…Где-то с шестого месяца я начала чувствовать извращения аппетита, причём весьма характерные. От пищи исходил неприятный запах, а на вкус… В общем, нельзя взять в рот.
В первый раз это случилось утром: я готовила себе завтрак, а Алекс собирался на службу. Он брился в ванной, а я разбила на сковородку два яйца. Да, немного странная у нас семья: мы едим отдельно друг от друга, не сидим за одним столом, не желаем друг другу приятного аппетита, и поговорка относительно пути к сердцу через желудок в случае с моим мужчиной не работает. Я поначалу не придала большого значения странному запаху, поднимавшемуся от сковородки, только глянула — не пригорело ли? Да вроде нет.
Сделав на соковыжималке апельсиновый фреш, я отрезала три ломтика батона и переложила яичницу на тарелку. Немного грустно завтракать в одиночестве… Но что-то я пока никак не решусь на обращение, хотя мой муж — хищник, и ребёнок, судя по всему, будет им тоже. Алекс вышел из ванной, вытирая полотенцем свежевыбритые лицо и голову, а я отправила в рот кусочек яйца…
Фу, гадость какая!.. Яйца протухшие?.. Одной рукой поддерживая живот, а другой прикрывая рот, я метнулась к кухонной мойке, выплюнула всё и прополоскала рот.
— Пушиночка, что с тобой? — Меня обняли руки Алекса. — Тебе нехорошо?
— Да кажется, яйцо плохое попалось, — пробормотала я.
— Бывает, — сказал он, а сам посмотрел на меня внимательно.
Я взяла стакан с соком, чтобы запить. Но вместо привычного кисловато-сладкого вкуса я ощутила нечто настолько отвратительное, что и слов не подобрать, чтобы описать, на что это было похоже.
— Что, и апельсины плохие оказались? — спросил Алекс, когда я выпрямилась над мойкой, в которую вылился из моего рта сок.
— Кажется, да…
Он взял стакан, понюхал, сморщился.
— И правда, гадость.
— Это для тебя — гадость, а я… — начала я и осеклась. Холодок догадки коснулся моих плеч и волос.
И Алекс смотрел на меня с пониманием во взгляде. Но в ужас он не пришёл, а обнял меня и ласково, щекотно прошептал на ухо:
— Всё хорошо. Я с тобой, мячик.
Мячик — это намёк на мой живот, круглый, как будто я проглотила мяч. Меня обычно коробило это прозвище, а он специально, чтобы меня поддразнить, называл меня так: его забавлял мой обиженный вид. "Ты такая уморительная, когда дуешься, — признался он. — У тебя так мило губки оттопыриваются, и нос смешно шевелится!" Но при этом у него было столько нежности во взгляде, что долго обижаться было просто невозможно. Сейчас мне было тоже не до обид… Но по другой причине.
— Ты сейчас подумал то же, что и я? — пробормотала я.
Он помолчал, тихонько касаясь губами моего лба и виска.
— Думаю, мы с тобой оба знаем, что это значит, — ответил он.
— Я бы не стала торопиться с выводами, — сказала я, а у самой колени дрожали. — Сегодня поеду в центр, посоветуюсь с Гермионой, попробуем выяснить, что это на самом деле такое.
Алекс смотрел на меня с ласковыми морщинками в уголках глаз.
— В этом есть и плюс, родная. Теперь можно целоваться без опасений, что это испортит тебе аппетит.
Его губы мягко и властно накрыли мой рот. Хоть и прохладные, но всё равно их нежность заставила что-то глубоко в моей груди сладко ёкнуть. Ребёнок вдруг толкнулся, и Алекс засмеялся.
— Что, кроха, приревновал? Сейчас, и тебя поцелую.
Он погладил и поцеловал мне живот, а я сказала:
— Вообще-то, у нас будет девочка. На УЗИ уже видно.
Пришлось ехать в центр без завтрака. Я описала Гермионе ситуацию, и она сразу предложила меня обследовать. Я и сама хотела поскорее во всём разобраться, и мы приступили к обследованию безотлагательно.
Что же оно выявило? Оказалось, что я не превращаюсь в хищника, я по-прежнему человек, а крови требует не мой организм, а маленький вампирчик у меня в животе, у которого проснулась жажда крови. Но как ему её получить? Сам он её пить не может, остаётся действовать только через маму. А его мама была в шоке, оттого что теперь не могла взять в рот человеческую еду.
— Значит, "Плацента" работает, — сказала я. — А я уже было подумала, что начинаю превращаться…
— Она работает и пока что прекрасно справляется со своей задачей, — кивнула Гермиона. — Но всё-таки не следует забывать, что существует вероятность заражения во время родов, и даже кесаревым сечением её не исключить. Скорее, оно даже увеличит риск.
— А что если ввести перед родами увеличенную дозу? — предположила я.
— Не факт, что это сработает, — ответила она. — Надо думать. Это серьёзное препятствие, которое может свести на нет весь смысл "Плаценты".
Я вздохнула. Шансы — пятьдесят на пятьдесят. Или я останусь человеком, или стану хищником…
— А с другой стороны, — сказала Гермиона, чуть улыбнувшись, — почему бы тебе всё-таки не перейти к нам? В твоей семье все хищники — мама, муж, дочка. И только ты — человек. Подумай… Зачем тебе стоять особняком от них?
Подобный разговор был у меня и с Алексом где-то через полгода после свадьбы. Я здорово напряглась: ведь перед свадьбой он обещал, что не будет настаивать на моём обращении в хищника, а теперь начал мягко подводить к тому, чтобы мне всё-таки превратиться. Теперь ещё добавилась малютка-хищница, что растёт внутри меня, да ещё Гермиона. Все смотрят на меня и ждут…
— Ладно, не напрягайся, — улыбнулась Гермиона. — Я бы сказала, что это неизбежно, но коли всё же есть шанс, то… решать, конечно, тебе.
Я ужасно не хотела пить кровь. Хоть значительную часть своей жизни я провела среди вампиров, но представить себе, что я тоже стану питаться, как они… Мне становилось от этой мысли неуютно. Я старалась не думать о том, как Алекс питается — представляла, будто он ест… скажем, в кафе. Но сколько ни пытайся что-то воображать, от реальности не уйти, и эта реальность под вечер заявила о себе тоскливым чувством в животе. Надвигался голод. Я забилась в кресло и закрыла глаза, обречённо прислушиваясь к нему.
— Это не ты хочешь крови, а твой ребёнок, — сказала Гермиона, видя моё состояние. — Так что нервы придётся отставить — дочку надо кормить. А как ты хотела, дорогуша?
У меня к горлу подступил ком. В самом деле, о чём я думаю! Эгоистка… Я приложила руку к животу и погладила. Она маленькая, беспомощная, она зависит от меня. Я должна думать в первую очередь о ней.
— Я сейчас как раз собираюсь в пункт питания, — сказала Гермиона. — Пойдём вместе, а то если ты придёшь туда одна и попросишь крови, это будет выглядеть странно, учитывая то, что ты человек.
Это выглядело странно в любом случае: взгляд девушки из обслуживающего персонала хранилища, куда мы пришли для утоления голода, выразил недоумение, когда Гермиона попросила два пакета крови — для себя и для меня. Мы устроились на удобном кожаном диванчике, и Гермиона сделала первый глоток.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});