Читать интересную книгу Годы - Вирджиния Вулф

Она вернулась к теме собора, понял Мартин.

— Великолепный, — согласился он. — Ты смотрела на статуи?

Вошел человек, которого Мартин узнал: Эрридж, биржевой маклер. Он поманил Мартина пальцем. Мартин встал и отошел поговорить с ним. Когда он вернулся, Сара уже опять наполнила свой бокал. Она сидела и смотрела на людей, точно была маленькой девочкой, которую он привел на рождественский сказочный спектакль.

— Какие планы на вечер? — спросил Мартин.

— В четыре — на Круглый пруд, — сказала Сара, постукивая ладонью по столу. — В четыре — на Круглый пруд.

Теперь она перешла, подумал Мартин, в сонное благодушие, следующее за сытным обедом с вином.

— С кем-нибудь встречаешься там?

— Да, с Мэгги.

Помолчали. До них долетали обрывки чужих разговоров. Человек, к которому отходил Мартин, удаляясь, тронул его за плечо.

— В среду в восемь, — сказал он.

— Точно, — откликнулся Мартин и сделал пометку в своей записной книжке.

— А какие планы на вечер у тебя? — спросила Сара.

— Надо навестить сестру в тюрьме, — сказал Мартин, поджигая сигарету.

— В тюрьме?

— Розу. Она сидит за то, что бросила камень.

— Рыжая Роза, красная Роза, — начала Сара, опять потянувшись за вином, — дикая Роза, колючая Роза…

— Не надо, — сказал Мартин, закрыв ладонью горлышко бутылки. — Тебе хватит.

Она немного возбуждена. Надо ее утихомирить. Люди все слышат.

— Дьявольски неприятная штука, — сказал он, — сидеть в тюрьме.

Она придвинула к себе бокал и сидела, уставившись на него, словно механизм ее мозга внезапно отключился. Она была очень похожа на мать, только смеялась по-другому.

Мартину хотелось поговорить с ней о ее матери. Но разговаривать было невозможно. Слишком много людей слушает, к тому же они курят. Дым, смешанный с мясным запахом, создавал духоту. Мартин вспоминал прошлое, когда Сара воскликнула:

— Сидит на трехногом стуле, и в нее впихивают мясо![46]

Мартин очнулся от воспоминаний. Она имеет в виду Розу?

— Камень наделал дел! — Сара засмеялась, взмахнув в воздухе вилкой. — «Сверните карту Европы, — сказал он лакею. — Я не верю в силу»[47].

Она положила вилку на тарелку, так что сливовая косточка подпрыгнула. Мартин огляделся. Люди слушали. Он встал.

— Ну, пойдем? Если ты сыта.

Она поднялась и стала искать свое пальто.

— Я получила удовольствие, — сказала она, беря пальто. — Спасибо, Мартин, за вкусный обед.

Он подозвал официанта, который с готовностью подошел и выписал счет. Мартин положил на тарелку соверен. Сара начала продевать руки в рукава пальто.

— Сходить с тобой, — предложил Мартин, помогая ей, — на Круглый пруд в четыре?

— Да! — воскликнула она, повернувшись на каблуке. — На Круглый пруд в четыре!

Она пошла к выходу — слегка нетвердой походкой, заметил Мартин — мимо служащих из Сити, которые по-прежнему сидели и ели.

Подошел официант со сдачей, и Мартин начал опускать монетки в карман. Одну он оставил на чаевые. Но, уже собираясь дать их, он вдруг заметил что-то вороватое в выражении лица Альфреда. Мартин приподнял счет — под ним лежала монета в два шиллинга. Обычная уловка. Мартин вышел из себя.

— Что это? — гневно спросил он.

— Я не знал, что она там, сэр, — заикаясь, проговорил официант.

Мартин почувствовал, что у него краснеют уши. В гневе он очень походил на отца, у него тоже проступали белые пятна на висках. Он бросил монетку, предназначавшуюся для официанта, в карман и прошел мимо него, оттолкнув его руку. Тот отступил, что-то бормоча.

— Идем, — сказал Мартин, торопливо ведя Сару через многолюдный зал. — Прочь отсюда.

Он вывел ее на улицу. Спертый воздух, запах горячего мяса вдруг стали невыносимы для него.

— Ненавижу, когда меня обманывают! — сказал он, надевая шляпу. — Прости, Сара. Не надо было водить тебя туда. Гнусная дыра.

Он вдохнул свежий воздух. Уличные звуки, безучастный, деловитый вид всего вокруг бодрили после ресторанной жары и духоты. Вдоль улицы выстроились телеги, из складов в них летели ящики. Мартин и Сара опять вышли к собору Святого Павла. Он поднял голову. Старик по-прежнему кормил воробьев. И собор был все тот же. Мартину захотелось опять ощутить, как приходят в движение и замирают составные части его тела, но чувство физического единения с каменной громадой не вернулось. Он чувствовал только злость. К тому же его отвлекала Сара. Она собиралась перейти оживленную улицу. Мартин протянул руку, чтобы задержать ее.

