животе страдала, как бы вас волки не растерзали.

Отец Логгин резко повернулся назад, совершив грех становления к алтарю спиной без предварительного моления, и саркастически произнес:

— Еще того не легче! Авдотья ход моего живота предопределяет! Прямо не Авдотья, а дельфийский оракул, прости Господи. Быть мне волком задранным али от глупости вашей удар в кровяную жилу принять — то Богу решать! А не тебе ворожить! Твоего ли разума дело прогнозы строить? Ты молись, так святые угодники тебе все расскажут в своих откровениях, коли будет нужда, без всяких звезд.

— Батюшка, да ведь волхвам-то звезда путь к младенцу Иисусу указала, — всхлипнула Авдотья.

— А-а-а! — возопил отец Логгин. — Вселукавая баба! Потворница! Кощунница! Ведунья! Баальница смрадная! Зелейница! Вон! Три месяца тебе сухояста и по сто поклонов поясных!

Упоминание глупой Авдотьей библейского эпизода более всего прогневило отца Логгина. Поскольку напоминание это поставило батюшку впросак. Как втолковать дурной бабе разницу в звездных событиях? Та звезда была Вифлеемской. А эта — тотемской. Ну, есть разница?! Та звезда вела к пещере, в которой агнецы в стойле стояли. А Авдотье дай волю, псов в святую вертепскую пещеру наведет!

Мысль о псах, несмотря на то, что была она его же собственной, еще более прогневила отца Логгина.

Собака полагалась зело нечистым животным среди тотьмичей. Мог тотьмич в гневе изблевать соседа «козлом душным» и помириться вскоре за чаркой меда, но облаять «псом смердящим»!.. Сим словесам прощения не было. Мог иной тотьмич в мор великий кошку сожрать, а из шкурок кошачьих так и вовсе принято было женам и чадам рукавицы шить, но пса съесть! Да скорее тотьмич землю грызть будет, чем осквернится мясом собачьим. Вот такими добронравными были тотьмичи! Спаси Бог, если отроченок какой по младенческой глупости запускал в ворота церкви щенка. Закрывалась церковь и с долгими молитвами вновь освящалась. Поляки и литовцы, захватившие Тотьму в 7121 году, измываясь над горожанами, запустили в Богоявленский собор псов бродячих — надругались над святыми стенами. Тотьмичи со слезами крест целовали, моля Бога об очищении стен. Десятки тотьмичей отважно бросились в баталию с псами и убивали их, рыкающих, со счастьем в сердце. И бысть покусан в той баталии смиренный тотемский нищий Тишка. И принял Тишка бешенство. И бродил седьмицу, а затем лежал на гноище, истекая слюной и бредя, и лая. И уверовали тотьмичи, что взял Тишка все дьявольское псовое бешенство на свою душу и очистил тем самым стены оскверненного собора. По смерти Тишки был он единодушно наречен тотьмичами и церковными властями блаженным, святым. Тщением всех горожан возведена была на месте гноища, на котором упокоился нищий, Тихонская часовня. Имела она славу, излечивающей от бешенства.

Впрочем, обо всем этом отец Логгин не ведал, поскольку прибыл в Тотьму через шесть десятков лет после тех событий. И потому, по явлении отца Нифонта, гнев молодого батюшки был направлен исключительно на аеромантию.

Отец Нифонт, впрочем, не выказал особого рвения в осуждении Авдотьи. Меньше всего отцу Нифонту, несшему службу уже около тридцати лет, хотелось дискутировать с молодым, энергичным коллегой. Алкалось отцу Нифонту покоя. Если какие мысли и пускал он в главу, так о том, не уменьшат ли в сей год размер церковного корма, то бишь зарплаты батюшки, с десятой части доходов до восьмой? Не согрешит ли средняя дочь Анница с рыбарем Васькой, уж больно зачастил он с рыбой на двор к отцу Нифонту? В общем, отец Нифонт желал дослужить в покое, философски размыслив, что коли Богу не удалось исправить грешников тотемских, то уж ему, отцу Нифонту, и тем более надрываться бессмысленно. Жаркие теологические дискуссии отца Логгина отец Нифонт не поддерживал. Но и не спорил. А свое участие в диспутах выражал многозначительными звуками и солидным молчанием. Он философски выслушивал боевитого коллегу, с легкой грустью вспоминая, как когда-то таким же увлеченным отроком прибыл в Тотьму. И в глубине души даже желал карьерного роста отца Логгина, его убытия на вышестоящую должность в епархии: молодой коллега порядком утомил отца Нифонта своей активной верой в перевоспитание тотьмичей. Вот и сей час, делая вид, что слушает отца Логгина, опытный батюшка меж тем про себя планировал, хватит ли семейству редьки и репы до весны? И лишь потому, что урожай сих корнеплодов зависел именно от атмосферных явлений, отец Нифонт открыл рот и изрек: