во петьсот рублей;
А кунья-то шуба стоила бы тысицы!),
160. А скакал бы он скорэнько да на добра коня,
Он бил бы коня да по крутым ребрам:
«А неси бы, конь, да во свою землю,
А во ту же во Резанюшку во Великую;
Ко родимой к моей бы да матушки,
165. Уш на имя Омельфы да Тимофеёвны;
Да ко той же ноньце да к молодой жоны,
Да к Настасьи нонце Викулисьны!»
Приежжал он во Резанюшку во Великую,
Он не спрашывал бы башни да наугольния,
170. Уш прямо скакал бы его доброй конь.
Приежжал он скорэнько да к широку двору,
Он скакал бы скорэнько да со добра коня,
Заежжал бы он нонче да на широкой двор.
Да стрецели его слуги да слуги верныя,
175. Да слуги верныя бы, ноньце неизменныя;
Да стречала его матушка родимая,
Да зарада бы она, да всё радешенька!
А-й не стречает его-де да молода жона.
Он спрашыват у матёнки родимоё:
180. «Уш ты вой еси, матушка родимая!
Уш где моя бы ноньце да молода жона?»
Говорыла она бы да таково слово:
«Уш ты вой еси, Добрынюшка Микитиць млат!
Не исполнила твоя бы молода жона
185. А-й да того же наказу да богатырского:
Приежжал бы ноньце да всё стары́й казак,
Да приежжал бы он от Олёшеньки сватом сватацьсе;
Говорыл он старой казак Илья Муромец:
“Да прошло бы ету бы ноньце да времени,
190. Уш нету Добрыни да жывого веть, —
Да прошло бы ноньце да тры года!“ —
Да прыдумала итти твоя да молода жона
За того же за Олёшеньку за Поповича,
А того же Бобы́[124] да королевица!»
195. У Добрынюшки крофь бы да фсё горячая,
Не стерпело его серьцё да богатырскоё,
Он пошол бы скорэнько да на конюшын двор.
Уш конь бы лошать да бы ноньце
Не россёд(л)ан бы, не розуздан же.
200. Не стерпел(о) его серьцё да богатырскоё,
Да поехал бы он скоро да во чисто полё,
Да во то(т) жа ноньце да во красён Киёф-грат.
Уш ехал бы скоро да скоро-наскоро,
А как летела бутто птицюшка,
205. А-й бы та жа птиця — да птиця-пташица.
Приежжал он бы ко городу фсё ко Киеву.
Позади бы он города ноньце Киева;
А-й ст(р)етилась бы калика перехожая,
Перехожая калика да переброжая.
210. Говорыл бы он калики да таково слово:
«Уш ты вой еси, калика да перехожая,
Перехожая калика да переброжая!
А-й скинывай-ко-се с сибя платьицё бы калицькоё,
Надевай-ко-се мою бы да фсё кунью шубу,
215. Надевай-ко-се мою шапочку-ко<у>рчавочку,
Опоясывай опоясоцьку во петьсот рублей;
Не дорога, не дешёва моя шубоцька, —
Она стоит бы ноньце-де целой тысицы;
Храни-ко-се коня моёго бы доброго,
220. Да пой ты, корми пшоницей да белояровой,
Наливает[125] ему воды медовою!»
Да отправилса во грат, во двор пошол,
А-й он пошол-де ко Владимёру на шырокой двор.
Подходил ко крылецьку да фсё ко красному.
225. Да стоят бы у крыльца да сторожы бы крепкия,
Не пускают Добрынюшки на красно крыльцо.
Росходилосе у Добрыни да ретиво серьцо,
Он не спрашывал бы слуг да слуг бы верныих,
Он спехнул бы их со красна крыльца:
230. «Не розрожайте[126] моёго да серьця ретивого!»
Он бы шол скорэнько да на белы сени,
Заходил бы он бы ноньце да в нову светлицу
Ко тому же Владимеру стольнекиефьску.
А идёт-то бы ноньце почесьён пир;
235. Да стоит-то старык-казак да Илья Му́ромец,
Возл <е>го стоит Олёшенька Поповиц млат,
А стоит бы его Добрынина молода жена;
А хотят бы итти ноньце да во Божью церкофь
А-й принимать-то бы ноньце да золоты венци,
240. Прынимать-то бы ноньце закон Божеи.
А Добрынюшки ноньце нефтерпёш прышло,
Ретивоё-то серьце да нефтерпёш прышло,
Вымал бы Добрынюшка звоньцяты гусли
Ис тех жа пол да ис калицьих веть.
245. Он стоял у пеценьки у кирписьнею,
У кирписьнею у печки да у муравленой.
Заиграл-то бы в гусли да всё Добрынюшка —
А приудрогло бы у старого сердецюшко,
Лепета́ бы в лице да фсё смениласе,
250. А-й как горячая-та крофь да потеряласе.
А-й стала бы Настасья доцька Викулисьна
Обносить бы-то по чары зелена вина
Да по тем же бы по князям, да по боярам,
Да по руським бы могучим да по богатырям,
255. Да по тем жа купьцям-гостям торговыим,
Да по тем жа каликам да перехожиим.
Обнесла бы усех калик да перехожиих;
Дошло бы до той же до калики веть,
Уш той же калики да перехожою,
260. Перехожою калики да переброжою;
Да подносит бы ему чарочку зелена вина.
Он берёт бы он чарочку едной рукой,
Выпиват бы чарочку к едну духу,
Он спускает бы во чарочку злачон перстень.
265. Да заплакала Настасья доцька Викулисьна,
Захватила его за шею да фсё за белую,
Целовала его в уста сахарныя:
«Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млат!
Да прости миня бы ноньце в первой вины:
270. Не исполнила бы я да слова тайного,
Да вышла бы, пошла я за Олёшеньку,
За того же бы я за Олёшеньку за Поповича,
За Поповича за Олёшеньку за Воровица[127]».
А-й говорыл-де Добрыня да таково слово:
275. «Уш Бох тибя простит, да веть Настасьюшка!
Омманил тибя старо(у)й казак Илья Муромец,
Илья Муромец омманил да сын Ивановицчь».
Испугалса веть старой казак Илья Муромец:
Одломилисе бы ноньце да резвы ножоцьки,
280. Приопали его бы да белы ручушки,
Говорыл-то Добрыня да таково слово,
Проздравлял бы Олёшеньку Поповича:
«Да жанилса, Олёша, — тибе бы не с ким спать!»
За беду стало Олёшеньки,