Читать интересную книгу Кривая Империя Книга 1-4 - Сергей Кравченко

2 октября 1552 года Казань была повержена, но народ в лесах по Волге оставался мусульманским. Тут бы надо было его и крестить, но Иван замешкался, и партизанщина продолжалась еще несколько десятилетий. А полумесяц застрял в казанских небесах и до сего дня…

Два года прошли в стычках с Крымом. Иоанн наотрез отказался платить «поминки» — дань крымским разбойникам. Те стали просить пропуск на Литву: надо же что-то кушать! Царь не пропустил их и запер Перекоп. С непривычки без грабежа в Крыму сделался голод.

В 1554 году начались нелады с Ливонией: там протестанты сгоряча вместе с католическими костелами попалили и православные церкви. Переговоры о дани Москве бестолково тянулись 4 года. В январе 1558 года был предпринят удачный рейд. Войско вернулось в Москву, перегруженное добычей. Вскоре была взята Нарва, причем битые жители запросились в союз нерушимый сами. А там взяли и Дерпт.

Страна крепла и расширялась. Не было ни одного прокола в действиях молодого царя. Казалось, благословение Господне осеняет-таки буйну голову. При таком покровительстве начинало Иоанну казаться, что делать нечего дойти до Парижа и прочих стран. Тем более, что обязанность на нем такая лежала по уставу. Он был глава самого главного православного государства. По определению, он был Человеком № 1 в международном сообществе и просто должен был вознести свою десницу над темными азиатами и заблудшими европейцами. Ведь потом, когда Бог призовет его к себе, — что ж ты, Ваня, просидел на троне мягким задом? — то не отопрешься и не оправдаешься непогодой и недочетом мелких денег.

Официальная Программа получалась такая. Крым — сюда. Прибалтику тоже, сама просится. Польшу и Литву тоже пора забрать — это святое: они нашей Киевской Русью попользовались, пора и нам краковской колбаски пожевать. Немец у нас уже бит и еще бит будет. Потом турецкий Султан. Это серьезно. Но деваться некуда — Царьград забирать пора. Это было Богу обещано громким шепотом при свидетелях со стороны невесты. Турецкому все время двулично помогают французы: то Генрихи, то Филиппы, то Людовики Надцатые. Но напрямую их мушкетеры против наших дровосеков не потянут.

Ну, а дальше-то что? Теперь гляди на Восток. Отомстить за наших князей, задавленных при Калке, свято? Святее не бывает. Так что — даешь Азию через Камень. И в самом Камне уральском тоже добра захоронено не весть сколько, только спугни Хозяйку Медной Горы.

Вот такая получается диспозиция. На первое время. Потому что уже идут слухи о какой-то совсем уж дальней, заморской, картофельной земле, о теплых краях на юг от Иерусалима. О нескольких Индиях и прочих чудесах.

Такое вот досталось Ивану хозяйство — Империя! Ее надо было собрать и устроить. Следовало судить крещеных и крестить тех, кто не крещен, казнить и миловать их. Работы много, но и вся жизнь впереди — какие наши годы? 26 28 лет! Тициан еще не брался за кисточку! Правда, Лермонтова уже успели пристрелить.

Последовавшие затем неприятности произошли от безразмерности задачи. Возникли споры, с чего начать. Сильвестр резонно советовал оставить христианскую Ливонию на потом, а сейчас добить крымских нехристей. Иоанн уперся. Ему был нужен близкий выход к морю, окно в Европу и т. д. Да и бить мягких, культурных прибалтов было не в пример приятнее, чем тащиться под палящим солнцем в холерную Тавриду.

Сильвестр настаивал на своем и перегнул палку. До сих пор ему удавалось полностью управлять царем. Он даже написал популярную книжку, как и что нужно делать в семье, за столом, на хозяйственном дворе, в спальне. Книжка называлась «Домострой». Она дошла до наших дней, и ее с удовольствием читают незамужние воспитательницы детских садов и учительницы младших классов.

Но Иоанн уже вышел из детского возраста и стал неприятно коситься на Сильвестра страшным глазом. Сильвестр не понял. Он продолжал в духовных беседах с царем настаивать, что все неприятности Иоанна — простуда жены, синяки у детей, ночные страхи самого царя — происходят от непослушания мудрому духовнику. Это было уже смешно. Какой еще «мудрый духовник», когда сам Бог вел Иоанна, а Сильвестр был приглашен просто так, для сверки текста повседневных молитв!

В 1553 году, 23-х лет от роду, Иоанн опасно заболел после казанского похода.

— Вот! — зашептали во дворце. — Не люба Господу гордыня!

