— Зелёная! — рявкнул мой мужчина. — Это на тебе. Ложку в корни и вперёд.
Губ тут же коснулся холодный металл. В рот затекла жидкость. Глотнув, скривилась. Такая адская боль в горле, что захотелось рыдать.
— Её нужно согреть, внук. Трясётся девочка. — третий говоривший, тоже знакомый. «Мистер Янук Мортен — приятный пожилой мужчина» — шепнул внутренний голос.
Что-то упало. Качнув головой, ощутила приступ тошноты.
Сильные горячие руки приподняли меня и усадили.
Горечь и слизь... Как противно.
— Это плохо, док?
— Нет, организм сопротивляется. Что ещё из препаратов у тебя есть?
— Да ни хрена нет! — зло гаркнул Калеб. — Это ведь «лихорадка переселенцев»?! Откуда она на Кеплере?
— Мы это выясним, внук, но сейчас слушай Диего...
Меня снова уложили на спину.
— Набок переверни, — тут же скомандовал картавый. — Чтобы она не захлебнулась.
И снова в голове помутилось.
«Калеб» — шепнула я губами, но меня никто не услышал.
— Что с глазами делать? Промыть? Примочки? Как убрать гной?
Вопрос мужа испугал. Невозможность видеть нервировала до одури. Мне казалось, что я и вовсе ослепла.
— Не до этого сейчас, успокойся, — тихий голос доктора подействовал и на меня. — Главное, сбить температуру. Её руки и ноги горячие?
— Да они как лёд! — кто-то сжал моё запястье.
— Лекарство не подействует, пока ты не снимешь спазм сосудов. Показывай, что есть. Может, у тебя с собой аптечка? Ты же подрывник.
— Конечно, — спохватился Калеб, — нам без неё в шахты спускаться нельзя. Сейчас покажу.
Громкие неясные звуки. Что-то снова коснулось губ. Ещё один глоток.
— Интересные у вас там растения! — «Мистер Янук» — определила я говорившего. — Это венерина мухоловка?
— Я в зелени не силён, дед. Но конкретно этот «лютик», если надо, корабль разнести может. Так что уважительней с зелёной. Да где аптечка, чёрт её дери?
— Успокойся, внук, где твоя выдержка?!
— В зад мне эту выдержку! Всё к чёрту, — ругань Калеба набирала обороты. — Вот она! Щелчок и что-то зашуршало.
— Ищи спазмолитик, — медленно протянул картавый голос, принадлежащий доктору, — или что-нибудь из этой группы... Вот у тебя под рукой... Да... Хороший препарат. Сможешь сделать укол?
— Я сейчас, док, что угодно смогу.
Меня снова замутило. Горечь, она казалась нестерпимой.
— Держись, детка, — прошептал Калеб надо мной. — Я поставлю тебя на ноги, только потерпи. Ты же боец!
— Глаза, — выдохнула я.
— Да, они загноились, Дали. Но это не страшно.
— Не вижу... Горят.
Щелчок и лёгкое поглаживание в верхней части бедра.
Короткая колющая боль.
— Что дальше? — рявкнул муж, но уже не мне.
— Теперь сбивай температуру. Её руки должны быть горячими. Согрей их, надень варежки или ещё что.
— Да откуда они у меня? — Калеб смачно выругался.
— Посмотри вещи своей девочки. Может, что там есть. Бабушка её носки вязаные где положила, — слова мистера Янука меня позабавили.
— Нет у неё ни бабушки, ни дедушки, — рявкнул Калеб. — Я есть и эти два толковых куста. Зелёная, воду!
Меня напоили с ложечки.
Что-то с грохотом упало. Громкое шуршание.
— Лапушка, нужна тёплая вещь Даллии. Любая. Согреть её надо, и быстро.
Звук волочения горшка по полу.
У меня кружилась голова. Казалось, что я нахожусь в сошедшей с ума карусели, которая только берёт разбег.
— И это весь гардероб?! — в голосе мистера Янука звучало удивление. — Девочку одеть нужно и как следует.
— Потом, дед, всё потом. Не до шмоток сейчас. Ничего у неё нет, от слова совсем.
— Тебе свитер передавали, внук. Точно помню. Засунь её руки в рукава и разотри. А на ноги... Что у тебя взгляни в сумке.
У меня? — Калеб оживился.
— Что? Даже в сумку не заглянул? — укорил его дед. — Не проверил, что тебе брат передал?
— Не до того было. Я спешил на корабль и не зря. Опоздал бы на рейс и хана моей девочке.
