Читать интересную книгу Конец цепи - Фредрик Олссон

Сейчас он таращился на нее снова, а Жанин стояла перед ним и ждала, когда он скажет что-нибудь.

Но ему нечего было сказать.

Он закрыл глаза. Попытался сконцентрироваться, но без результата.

Это же полная ерунда, крутилось у него в голове. Ничего подобного не может быть.

Уведомление. Это не может быть правдой, поскольку просто-напросто невозможно.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

Это было минутами ранее, но время не имело никакого значения.

Тогда Жанин еще не дала ему свою бумагу, и у него оставалось ощущение стабильности, и вроде не намечалось никаких глобальных сюрпризов, и единственное, что требовалось им сейчас для нормального продолжения работы, так это догнать друг друга, то есть знать одинаково много.

И ему уже не терпелось подняться до ее уровня, и он спросил снова:

– Что ты имеешь в виду под прямой времени?

Календарь. Расписание. График.

И Вильям с сомнением покачал головой, а потом пожалел об этом, попросил извинения, но она поняла. Хотела скорее поделиться своими знаниями.

Показала на группы бумаг на стене.

Распечатанные шумерские стихи.

– Я никогда не получала их так, – сказала она. – Но ты же знаешь, как обычно все бывает. Как ищешь логику. Начинаешь связывать все воедино сам. Догадываешься, что перед тобой части единого целого, а тебе дают отдельные кусочки, которые надо сложить вместе, хотя во что, ты не знаешь, поскольку никогда не видел всю картинку. Понимаешь, о чем я говорю?

Он кивнул.

– И сначала был просто мыслительный эксперимент. Что будет, если прочитать это с тем? Или то с этим? Ты знаешь. Какое будет значение тогда?

Жанин понизила голос:

– Немного позже я заметила, что слишком много выглядело… – она колебалась, – знакомым. Словно я уже видела это. И чем больше фрагментов мне удавалось скомбинировать, тем раньше у меня создавалось такое впечатление, и я подумала, что это случайность, наверняка случайность…

Она замолчала. Посмотрела на него. Хотела объяснить.

– В принципе, – сказала она, – ранний шумерский язык – это язык картинок. Никаких предложений, никакой грамматики, просто символы, которые накладываются друг на друга так, что они представляют различные понятия, и любое слово может иметь несколько значений. Существует некая неопределенность. Но даже если ее принимать во внимание…

Взгляд сказал остальное: как бы она ни пыталась найти другое толкование для текстов, у нее постоянно получался один и тот же результат.

– И к чему ты пришла? – спросил он.

Она обвела взглядом длинные ряды символов перед ними.

Не знала, как ей сформулировать это.

– Каждый текст представляет собой некий стих.

Сделала паузу, подыскивая подходящее слово.

– Резюме. Нет. Описание.

Ее глаза стали серьезными, словно она хотела, чтобы данные слова как следует отложились у Вильяма в голове, а он мог только смотреть на нее и констатировать, что для него это пока пустой звук.

– Чего? – спросил он только. – Описание чего?

А потом Жанин сказала это:

– Решающих моментов в истории человечества.

Воцарившаяся тишина продолжалась довольно долго.

А потом Вильям разозлился и успокоился, а затем не мог собраться с мыслями. И не понял, что она имела в виду, или как раз понял, но ему не понравилось то, к чему он пришел. И он попросил ее объяснить, и она сделала это, как только могла.

Подошла к стене. Показала туда и туда. Встала около выбранных ею стихов, отдельных строчек, вынесенных из своих последовательностей, рассказала, что означали знаки в них и что она поняла.

И было трудно отрицать, видя это.

Люди, город около реки. Строят. Остроконечные дома, могилы для королей.

Речь могла идти только об одном. О пирамидах.

Крысы. Болезнь. Распространение, смерть, чума, не знающая конца.

Великий мор.

Луна. Трое мужчин, большой корабль, долгое путешествие.

– Я думаю, мне не надо объяснять подробней, не так ли?

На том Жанин закончила. И ждала его реакции.

Но он не хотел верить ей.

Это выглядело абсурдно.

Вильям попытался убедить ее, что она ошибается, и даже если, судя по ее словам, старалась критически подходить к полученному результату, все равно придумала для себя однажды толкование и просто зациклилась на нем, подсознательно увидела исторические события в прочитанных текстах, спроецировав свои знания и свой опыт на стихи, и поверила, что с ее стороны имел место чистый анализ, хотя ничего подобного не было.