Царя заставили написать завещание в пользу новорожденного царевича Димитрия. Стал царь требовать с двоюродного брата Владимира и бояр присяги на верность младенцу. История повторилась: бояре переметнулись к претенденту. Владимир восстал. Сильвестр тихо поддержал его. Отец Алексея Адашева, прижившийся при дворе, стал вовсю агитировать за Владимира.

Вот как засветились гады! Вот как отблагодарили государя за поместья и угодья, за выпитые вина и съеденную осетрину, за соболей и московскую прописку, за кабриолеты в 12 лошадиных сил!

Настал момент истины. Стали бояре хамить больному царю в лицо, покрикивать, что Захарьиным-Кошкиным-Романовым, этим грабителям и губителям Руси (как в воду смотрели!), присягать не станут! Что царица Анастасия Романова — такая же змея, какая была византийская императрица Евдокия, губительница Златоуста. Сильвестр при этом приосанивался и надувал щеки русским Златоустом был, конечно, он.

Владимир при царе прямо и наотрез отказался присягать царевичу Димитрию. Возникли две партии. Слабаки перецеловали крест. Бунтовщики и сами не целовали и стали деньги раздавать другим, «нецелованным»: покупали голоса избирателей.

Глянул Бог на это безобразие и сменил первоначальный план.

От брани, волнений и нервного напряжения организм Иоанна мобилизовался, и царь выздоровел. Вот досада, мать честна! Но ставки были сделаны.

Сначала Иоанн по обету, данному Богу за выздоровление, поехал в дальний Кириллов Белозерский монастырь с женой и новорожденным сыном Димитрием. Был у царя двойной прицел: кроме благодарности Богу, еще хотел он приобщиться к дедовской мудрости, которая ревностно оберегалась учениками Иосифа Волоцкого, духовника деда Ивана III и Софьи Палеолог.

Оппозиция испугалась не на шутку. Церковный диссидент Максим Грек, обиженный белозерской братией, напророчил царю смерть младенца, если Иоанн все-таки решится ехать. Так и случилось. Новорожденный царевич скончался по дороге, царь впал в депрессию.

Но паломничество продолжалось, и в одном из малых лесных монастырей произошло прелюбопытное событие, давшее великий толчок строительству Империи. Проходная беседа царя со старым опальным монахом Вассианом Топорковым заложила мощный фундамент имперской политики, дала точный рецепт кадровой стратегии. А кадры, как потом выяснилось, решают все.

Спросил Иоанн у мудрого Вассиана, как мне быть, отец? Как управлять этой алчной сворой, чтобы она меня не загрызла? Как вообще руководить этой немыслимой страной? Вассиан зашептал на ухо царю. И кто-то ведь услышал! А скорее, царь все сам записал для памяти.

Ответ был прост и велик. Цитируем его дословно и полностью:

«Если хочешь быть самодержцем, не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя, потому что ты лучше всех; если так будешь поступать, то будешь тверд на царстве и все будешь иметь в руках своих. Если же будешь иметь при себе людей умнее себя, то по необходимости будешь послушен им».

Царь был оглушен великой истиной. Он целовал руку святому старцу и умилялся: «Если бы и отец мой был жив, то и он бы такого полезного совета не подал мне!»

Здесь хочется сделать паузу, почтить минутой молчания великое прозрение Императора. Оно достойно того. Судите сами. Вот на Куликовом поле двести тысяч русских рубятся с полумиллионом татар. 150 тысяч голов кладут за Русь православную. Ну, а дальше-то что? А почти ничего. Через несколько месяцев Тохтамыш уже снова берет Москву. Да, конечно, происходит «перелом в общественном самосознании», русские уже не так обморочно боятся татар. Но и терпят их еще 100 лет!

А вот — в келье третьесортного Песношского монастыря…

Тут мой компьютер спотыкается и подчеркивает слово «Песношский» красным: название какое-то дурацкое, нет ли орфографической ошибки? Нет, дружок, все верно. Это самый правильный монастырь в истории нашей Родины, он важнее Ипатьевского и Соловецкого монастырей вместе взятых, главнее для Русского Чувства Киево-Печерской и Троице-Сергиевой Лавр. И слова в нем были сказаны самые верные…

Так вот, в келье этого монастыря происходит вышеупомянутое великое событие, изливается небесный свет, которому суждено озарить все дальнейшее в этой стране. Поразительна мысль: не держи умнее себя, ибо ты — лучше всех. Как верно замечено: умнее — не есть лучше. Этих умных — как собак нерезаных, а толку с них?

Так из сумрачных стен средневековья выползло и окрепло великое имперское кадровое учение. Теперь Иоанн знал, кто виноват и что делать дальше. Умные бояре тоже поняли это по глазам царя и мышиной стаей юркнули под литовскую границу. Бежали Курбский и Ростовский, Лобановы и Приимковы, прочие непоименованные и недостойные чернил нашего Писца.