— Ну, хорошо. Поройся в своей сумке, внук. Я в неё много чего скидывал. Кутай девочку как следует. Белая вся как мел.
Прошла, наверное, минута молчания, и я почувствовала, как моих стоп касается горячая ладонь. По коже заскользило нечто мягкое, пушистое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот! Получились гольфы, — усмехнулся мистер Янук. — Она у тебя совсем крошка.
— В самый раз. О, варежки? Дед, нафига ты мне их положил?
— Не ругайся так, Калеб! У меня уже экран от стыда краснеет. Понимаю, волнуешься, но сдерживай себя. А это память, их тебе бабушка связала, да передать не успела.
— А-а-а, ну ладно.
Я пошевелила рукой. Боль. Суставы ломило и, казалось, меня всю выворачивает наизнанку.
— Калеб, она в сознании? — доктор, видимо, заметил мои жалкие потуги.
— Бредила. На глаза жаловалась, — муж отогнул одеяло и вытащил руки. — Я уже сказал, она отца завет, мать. Говорит с мёртвыми. Меня вспоминает и просит вернуться. Я пока до вас дозванивался, она вроде как притихла.
На мои ладони нацепили варежки, правда, большой палец в нужное отверстие не попал.
— Успокойся, внук. Всё будет хорошо. Ты пришёл вовремя. Поставим мы её на ноги. Она
молодец, регистрацию тебе обеспечила....
— Знаешь, дед, на будущее — такой ценой мне никакая рега не нужна. Не подайся она в город, может, и не всё так плохо бы было сейчас.
— Это лихорадка, — вмешался в разговор доктор. — Здесь уже значения не имело, где она была и что делала. Растолок таблетки? Теперь напои её. Но учти, оно горькое. Может и сплюнуть.
— У меня всё выпьет, — процедил Калеб. — Правда, Дали! Ты у меня такая молодец. Держись, боец!
Ложка, холод металла. Жидкость и мгновенная тошнота. Не сдержав лекарства во рту, закашлялась. Мерзко. Влага тонкой струйкой потекла по подбородку.
— Калеб, влей это в неё насильно!
Мне не понравилась эта фраза доктора. Слабо застонав, попробовала покачать головой.
— Насильно я в свою девочку ничего вливать не буду. Мы и эту мелочь выдержим вместе. Пусть горько будет двоим.
Моих губ коснулось что-то горячее, твёрдое, но такое волнительное. Стоило мне в ответ приоткрыть рот, как снова полилась горькая жидкость. Я вынужденно глотала.
Вдох... И поцелуй повторился.
— Вот так, Дали. Но не думай, что это в счёт долга. Ещё немного, милая.
И снова нежное касание его губ. Я не сопротивлялась. Понимала, что он делает это мне на благо.
Глухой стук стакана, и грубоватая мужская ладонь пригладила волосы.
— Калеб, — прошептала я, — голова... кружится. Тошнит.
— Я знаю, детка. Потерпи, скоро ты забудешься крепким сном. А я буду охранять тебя.
— Обещаешь?
— Клянусь, Дали.
Его пальцы коснулись моей щеки.
— Что дальше, док?
— Укутай её, и будем отпаивать.
Медленно, но я согревалась. Ушёл озноб. Мысли в голове стали совсем тяжёлыми.
В какой-то момент я перестала слушать мужчин и действительно заснула.
Глаза. Они невыносимо горели огнём. Потянувшись рукой, с трудом разлепила ресницы, буквально снимая с них сухие корочки гноя.
Проморгавшись, сощурилась. Свет причинял дискомфорт. По щеке тут же скатились слезинки, вызванные раздражением.
Такого со мной ещё никогда не было.
С трудом привстав на локтях, сообразила, что сейчас день. В небе ярко светило солнце. Белые пушистые облака и синева. Но всему этому сейчас я была не рада. Хотя... наконец дождь прошёл. Может, станет теплее.
Упав на подушку, повернулась набок. Осмотрелась. В комнате никого. Ни Лапушки, ни Жири. На улице, наверное. Позвать бы их, да сил никаких. Пить страшно хотелось. Губы неприятно ныли от сухости.
Закашлявшись, ощутила всё ту же давящую боль в груди.
Приложила болезнь меня знатно.
Всю ночь мне снились странные сны. Я блуждала по своей памяти. Словно наяву видела родительский дом, теплицы мамы и кабинет отца.
А ещё Калеб... его голос. Его прикосновения, которых никогда не было и, возможно, не будет. Горький поцелуй и врач. Откуда бы ему здесь взяться?