И Жанин прорычала в ответ:

– По-твоему, значит, я просидела с этим семь месяцев и не ставила под сомнения то, к чему пришла?

Он посмотрел на нее.

В какое-то мгновение земля закачалась у него под ногами, он увидел в Жанин что-то, к чему был не готов.

Темперамент. Темперамент, напоминавший ему только об одном человеке.

И он постарался избавиться от этого впечатления, сделал ту же самую ошибку, в которой только недавно обвинил ее. Наложил свое переживание на старый опыт, хотя в Жанин не было ничего общего с ней, ничего, за исключением его мыслей, пожелавших этого.

Вильям взвесил свои слова.

Естественно, он не имел в виду, что Жанин некритично относилась к себе. Но в свое время порой сам приходил к определенным теориям слишком рано, а потом всячески пытался подвести под них какое-то фактическое основание, а не наоборот.

– Ты в таком же замешательстве, как и я, – сказал он. – Мы получили задание решить некую проблему и не знаем как и почему. И ищем закономерности. Это не твоя вина, просто мы так действуем.

– Я не ищу закономерности, – ответила она спокойно. – Я нашла их.

Вильям качнул головой, протестуя.

А Жанин повысила голос снова, расстроенная, сделала большой круг по комнате с целью набраться сил, суметь объяснить то, что знала, а он отказывался принять:

– Неужели, по-твоему, я не говорила себе то же самое? Думаешь, мне не показалось это таким же странным, как и тебе? Неужели ты считаешь, что я не пыталась отвергнуть такое толкование, как мои собственные идеи? Но когда я прихожу и вижу их висящими точно в правильном порядке…

Она подождала, не скажет ли он что-нибудь.

Но Вильям не сделал этого.

И Жанин постаралась объяснить все еще раз:

– Если я сейчас просто истолковала данные стихи как исторические события только из-за того, что они совпадают с моими знаниями, почему, черт возьми, они расположены на твоей стене точно в том порядке, как должны? Я же получала их вразнобой? Я, которая сделала эти безумные выводы с точки зрения моих предвзятых мыслей? Как могло тогда оказаться, что мои беспорядочные фрагменты здесь скомбинированы и рассортированы точно, как я считала?

По-прежнему никакого ответа.

И она вернулась в другую часть комнаты, шла вдоль стены, по ходу ударяя ладонью по листам бумаги, мимо которых проходила.

– Колесо. Письмо. Месопотамия. Пирамиды. Рождение Христа. Магомеда. Народность майя. Великий мор. Французская революция. Русская.

Между каждой такой бумагой находились другие, но она миновала их, не задерживаясь, словно останавливалась лишь на самых значительных эпизодах в романе, между которыми имелась масса второстепенных глав, и это приносило ей определенные дивиденды, заставляло лучше вникать в ее слова.

С равными промежутками она смотрела на Вильяма, проверяла по его взгляду, понимает ли он то, о чем она говорит.

– Первая мировая война. Вторая. Хиросима. Люди летят на Луну.

Это доказывало ее правоту, и Жанин видела по его лицу, как он пытался сохранить свой скептический настрой, отказывался соглашаться с ней, даже зная, что зря так поступает.

Для нее не существовало более явного доказательства.

Если она истолковала содержание текстов правильно, именно в таком порядке они и должны были находиться.

И так все получилось.

Она приблизилась к концу стены.

И замедлила шаг.

– Тянь-шаньское землетрясение. Извержение Невадодель-Руиса. Цунами в Индийском океане.

Она посмотрела на Вильяма, ничего больше не сказала, ждала его реакцию. «Выкладывай свои контраргументы сейчас, если в состоянии, – говорила она всем своим видом. – Возрази, скажи, что я ошибаюсь, заставь меня пройтись по комнате еще разок, и я это сделаю, не сомневайся».

И пару растянувшихся на вечность секунд, когда они стояли так наискось через комнату, Жанин держала руку на одной из бумаг, и они неотрывно смотрели в глаза друг другу.

Никаких слов. Даже дыхания.

И тишина затянулась настолько, что Жанин не выдержала и сама нарушила ее:

– Неужели я попала в плен собственных иллюзий?

И Вильям кивнул. Уже знал, куда она клонит.

– Почему они тогда находятся в правильном порядке?

– Ты понимаешь последствия того, о чем говоришь? – спросил он наконец.

Она кивнула.

Ей не нравилось это. Но и смолчать она сейчас не могла.

– Последствия, – сказала она, – состоят в том, что они говорят правду. И появились из нашего собственного генетического кода.