Читать интересную книгу Разминка перед боем - Александр Харников

То, что сейчас происходит с Британией, напоминает смерть под забором. Страну наводнили те, кто в ваше время, мистер Скотт, боялся бросить косой взгляд на своего сагиба. Они чувствуют себя хозяевами и диктуют правила поведения британцам. А те хотя и ворчат, но подчиняются этим наглым незваным гостям и боятся им сказать слово против. Британия медленно, но верно превращается в колонию.

Мистер Скотт, которому Шумилин показал несколько сюжетов из жизни Британии XXI века, лишь мрачно кивнул. Его шокировало зверское убийство в Вулидже – районе Южного Лондона – английского солдата двумя чернокожими исламистами и победное ночное шествие «мусульманских патрулей» по улицам британской столицы.

– Это, между прочим, – сказал Шумилин, – изнанка той безудержной колонизации, которая началась в XIX веке. Вы задумайтесь над тем, что написано в Библии:

Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем?

Род уходит, и род приходит, а Земля остается навек.

Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает:

Чтобы там опять взойти;

Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своем ветер…

– …И на круги свои возвращается ветер; – подхватил мистер Скотт, -

Бегут все реки в море, – а море не переполнится:

К месту, куда реки бегут, —

Туда они продолжают бежать…

– Да, я часто вспоминаю Книгу Экклезиаста, задумчиво промолвил британец. – Но скажите вы мне, господин из будущего, зачем вы пришли в наш мир? Ведь вы вмешиваетесь в Божье предначертание. Неужели вы чувствуете себя превыше Бога?

Шумилин улыбнулся.

– Мистер Скотт, – ответил он, – а вы не допускаете, что наше появление в этом мире не могло произойти без Промысла Господнего?

– Значит, так тому и быть, – печально сказал британец.

Бывший опер не занимался только одними душеспасительными беседами с английским разведчиком. Вечерами он рылся в памяти своего ноутбука, перечитывал записанные на диск книги по истории российско-британских отношений и делал выписки. Потом он, словно полководец над картой, склонялся над расчерченной на большом листе схемой, испещренной именами, фамилиями и датами. Соединяя их стрелочками, он пытался понять, что связывает ту или иную историческую личность друг с другом и каковы их взаимоотношения. Постепенно вырисовывалась гигантская паутина, опутавшая Российскую империю.

«Бедный, бедный Николай Павлович, – думал Шумилин, начиная понимать и оценивать масштабы творимого в стране беспредела. – Тут и врагов не надо, свои доведут до цугундера.

Может быть, это мы зря взяли так сразу в карьер? Врагов у императора – ну и у нас, естественно – появилось столько, что теперь надо глядеть в оба – как бы не произошло то, что случилось с батюшкой Николая Павловича в одну холодную мартовскую ночь 1801 года. Тем более что и противник все тот же – британцы, мать их…»

Шумилин вздохнул. Но с другой стороны, как в народе говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Придется доводить дело до конца. А для этого нужно будет найти среди людей XIX века надежных помощников.

Взять, к примеру, того же ротмистра Соколова. Ясная голова, светлый ум, храбр, физически неплохо подготовлен. Или того же казачка, Никифора Волкова – сообразителен, храбр, умеет вести себя в экстремальных ситуациях.

«Плохо то, – подумал Шумилин, – что те, кто может принимать важные решения – царь, Бенкендорф, цесаревич – люди с рыцарскими понятиями о чести. А вот их противники как раз подобными достоинствами не обладают. Посему состязаться с ними – дело заведомо проигрышное.

Надо вспомнить о так часто приписываемом нам “византийском коварстве”, о том, что “с волками жить – по-волчьи выть”. И на удар отвечать ударом. Только вот не согласятся с моими рассуждениями наши предки. Как же быть…»

Шумилин вздохнул. Верный Сникерс, дремавший на коврике у стены, услышав этот вздох, встрепенулся и, открыв глаза, понимающе посмотрел на него.

Александр свернул в трубку ватман со своей каббалистической схемой и, достав из письменного стола рабочую тетрадь, стал по старой памяти накидывать план действий.

