— Эйми, не вешайте трубку, — сказал Терон. — Я… Из машины вышли трое. Трое белых мужчин.
— Эйми, позвоните в полицию и попросите срочно прислать патрульную машину к моему дому, Пайнвуд, 118-В.
Пока Терон пытался вставить ключ в замочную скважину, рука его дрожала.
— Терон, что случилось?
— Сделайте, как я прошу!
Чертов ключ был перевернут вверх ногами!
Не выключая мобильный, Терон сунул его в чехол на ремне брюк и повернулся лицом к приближающейся троице. У него уже не было времени открыть дверь, войти в дом и запереть дверь за собой.
— Добрый вечер, — сказал один из троих — самый высокий, он шел посередине.
— Добрый вечер, — ответил Терон, пытаясь делать вид, что ему не страшно. — Чем могу быть полезен?
Они не пытались скрыть лица, не сделали ничего, что позже помешало бы ему их опознать. Это означало одно из двух: или они не собирались причинить ему физический вред, или они собирались его убить.
Джоли притормозила перед закрытыми воротами, открыла окно и набрала код, который дала ей тетя Кларис. Она запомнила коды и для ворот, и для дома. Когда ее отец установил в Белль-Роуз охранную систему? Не сразу после убийств, значит, по-видимому, уже после того как Джоли отослали из дома. Он боялся, что кто-то может причинить вред его новой семье?
Подъезжая к дому, Джоли увидела, что на первом этаже еще горит свет, но второй этаж темный.
Джоли оставила машину на подъездной аллее. Завтра нужно будет заявить Максу, что она рассчитывает, что ей освободят место в гараже. Джоли не интересовало, чью машину придется убрать, лучше всего, если это будет «мерседес» Джорджетт. Хотя она подозревала, что Макс скорее оставит под открытым небом свой «порше», чем хотя бы помыслит о том, чтобы расстроить мать. Джоли заперла машину и с ключами в руке направилась к лестнице парадного входа. Вставив ключ в замочную скважину, она вдруг услышала голос:
— Что-то ты поздновато возвращаешься домой.
От неожиданности Джоли ахнула и одновременно подпрыгнула, потом быстро обернулась, ища того, кто это сказал. Она положила ключи в карман льняного пиджака и пошла по веранде. В большом кресле-качалке, положив ногу на ногу, с совершенно непринужденным видом сидел Макс, он явно чувствовал себя как дома.
— Меня поджидаешь, сводный братец?
— Возможно.
Макс посмотрел на Джоли. Ей было не очень хорошо видно его глаза, и от этого она чувствовала себя в невыигрышном положении. Ей было бы спокойнее, если бы она видела его глаза.
Джоли сняла мятый пиджак и повесила его на спинку кресла-качалки, стоявшего рядом с тем, которое занял Макс, потом села в кресло сама.
— А все остальные уже легли спать?
— Мама и Меллори — в своих комнатах, — ответил Макс. — Дядя Перри каждую неделю проводит несколько ночей в городе. Тетя Кларис еще не вернулась. Она все еще на свидании с Ноуэллом Ландерсом.
— Тебе ведь не нравится Ландерс? — спросила Джоли.
— Я ему не доверяю.
— Почему?
Джоли принялась раскачиваться в кресле.
— Ему что-то нужно от тети Кларис, только я пока не понял что. Вероятно, деньги.
— А тебе никогда не приходило в голову, что он — тот и то, за кого себя выдает, и от тети Кларис ему нужна лишь она сама?
— Вот уж не знал, что ты такая романтичная натура. Джоли скорее почувствовала, чем услышала усмешку в голосе Макса.
— Я не романтик, ни в коем случае. Но я и не подвергаю с ходу сомнению мотивы любого человека… если он сам не даст повод в них усомниться.
Макс повернул голову к Джоли. Свет из окна озарил его лицо, и Джоли заметила на нем слабую тень улыбки.
— Может, мне стоит поручить тетю Кларис твоим заботам, чтобы, пока ты в Белль-Роуз, ты за ней присматривала, а не я.
— Не думаю, что за тетей Кларис нужно присматривать. Она не сумасшедшая. Не в том смысле, как про нее думают.
— Я не говорил, что она сумасшедшая. Но она очень ранима и может стать легкой добычей для какого-нибудь мошенника, который утверждает, что был с ее любимым Джонатаном, когда того убили.
— А может быть, Ноуэлл Ландерс действительно был рядом с Джонатаном, когда его убили.
Макс покачал головой:
— Примерно с месяц назад Луис попросил меня навести справки о Ноуэлле Ландерсе. В окружении Джонатана не было человека с таким именем. Более того, в тот год, когда Джонатан служил во Вьетнаме, там вообще не было человека по имени Ноуэлл Ландерс.
— О!… — Джоли в полумраке встретилась взглядом с Максом. — Ты рассказал об этом тете Кларис? Она знает, что он ее обманывает?
— Я рассказал. Она ответила, что я, наверное, ошибаюсь и информация неправильная.
— А ты не говорил с Ландерсом? Не уличил его во лжи?
— Пока нет. Меня отвлекли другие дела, которые требовали немедленного внимания. Среди них — болезнь и смерть Луиса.
— Почему ты не звал его отцом?
— Когда он женился на маме, мне было почти девятнадцать лет, — сказал Макс безо всякого выражения. — Кроме того, я всегда считал отцом Филиппа Деверо.
— Гм… Я помню Филиппа. Тихий, скромный, очень милый человек. — Джоли перегнулась через подлокотник кресла и посмотрела Максу прямо в глаза. — А куда подевалась ненависть, которую ты испытывал к моему отцу? Ты не делал секрета из своей убежденности, что если бы папа не сообщил в полицию о том, что Филипп присвоил деньги из казны их общих предприятий, страховой компании и завода по производству чугунных печек, Филипп бы не покончил с собой.
Несколько минут Макс молчал. В темноте жужжали цикады, их пение напомнило Джоли о ее детстве, когда теплыми вечерами она сидела с родными на веранде или гонялась по двору за светлячками. Откуда-то издалека донеслось уханье совы, но поверх всех знакомых звуков Джоли слышала дыхание Макса. Она поежилась от какого-то странного ощущения внутри, и у нес вдруг возникло непреодолимое желание протянуть руку к Максу, коснуться его, положить руку ему на грудь, ощутить биение его сердца.
— Я сделал для Луиса то, что ты отказалась сделать для моей матери, — сказал наконец Макс. Его голос прозвучал непривычно мягко.
— Что же это?
— Я взял на себя труд узнать отчима поближе и разобраться, что он за человек. Когда наши родители поженились и мать умоляла меня поехать с ней в Белль-Роуз, я согласился. Я сделал это для нее. И постепенно ненависть, которую я когда-то испытывал к Луису, стала сменяться невольным уважением, потом симпатией, а затем и… Единственным безнравственным деянием твоего отца за всю его жизнь был роман с моей матерью, когда твоя мать была еще жива.
— И был жив Филипп Деверо.