Наверное, пропала, если бы не Лапушка. Оплетая мои запястья, она буквально заставляла меня держаться ровно. Можно сказать, что управляла она, а я просто не мешала.
Наконец, вдалеке замаячил дом.
Это как-то придало сил. Ещё один рывок и я смогу забраться в свою большую и холодную постель, выпить горсть тех пилюль, что продал мне аптекарь и уснуть.
Забыться сном мёртвого.
Закашлявшись, я согнулась над рулём. Казалось, сейчас просто лёгкие выплюну.
Тяжёлая, ноющая боль опоясывала грудь и мешала дышать.
Лапушка закачала цветками и вовсе отобрала у меня руль. Вездеход поехал быстрее.
— Знаешь, милая, я всё чаще ловлю себя на мысли, что ты переросла из питомца в полноправного члена семьи. Наверное, мама удивилась бы узнав, что я считаю мухоловку за младшую сестру. А сейчас, может, и за старшую.
Мой хриплый шёпот пугал.
Наконец, мы доехали до дома и, обогнув его, остановились у веранды.
Дверь тут же открылась, и показалась Жиря.
Вдвоём они помогли мне забраться по лестницам. Я уже откровенно ползла чуть ли не на четвереньках.
Нарастающий гул в небе на секунду заставил меня отвлечься от страданий.
Подняв голову, я с трудом различила гигантский межзвёздный корабль, входящий в атмосферу планеты. Там наверняка новые переселенцы и товар, что заказали жители Кеплера. Огромное судно пошло на посадку, оставляя в небе белый след. Сколько надежд было у меня тогда, столько планов. А сейчас...
Жёсткий кашель снова скрутил.
Добравшись до кухни, с удивлением подметила, что в комнате тепло. В печи, озорно потрескивая, резвилось пламя, а рядом у стеночки стояли два пустых пластиковых прозрачных ящика.
— Да, Жиря, поразила, — пролаяла я сипло. — Кажется, я привезла вас туда, куда надо. Если со мной что случится — уже не пропадёте.
Эта мысль принесла облегчение. Они не останутся беспомощными.
Раздеваясь на ходу, я по стене доползла до комнаты и упала на кровать.
Всё! Силы окончательно покинули меня. Холод пробирал внутренности, кажется, выстуживая душу. Любое движение отзывалось болью в мышцах. В голове витали чёрные смерчи, расшвыривая мысли в разные стороны. И глаза, они горели и слезились, я уже ничего толком не видела перед собой.
Лапушка осторожно сняла с моих ног ботинки и носки.
Уже укутавшись в одеяло, я вспомнила про лекарства, оставленные в вездеходе.
Но это я забыла их там, а мухоловочка моя — нет. Она подсунула мне под нос вскрытую пачку.
Я даже не понимала, что глотаю. Пить хотелось страшно.
У кровати каким-то чудесным образом появилась кружка с водой.
— Лапушка, Жиря... Вы мои бесценные. Как же я вас люблю... — каждое слово давалось мне с трудом.
Сознание уплывало куда-то в туман. Реальность размывала свои границы.
Я лежала не шевелясь. Холод пробирал даже через два одеяла.
Отбивая дробь зубами, потянулась к планшету.
Уже, наверное, повинуясь некому упрямству, набрала номер Калеба.
Мне чудилось, будто сигнал прошёл, и он снова, как и прежде, смотрит на меня улыбаясь.
— Я сделала всё, что нужно, — прохрипела, выдавливая из себя слова. — У тебя есть регистрация, любимый. Где бы ты ни был — возвращайся ко мне или я к тебе...
Его губы, кажется, шевелились, но я не понимала ни слова. Закашлявшись, потянулась за кружкой, но неожиданно она оказалась куда ближе. Звон осколков пробился в моё сознание. Разбилась.
— ... на счастье, — простонала я.
Калеб всё так же смотрел на меня с экрана и хмурился.
— Это больнее всего... Знать, что тебя возможно больше нет. Я не верю. Слышишь, никогда не поверю и буду ждать. Пусть и всю жизнь, но ждать. Наверное, я просто однолюб. Да... я дождусь... Главное, регистрация... У тебя должен быть дом... У нас.. .Я ведь так и не сказала тебе, что люблю. Так обидно...
Моё сознание ускользало от меня. Мысли путались.
Я уже не понимала, где явь, а где бред.
Всё, что я видела — это Калеб.
