— Если они сейчас подпишут, — размеренно, с неохотой потянул Макар, — то езжай, Саша. Но если возникнут переделки, возвращайся немедленно.
Вскоре Губанов вернулся сияющим. Подписал! Я спешно начал собираться. Но тут по коридору послышался губановский топот… Дверь моего кабинета распахнулась — влетел Губанов.
— Алексан Василич! Христом Богом заклинаю, прошу — не уезжай! Не уезжай, Алексан Василич!
— Он же подписал!
— Подписал!.. — Голос Губанова сорвался. — Но ты ведь сам видел заказчика. Я знаю таких. Он раз передумал. И еще двадцать раз передумает! Не уезжай! Они же сделают меня! Ну хочешь, я на колени встану?!
— Не сделают, — бормотал я, собирая бумаги. — Меня Макар отпустил.
Губанов уже опускался на колени. Я проскользнул мимо него и ударился в бега. А за мной — опять губановский топот.
Уже на вокзале я купил сотовый и сразу позвонил Лизе. Телефон соединился, погудел и отключился. Я снова набрал номер — и опять что-то не сработало. Я набрал в третий раз. Было занято. Я отключился. И телефон тут же зазвонил.
— Саша, — услышал я приглушенный родной голос Лизы. — Ты сейчас звонил? Я не хотела говорить из номера.
— Правильно, — поддакнул я.
— Мы устроились в гостинице на Морской. Пока ничего. Я тебе буду звонить. Или посылать эсэмэски.
— Хорошо. Сообщай обо всем подозрительном. — Я уже заходил в вагон.
Гришка дремал. Я взглянула в темное окно вагона и крепко сжала на коленях огромный кожаный ридикюль, купленный сегодня по совету Ольги в Петровском пассаже. В ридикюль я сложила вещи первой необходимости: мыло, маленькое полотенце, бутерброды, деньги и документы, журнал для чтения в дороге, маникюрный несессер и прочие мелочи. Все остальное: белье, одежда, обувь, туалетные принадлежности — ехало в Питер в Гришкиной сумке. Благодаря Карташову мы с Гришкой постепенно превращались в образцовую семейную пару. Все начинается с мелочей! Я криво улыбнулась. На самом деле, конечно, не дай бог такого мужа, как Гришка! Вечно ему страшно, а не страшно, так лень. А не лень — так неохота!..
Сколько сил я потратила сегодня, чтобы уломать его на поездку. Исписала пять листов! А сколько восклицательных знаков поставила… И еще умудрялась щебетать при этом:
— Ну, пойми, Гришенька, так нужно для моей новой работы, для успешного развития карьеры. Пока у меня не очень хорошо получается. Сейчас пройдет испытательный срок, и менеджер уволит меня. Она и так вчера кричала…
Гришка еще не достиг моего уровня виртуозности: он мог или писать, или разговаривать.
«УЛОЖИМСЯ ЗА ДЕСЯТЬ ДНЕЙ? КТО ОПЛАЧИВАЕТ ПОЕЗДКУ?»
Я досадовала, что в конспиративной квартире не предусмотрен компьютер. Набирать ответы на клавиатуре было бы значительно легче, ну хотя бы физически. Отписав Гришке очередную порцию аргументов (что-то про Глинскую и про скорое возвращение в семью), я блаженно затрясла правой рукой, обдумывая, как его еще можно убедить, но тут раздался звонок мобильного.
Как это ни странно, звонил не разгневанный моей бестолковостью Карташов, а жена Макара Ольга. Она предлагала пойти куда-нибудь развлечься, хотя бы посидеть в кафе и прогуляться по магазинам, если не придумаем ничего лучшего.
— Давайте, — к собственному ужасу, согласилась я: дел перед отъездом был целый вагон, да и сам факт отъезда все еще находился под угрозой.
— Жду вас в половине четвертого. На Маросейке в начале улицы, у выхода из метро «Китай-город».
Я положила трубку и, глядя Гришке в глаза, медленно и громко произнесла:
— Гриша! Нам надо ехать. Обязательно.
— Поедем, раз ты так просишь…
— Я сейчас должна встретиться с приятельницей, вернусь где-то в семь. Собери, пожалуйста, вещи.
— Ладно, соберу. Только ты недолго.
Опять боится, опять волнуется. Что за человек?
— Не беспокойся. Наш поезд уходит с вокзала в одиннадцать вечера. — Я на всякий случай открыла сумочку, вытащила билеты и прочитала вслух: — Время отправления 23.08.
Вместе с билетами Карташов вручил мне солидную сумму наличными (это и была, по всей видимости, «тринадцатая» зарплата), кредитную карту (объяснил, что ее будут пополнять по мере необходимости и чтобы мы не стеснялись в средствах) и квитанцию об оплате за номер люкс в отеле «Петроградский».
— Дальнейшие сведения получишь на месте. Тебе позвонят.
Только собираясь на встречу с Ольгой, я вспомнила о Саше. Он же давно ждет моего звонка, а я тут прыгаю вокруг Гришки. Невозможный он человек! Думает я ему кто? В переходе под Сухаревской площадью, растворившись в толпе, я бесцветным голосом провещала в трубку: «Едем в Питер, поезд в одиннадцать вечера сегодня, жить будем на Морской, отель «Петроградский», — и быстро отключила связь.
Как правильно догадалась Глинская, все дороги вели в Питер. И хорошо еще, что она там. Не так страшно, по крайней мере… только чем она поможет? Одна против Иннокентия и его своры. А все-таки у Саши надо обязательно взять ее телефон — так будет спокойнее.
Нет, думала я дальше, спокойствие в ближайшее время мне не светит. Когда я теперь увижу Ленку? И надо же было наобещать ей с три короба, чтобы тут же убедиться — все обещанное невыполнимо. Просто фантастика… Я переживала еще и потому, что дочь в первый раз после долгого отчуждения поверила мне, трагический барьер был наконец-то сломлен. А теперь я воздвигала новый собственными руками.
От Лены мои мысли вихрем метнулись к Саше, но и здесь не было ничего утешительного. В Москве мы привыкли довольствоваться короткими встречами, часто в машине или на людях. Но теперь я понимала: это гораздо лучше, чем не видеться вообще. Захотелось наплевать на Ольгу, взять такси и поехать в Бутово. А вдруг это опасно? В действительности наши отношения должны быть глубоко безразличны всем: Иннокентию, Гришке, Карташову. Но существует неписаное правило: отношения надо скрывать. Мы просто помешались на конспирации!
Я вышла из метро, окончательно запутавшись в рассуждениях. Ольга уже стояла в условленном месте.
— Ну, Лиза, придумали, как нам с вами время провести? — Она улыбнулась.
— Нет. Честно говоря, я думала совсем о другом.
— Вы расстроены? Встревожены? — Ольга внимательно на меня смотрела: мы шли вверх по Маросейке мимо храма Николы в Клениках, мимо свежеотреставрированных боярских палат. — Для начала пойдемте в кондитерскую — заедим горькие мысли сладкими пирожными.
В кафе «Эстерхази» мы заняли место в глубине зала у стеклянной витрины, больше напоминающей стенд этнографического музея: в ней красовались экстравагантные сапожки, зеркало в потемневшей бронзовой раме и плетеный сундучок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});