– Привет, Санька, – вытирая слезы, ответил я ему. – Как так случилось, почему? – у меня была куча вопросов. – Я тебя искал.
– Отца расстреляли, тебя арестовали без права переписки, мать умерла, а тетка просто предала, – зло сказал он, словно мы все были в этом виноваты, в несчастьях, что обрушились на нашу голову, – меня определили в детдом, там школа жизни. Вышел я оттуда, уже как зону прошел, власть при этом ненавидел люто за то, что забрала у меня всех вас. Вот и стал мстить, сначала вступил в банду, а потом уж и подмял ее под себя. И не грабил я, а свое забирал, компенсацию за то, что страна мне осталась должна.
– Но ведь ты молоденьких девчонок убивал, – захлебываясь слезами, говорил я, – ты тоже жизни ломал. Простые человеческие жизни. Помнишь девочку-кассира, которой ты на груди вырезал свое прозвище? Это была невеста моего друга, он с ума сошел от горя, у них должна была быть семья, дети, а ты все это уничтожил. Ты будущее у них отнял, одной своей местью растоптал счастье ни в чем не повинных людей.
– У тебя тоже должна была быть семья, – закричал он. – Почему те, кто посадил тебя в тюрьму, не думали об этом? Почему не думали красноперые, когда расстреливали отца, о матери, о том, что она еще молодая и они с отцом могли бы еще быть счастливы. Я мстил им всем за тебя, за отца, за маму! – кричал Сашка так, что конвойный заглянул в камеру.
– Месть – это самое отвратительное, что может быть на земле, потому что она никогда не приносит удовлетворения. А моей семьей всегда был ты, я жил только поисками тебя, я надеялся. Отмечал твои дни рождения и надеялся. А сейчас ты еще убил и мою семью. Тебя уже больше нет, тебя давно нет как человека, но скоро тебя не будет вовсе.
Я горько расплакался, уткнувшись в свою кепку, чтоб не привлекать внимания конвойного. Долго не мог остановиться, оплакивая брата, мне тогда казалось, что я сижу у его могилы, что его действительно больше нет.
– Одна просьба, – тихо сказал Саня, – не отказывают в последней просьбе приговоренному. У меня есть жена, ну, гражданская, в банде. Родить она должна со дня на день. Скорее всего, ее тоже расстреляют, но дитя в детский дом отдадут. Забери. Пожалуйста. Сделай из него человека. Не дай ошибиться ему, как мне, пусть он будет твоей семьей.
И вот прошел с того времени год, милая моя Ассоль. Приговор приведен в исполнение. А я теперь варю каши и кормлю годовалую Сашку, приговаривая про сороку-воровку, которая кашу сварила. Да, я назвал девочку в честь ее отца – Александрой. Пусть она исправит его ошибки, станет хорошим человеком и принесет пользу государству и обществу. Боль от мысли о брате не утихает, да, наверное, и не утихнет никогда. Все думаю, если бы не тот донос, если бы меня не посадили, ничего бы этого не было, и столько жизней было бы спасено. Тех жизней, которые Санька своей ненавистью отправил на тот свет. Буду всю жизнь молиться за их светлые души и вымаливать прощения за брата, а от себя молить за то, что не углядел.
Люблю тебя, моя милая Ассоль, по-прежнему всей душой. Знай, теперь у тебя два самых преданных поклонника – я и Александра. Нам обещают квартиру в ближайшем будущем, и тогда я заберу у тебя дневники деда.
Буду молиться о тебе, твой Грэй
Глава 23
Спектакль окончен?
– Все сидишь за компьютером, что там тебе, долго еще? – Агния зашла в кабинет, медленно шаркая ногами. Она словно резко постарела за эти сутки, сравнявшись моментально с возрастом в паспорте. – Ты давай поторопись, думаю, мне недолго осталось.
Великая актриса уселась в свое кресло и выдохнула, словно все ее силы ушли на этот путь и сейчас она пыталась отдышаться.
– Здравствуйте, Агния. Вам не кажется странным, что еще вчера все было хорошо, а вечером резко стало плохо? – Беата старалась подбирать слова, чтобы не обидеть и не напугать пожилую женщину.
– Нет, так было и раньше, меня, правда, отпустило немного перед поездкой, я даже подумала, что обманула старую, но, видимо, ненадолго. Как продвигается книга?
– Медленно, – ответила Беата, видимо чувствуя за это вину. Она понимала, что это непрофессионально, что она так долго делает свою, казалось бы, обычную работу. – Ну, во-первых, мне его жалко, – сказала вдруг она.
– Кого? – Агния непонимающе подняла брови.
– Ну, этого вашего поклонника, Грэя. Кстати, там совершенно нигде нет его имени.
– Ты тоже влюбилась, – ухмыльнулась старуха. – Да, этот человек умел производить гипнотическое впечатление, даже посредством писем, даже через года, – мечтательно сказала Агния и, словно вспоминая что-то давно забытое и приятное, молодела на глазах. – Ты знаешь, в него были влюблены абсолютно все, кто попадал под обаяние этого мужчины. И это были необязательно женщины, он внушал полное доверие и мужчинам. Было в нем что-то такое, настоящее, что ли, то, что завораживает, то, что потеряли уже давно все остальные. Хоть и била его судьба, но всегда спасали и помогали люди, которых он покорял, наверное, поэтому и выжил.
– По мне, так это немного вранье, – Беата боялась обидеть больную старушку, – не бывает таких хороших людей. Людская натура сама по себе порочна. Ведь даже в том, что сделал его брат, он винил себя.
– Ну, значит, он был не человек, – улыбнулась Агния, – я, кстати, всю жизнь это подозревала. Ангел, слетевший на нашу грешную землю. Как твое расследование? Кто из них шутник? – сменила тему великая актриса, и голос ее тоже тут же сменил тон на повелительный.
– Я пока не уверена, – замялась Беата, – мне еще надо с Мстиславом поговорить. И вообще, после того, как вы вчера сказали, что я разоблачу шутника, меня пытались убить, а мы с вами на такое не договаривались. В конце концов, мне за это не доплачивают.
– Почему же сорвалось данное мероприятие? – спокойно спросила Агния. – Промазали или пожалели, а может быть, испугались? Ладно, не распускай нюни и