* * *

Из усадьбы Сергеева Шумилин снова отправился в Петербург. Он решил попросить у императора аудиенцию, чтобы обсудить с ним насущные вопросы. И самый главный из них на Руси «Что делать?». Насчет того, «кто виноват», он уже не раз говорил Николаю. Но тот, в душе соглашаясь со своим советником из будущего, колебался, опасаясь принимать кардинальные решения. Император считал, что основа его царствования – консерватизм, и все попытки что-либо решительно изменить откладываются «до лучших времен».

К тому же Шумилин знал, как тяжело Николай воспринимает чужие предложения. Император считал, что его мнение – единственно верное, и все должны или принять его как руководство к действию, или катиться ко всем чертям.

Конечно, после посещения будущего, знакомства с историей его царствования и последующих за ними событий, самомнение Николая было несколько поколеблено. Он стал прислушиваться к тому, что говорили ему новые знакомые. Но все же человеку, привыкшему повелевать, было очень трудно избавиться от своих привычек.

Шумилин долго размышлял и взвешивал все, что ему было известно о царствовании Николая Павловича и о нем самом. Можно было, конечно, махнуть на все рукой и пользоваться его гостеприимством, время от времени консультируя царя. В конце концов, если Николай за время своего правления не повторит роковые ошибки, которые были сделаны им в их истории, то и это можно считать неплохим результатом.

Но Шумилин решил, что этого мало. Крайне необходимо было разрешить несколько самых неотложных вопросов, и в их числе кадровый. Ведь через сто лет после Николая один из самых успешных правителей России заявит: «Кадры решают всё!» И он окажется прав.

Кстати, об этом догадывался и император Николай I. Как-то раз он в сердцах сказал: «Россией правят столоначальники!» Действительно, разросшаяся до неприличных размеров бюрократия – за первые двадцать лет правления Николая количество чиновников выросло втрое, достигнув гигантской цифры – шестьдесят тысяч человек, – буквально завалила бумагами всю империю. Было подсчитано, что в 40-х годах XIX века среднестатистический российский губернатор в течение года подписывал сто тысяч различных документов, или – двести семьдесят в день. При этом на столь ответственное дело он тратил четыре с половиной часа ежедневно. Из этой горы бумаг лишь от силы одна сотая были действительно необходимы и приносили хоть какую-то практическую пользу.

Понимая всю пагубность происходящего, Николай старался лично во все вникать и все контролировать. Но даже его чудовищная работоспособность и дотошность мало помогали делу. Чиновники продолжали свой беспредел и мздоимство. Самые суровые наказания не помогали – на месте одного проштрафившегося жулика тут же появлялся новый.

Шумилин хотел напомнить императору слова из Евангелия:

«И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые; тогда сбережется и то и другое».

То есть новую внутреннюю и внешнюю политику должны проводить новые люди, которые не отягощены старыми предрассудками и могут здраво воспринять все те реформы, которые нужно будет провести.

В папке у Шумилина лежал список возможных кандидатов на должности министров, глав департаментов и учреждений. Были среди них и фамилии заводчиков, купцов, изобретателей, которые уже сейчас могли бы помочь российской экономике и промышленности совершить рывок и хотя бы догнать развитые европейские страны.

К этому списку были приложены, как говорили в XXI веке, резюме, где кратко рассказывалось о кандидате, а также о том, что он сумел сделать в царствование сына императора, Александра II.

Если создать этим людям, которых можно назвать солью земли русской, условия наибольшего благоприятствования, то они смогут принести огромную пользу своему Отечеству.

Взять, к примеру, подполковника Корпуса инженеров путей сообщения Павла Петровича Мельникова. Он сейчас преподает в институте Корпуса. Позднее станет одним из авторов проекта железной дороги Санкт-Петербург – Москва, а через четверть века – первым в России министром путей сообщений. Если бы он, а не граф Клейнмихель, руководил строительством магистрали, связавшей две российские столицы, она бы не обошлась так дорого, как в прямом, так и в переносном смысле. Железная дорога стоила казне шестьдесят четыре миллиона рублей, что оказалось в три раза дороже, чем строительство в Европе железнодорожной магистрали такой же протяженности. Инженеры, строившие эту железную дорогу, воспетую позднее поэтом Некрасовым, признавали, что на эти деньги можно было положить рельсы не только до Москвы, но и до Черного моря. Ну, а сколько народу погибло во время строительства этой магистрали – это разговор отдельный…