Сражаясь со слабостью и ознобом, вглядывалась в любимые глаза, осознавая, что брежу. Ну и ладно...
— Только не исчезай, — шептала я, — пусть это всего лишь игры моего больного сознания, но не оставляй меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я иду к тебе, Дали, потерпи. Я прилетел домой, — мне грезилось, что эти слова звучат из ниоткуда, но голос такой родной.
— Поговори со мной, — прошептала я потрескавшимися губами, — скажи, что всё это неправда. Не хочу верить и не буду... Я не могу терять всех, кого люблю... Это жестоко...
Перед глазами мелькнул зелёный лист и что-то мокрое коснулось моего рта.
— Спасибо, милая, — выдохнула уже беззвучно, — пить.
И снова шум. Грохот.
"Жиря притащила ведро" — сообразила я.
Изображение на планшете заморгало.
— Нет, — взмолилась я, — прошу тебя, Калеб. Нет!
Но чуда не случилось.
Теперь вместо лица любимого мужчины я видела лишь чёрный экран.
— Да будь оно всё проклято!
Накинув на голову одеяла, я пыталась согреться, но ничего не выходило. Так холодно мне не было никогда. Казалось, по спине медленно ползают ледяные мурашки. Передёрнув плечами, зажмурилась. Измученные резью глаза более ничего не могли различить. По щекам, раздражая кожу, скатывались крупные болезненные слёзы.
Проходили минуты, а может — часы.
Я окончательно потерялась в мире глубокого беспамятства.
Кто-то осторожно опустил одеяло и, кажется, пытался напоить водой. Но всё, что я ощутила — это мокрое пятно под своей головой. В лёгком бреду я возвращалась в приют и вновь бежала на работу разгребать тюки с мусором в надежде найти нового питомца. Но открывая дверь в цех вдруг... попадала в теплицу своей мамы. Бродила среди стеллажей и слышала её голос, рассказывающий мне об овощах, фруктах, ягодах.
Всё это казалось таким реальным, что я терялась, не понимая, пугаться мне или радоваться. Открыв очередную дверь, увидела отца, разглядывающего трёхмерное изображение антилопы Гну. Я вернулась в родительский дом.
— Даллия, а ты уже завела хотя бы козу? — спросил меня папа.
Прозрачное, подсвечиваемое голубым изображение перед ним уменьшилось и превратилось в.. корову.
— Да, — отец кивнул, — и эта живность в хозяйстве нелишняя! Практичной нужно быть, доченька.
— Папа, ты живой?
— Конечно, — он улыбнулся, — мы всегда с тобой, Даллия. Разве ты не чувствуешь это?
— Я хотела, чтобы вы гордились.
— Мы всегда были горды, что вырастили такую сообразительную смелую девочку. Тебе всё по плечу, милая. Ничего не сломает мою доченьку.
— Сломает, папа, — я снова ощутила эту щемящую боль в сердце. — Мой Калеб, его... возможно нет.
— Здесь я, девочка моя, — раздался голос словно извне. — Сейчас я тебе помогу. Мы справимся, малыш. Верь мне.
Глава 31
Голоса. Мужские. Громкие.
Попытавшись приоткрыть глаза, испытала невыносимую боль. Их словно чем-то склеили. Безумно испугавшись, шевельнула рукой, но куда там. Даже на это движение не было никаких сил.
Рядом со мной снова заговорили.
— Ты должен растолочь таблетки и смешать с водой. Время упущено, целыми она уже не проглотит, — этот голос немного картавый казался незнакомым. Скорее всего, он принадлежал пожилому мужчине. Во всяком случае, именно такой образ рисовало моё воображение.
— Сколько? На какой объём?
«Калеб» — легко узнала я говорившего.
Выходит, снова бред?! Ну и пусть. Я лежала, не в силах сделать вдох полной грудью и прислушивалась к этому странному диалогу.
— Надо подумать, — произнёс картавый. — Сейчас уже и не используют данный препарат. Устарел и с производства сняли. Откуда только он у неё?
— Доктор Симонс, со всем моим к вам уважением, поспешите, чёрт вас дери, — о да, сей раздражённый голос мог принадлежать только мужу. — Мне побоку история пилюль. Сколько растолкать?
— Три таблетки на стакан, но, чтобы выпила всё, — чётко выдал ответ врач. — И вливай ей в рот жидкость. Постоянно. По чайной ложечке не реже, чем раз в пять минут.