остальные зрители.
Я всё это время стоял за кулисами, словно бы передавая Полине свою энергию, а когда она покинула сцену, то буквально рухнула мне на руки. Мою жену реально колотило, и я какое-то время отпаивал её выпрошенным у вахтёрши корвалолом. Вроде помогло. Даже не представляю, чего Полине стоило выйти на сцену и так мощно исполнить композицию, заимствованную мной у Тухманова и Поперечного.
На следующий день я с утра вызвонил Настю, попросил её посидеть с Полиной, а сам снова отправился в РОВД. Дежурный уже сменился, капитана тоже не было, пришлось долго объяснять, кто я и с какой целью заявился в отделение. В итоге всё же познакомился со следователем, который принял дело этого Казимирчика. Тот как раз собирался ехать в больницу, куда с трещиной в челюсти положили задержанного. Всё-таки трещина, не прелом.
Следователем был тоже капитан, Андрей Васильевич Петраков, вполне доброжелательно ко мне отнесшийся, да ещё, как оказалось, оказавшийся любителем бокса. Для себя занимался в «Динамо», и гордился тем, что его земляк стал чемпионом Европы.
— Я с дежурным врачом созванивался, тот сообщил, что пациент в принципе может общаться, — сказал Петраков. — Жаль, машин свободных нет, с утра на патрулировании, придётся в больницу на общественном транспорте добираться.
— Так у меня машина есть, давайте, подброшу. Могу и обратно потом завезти.
— Здо́рово! Тогда поехали.
Пять минут спустя мы уже двигались в сторону городской больницы № 3 на улице Свердлова, которая дежурила вчера и где в отдельную палату под охраной милиционера поместили бандеровца, которому ещё и одну руку к спинке кровати наручниками прицепили. Бандеровца — это я его так про себя называл, как в моём будущем стали со временем называть практически всех жителей Западной Украины. Пока ехали, капитан просветил, что Казимирчик в своём Кременце работает дворником, холост, детей нет, ведёт замкнутый образ жизни, и при этом состоит на учёте в областном психоневрологическом диспансере в качестве шизофреника. Это ему уже с утра кременецкие коллеги успели сообщить.
— Мне кажется, ему в психбольнице самое место, — заметил я.
— Не исключено, но это решать не нам. Будет проведена соответствующая медико-психологическая экспертиза, она и решит, куда дальше определять задержанного. Скорее всего здесь проведём… А вот мы уже и приехали.
Я аккуратно припарковался напротив входа, благо что место позволяло. В 1972 году машин было не так густо, как в моём будущем, иной раз, помню, у соседей до драк доходило за парковочное место у дома. Хорошо, у меня был свой гаражик в гаражном кооперативе, я был избавлен от такой нервотрёпки.
— Вы здесь пока посидите, — попросил Петраков, принимая от медсестры белую накидку. — Надеюсь всё-таки разговорить этого типа.
— Я тоже на это очень надеюсь. Если бы мне разрешили вести самому допрос, да без свидетелей… Он бы у меня быстро заговорил.
Я плотоядно ухмыльнулся, на что капитан с укоризной во взгляде покачал головой:
— Евгений Платонович, ну что вы, в самом деле… Может, в каких-нибудь Америках так и принято, но в Советском Союзе процедура дознания проводится исключительно в рамках закона.
— А если он так и не сознается?
— Тут уже особой разницы нет. Факт нападения с холодным оружием налицо.
— Надеюсь, он не начнёт сочинять, будто бежал по коридору с ножом, чтобы помочь кому-нибудь порезать колбасу?
— Хм, по идее всё может быть. Он же не накинулся на вас с ножом…
— Но вид был такой, что готов был накинуться. Ладно, жду вас здесь и, надеюсь, с хорошими известиями.
— Смотря что под этим подразумевать, — усмехнулся капитан, и в сопровождении медсестры направился к лестнице.
Вернулся он через сорок с небольшим минут, я даже успел слегка вздремнуть, сидя на жёстком кресле с дерматиновой обивкой. В ответ на мой вопросительный взгляд кивнул:
— В машине поговорим.
Я с нетерпением ждал момента, когда Петраков начнёт своё повествование, если там было о чём повествовать. Как оказалось, было. Когда встали на светофоре, я повернул в его сторону голову, всем своим видом словно бы вопрошая: «Ну так что, товарищ капитан?».
— В общем, кое-что удалось у него выяснить, — со вздохом начал он. — Этот Казимирчик, с его слов, оказался большим любителем церковных книг. В церковь не ходил, но книги где-то доставал и читал. И телевизора у него нет, зато есть радио. Как-то услышал, как поёт ваша супруга, и тут же голоса в его голове стали ему нашёптывать, что Полиной Кругловой овладели демоны.
— Так и сказал? — не удержался я от вопроса.
— Так и сказал, — подтвердил следователь. — Эти же голоса ему нашептали, что только он, Богдан Казимирчик, сможет освободить девушку от демонов. А для этого нужно пробить ей в груди дыру, через которую демоны вырвутся на свободу и будут сожжены солнечным светом. Хотя где он там, в коридоре, солнечный свет увидел, да и вечер, и погода пасмурная… Я вас не слишком шокирую такими подробностями?
— Меня нет, я вот думаю, как Полине это преподать. Вы её планируете вызывать?
— Могу и не вызывать. Она же не является пострадавшей, а дело, скорее всего, в открытом суде слушаться не будет. Думаю, будет проведена закрытая судебно-психиатрическая экспертиза.
Петраков оказался прав. Неделю спустя Казимирчик был выписан, а ещё через день была проведена закрытая судебно-психиатрическая экспертиза, которая подтвердила диагноз, поставленный тернопольскими коллегами. Дворник из Кременца был признан опасным для общества и отправлен на принудительное лечение в областную психиатрическую больницу, в отделение для буйных. Сколько он там пробудет — будет решать всё та же комиссия. Надеюсь, этот псих в стены психушки попал надолго.
— Если вдруг его надумают выпустить когда-нибудь, вы уж мне позвоните на всякий случай, — попросил я Петракова. — Я вам оставлю свой телефон.
— Договорились, — кивнул он.
Ну а для жены я придумал версию, что западенский псих имел виды не на неё, а на меня. В смысле, влюбился-то он в неё, а я как он считал, был преградой на пути к их счастью. Вот и решил освободить её от меня. Но в ближайшие годы Казимирчик обречён страдать в застенках дома для умалишённых, так что опасаться его нам пока не стоит.
Естественно, Полина поинтересовалась, а что будет, когда Казимирчик выйдет из больницы?
— Я лично прослежу, чтобы он сел на самолёт до своего Тернополя или куда там у них они летают, — сказал я. — А потом буду еженедельно звонить в милицию Кременца и спрашивать, как там поживает наш старый знакомый.
— Ну ладно, — вздохнула Полина. — Только вдруг кому-нибудь ещё в голову придёт эта идиотская идея сделать меня свободной?