— Осторожно, — сказал он.

Они перешли дорогу.

— Пойдем пешком? — спросил он. Она кивнула.

Они пошли по Флит-стрит. Разговаривать было невозможно. Тротуар был очень узкий, и Мартину то и дело приходилось сходить с него, чтобы идти рядом с Сарой. Ему все еще было неприятно от пережитого приступа злости, хотя сама злость почти прошла. Как я должен был поступить? — думал он, вспоминая, как прошел мимо официанта, не дав ему на чай. Не так, думал он, не так. Люди теснили его, вынуждая сходить с тротуара. В конце концов, бедному негодяю надо зарабатывать на жизнь. Мартин любил быть великодушным, любил оставлять за собой улыбающихся людей, да и два шиллинга ничего для него не значили. Но что толку рассуждать, когда уже поздно? Он начал было напевать ту же песенку, но перестал — вспомнив, что он не один.

— Ты только посмотри, Сэл! — сказал он, сжимая ее руку. — Ты посмотри!

Он указал на раскоряченного грифона на вершине Темпл-Бар-Мемориал[48], нелепого, как обычно: не то змея, не то птица.

— Посмотри! — повторил Мартин со смехом.

Они остановились, чтобы рассмотреть плоские фигурки, неуклюже прилепленные к постаменту: королеву Викторию, короля Эдуарда. Затем пошли дальше. В толпе говорить было невозможно. Люди в париках и мантиях торопливо переходили улицу, одни несли красные сумки, другие — синие[49].

— Дом правосудия. — Мартин указал на затейливо украшенную, но холодную каменную громаду. У нее был мрачный, похоронный вид. — Здесь проводит свою жизнь Моррис, — громко добавил он.

Он все еще чувствовал неловкость из-за того, что вышел из себя. Но это уже проходило. В его сознании остался лишь крохотный заусенец.

— Ты считаешь, я должен был… — начал он, собираясь сказать: «…стать адвокатом?», но также и: «должен был вести себя сдержаннее с официантом?»

— Что должен был? — спросила Сара, наклоняясь к нему. За уличным шумом она не расслышала.

Говорить было невозможно, но, во всяком случае, неприятный осадок от того, что он вышел из себя, постепенно таял. Легкое покалывание совести давало себя знать все меньше. Но вдруг оно возобновилось с новой силой: Мартин увидел нищую, продававшую фиалки. И этот негодяй, подумал он, остался без чаевых из-за того, что обманул меня… Он сосредоточил взгляд на почтовом ящике. Затем посмотрел на автомобиль. Удивительно, как быстро все привыкли к экипажам без лошадей, подумал он. Раньше они смотрелись так нелепо. Они прошли мимо женщины, продававшей фиалки. Ее шляпка была надвинута на лицо. Мартин бросил на ее поднос шестипенсовик — во искупление вины перед официантом. Он помотал головой. Фиалок не надо. К тому же они увядшие. Но он успел разглядеть ее лицо. Там не было носа. Оно было изборождено белыми рубцами, а посередине виднелись красные ободки ноздрей. Женщина была безносая и надвинула шляпку, чтобы скрыть это.

— Давай перейдем, — быстро сказал Мартин. Он взял Сару за руку и провел ее между омнибусов. Должно быть, она видит такое часто. Как и он. Но вместе — это совсем другое.

Они ступили на противоположный тротуар.

— Сядем в омнибус, — сказал Мартин. — Идем.

Он взял ее за локоть, чтобы она шла быстрее. Но это было невозможно: дорогу перегородила телега, по тротуару сновали люди. Впереди уже вздымался Чаринг-Кросс. Мужчин и женщин засасывало внутрь, как воду между быков моста. Пришлось остановиться. Мальчишки-газетчики стояли с плакатами у ног. Люди покупали газеты; одни задерживались, другие хватали газеты на ходу. Мартин тоже купил газету, теперь он держал ее в руке.

— Подождем здесь, — сказал он. — Омнибус придет.

Старая соломенная шляпка с розовой лентой, думал он, раскрывая газету. Образ женщины стоял у него перед глазами. Он поднял голову.

— Вокзальные часы всегда спешат, — успокоил он мужчину, торопившегося на поезд. Всегда спешат, повторил он про себя, раскрывая газету. Но никаких часов не было.

Он стал читать сообщения из Ирландии. Омнибусы один за другим останавливались и вновь отъезжали. Сосредоточиться на сообщениях из Ирландии было трудно. Мартин поднял голову.

— Это наш, — сказал он, когда подошел нужный им номер.

Они забрались на второй этаж и сели бок о бок над водителем.