Читать интересную книгу Период самостоятельности Русской Церкви (1589-1881). Патриаршество в России (1589-1720). Отдел первый: 1589-1654 - Митрополит Макарий

Обратимся к православным Западнорусского края. Что делали тогда они, как охраняли свою веру, как ратовали против унии? Мы уже знаем, что у них осталось только два епископа, и, замечательно, оба эти епископа имели свои епархии в Галиции, где православие издавна наиболее терпело от латинян. Знаем также, что местоблюститель Вселенского патриаршего престола патриарх Мелетий, как только получил известие об отпадении митрополита Рагозы с несколькими епископами в унию, назначил для Литовской митрополии трех своих экзархов: епископа Гедеона, князя К. К. Острожского и своего протосинкелла Кирилла Лукариса. Но князь Острожский, лицо светское, по объяснению самого патриарха, был экзархом его только как защитник православия в Литве. Кирилл Лукарис являлся здесь экзархом патриаршим лишь по временам, потому что постоянно не жил в Литве, а то ездил в Царьград к патриарху, то возвращался от патриарха сюда, и притом, будучи только архимандритом, не мог исполнять от лица патриарха всех священнодействий в Западнорусской Церкви. Истинным по самому сану своему и постоянным экзархом Цареградского патриарха в этой Церкви, полным представителем его власти здесь оказывался один Гедеон, епископ Львовский, Галицкий и Каменец-Подольский. На нем легла отселе двоякая обязанность: быть архипастырем и первосвятителем не для своей только епархии, но и для всех православных Литовской митрополии, которые не хотели принимать унии и подчиняться униатским митрополиту и епископам.

В отношениях Гедеона к его епархии с давнего времени существовало зло, которое для многих служило соблазном и причиняло немало вреда. Это – вражда Гедеона с Львовским ставропигиальным братством и их препирательства из-за Онуфриевского монастыря и городской братской церкви. Пред наступлением унии князь К. К. Острожский всячески старался примирить враждовавших, но имел мало успеха. Теперь же, когда уния действительно настала и вражда Львовского владыки с знатнейшими гражданами Львова, составлявшими братство, могла угрожать еще более вредными последствиями, сам Собор православный, осудивший в Бресте унию, поручил князю Острожскому, чтобы он в течение следующих шести недель разобрал споры Гедеона с братством и склонил их к примирению. С этою целию являлись в замок князя и Гедеон, и два уполномоченных от братства – пан Дмитрий Красовский и пан Юрий Рогатинец. Они не пришли к совершенному примирению, но по крайней мере заключили (1 декабря 1596 г.) временную мировую и согласились приостановить тяжебное свое дело, производившееся тогда в придворном королевском суде, на целый год, до 1 декабря 1597 г., и до того времени жить в покое и приязни, сноситься между собою по делам веры и общими силами стоять за православие против униатов. К сожалению, как только окончился год, тяжба возобновилась, и братство отправило двух старших братчиков в Варшаву хлопотать по этому делу в королевских судах. Напрасно молдавский господарь Иеремия Могила, посылая Львовскому братству пятьсот червонных для окончания его строившейся церкви, писал братчикам (15 марта 1598 г.), чтобы они «с отцом епископом Гедеоном добре пребывали и его чтили».

Напрасно и сам патриарх Мелетий, в своем послании к ним (от 29 ноября 1598 г.) восхваляя их ревность о православии и предостерегая их от латинства, убеждал их прекратить ссору с епископом и говорил: «Я не хочу знать причины ваших несогласий, а только прошу вас обоих: если что имеете друг против друга, отпустите и примиритесь». Ничто не помогало. Узнав о возобновлении этой тяжбы, подвигавшейся весьма медленно, митрополит Михаил Рагоза просил короля (от 12 июня 1598 г.) отложить решение ее до следующего сейма и вызвать на сейм Гедеона со всеми документами, обещаясь и сам лично явиться туда, чтобы публично обличить Гедеона во всех причиняемых им церковных замешательствах. Что сделал король по этому письму митрополита, неизвестно, но только тяжебное дело Гедеона с братством не было решено и на следующем съезде, а продолжалось еще не один год.

В епархии Гедеона находился монастырь Уневский, который издавна подлежал непосредственно власти митрополита Киевского и Галицкого. Гедеон и до унии пытался овладеть этим монастырем, но безуспешно. Теперь же, когда митрополит Рагоза увлекся униею и Гедеон как бы занял его место для православных, сделавшись патриаршим экзархом, он счел себя уже вправе взять Уневский монастырь под свою власть. Впрочем, сам не стал владеть монастырем, а отдал его в управление своему племяннику Ивану Балабану, считавшемуся еще с 1595 г. по королевской грамоте коадъютором, помощником и будущим преемником своего дяди-епископа, и сумел исходатайствовать из королевской канцелярии новую грамоту Сигизмунда III (от 30 июля 1597 г.), которою Иван Балабан утвержден был в звании уневского архимандрита. В монастыре нашлись иноки, которые не хотели покориться новому архимандриту и избрали себе патроном какого-то шляхтича Юрия Уланецкого, но последний скоро передал их тому же архимандриту, и непокорные иноки были схвачены и подверглись строгому наказание. О всем этом слышал митрополит Рагоза, не перестававший считать себя законным владельцем Уневского монастыря, и вот 26 мая 1599 г. он решился отправить к братиям этого монастыря свое послание, желая их утешить и ободрить. «Мы узнали, – писал он, – от многих духовных и мирских людей, что бывший епископ Гедеон Балабан с своим балабановским родом всякою хитростию расхитил ваш монастырь, находящийся под нашим верховным благословением, и старцев иноков томил в монастыре вязаньем и голодом, что какой-то архимандрит Иван Балабан повязал чернецов, и отвозил в свою отчину к брату своему Адаму, и там держал в оковах, отнял у вас монастырские привилегии, позабрал церковные сосуды и отдал жидам, отяготил монастырских подданных данями и всю обитель растлил... что бывший епископ Гедеон сотворил в том монастыре нечестие и законопреступление... Мы ожидали его покаяния, но он, совершив великий мятеж в Церкви и сопротивляясь нашей верховной пастырской власти, доныне пребывает в своей злобе, пока не придет ему время. Вы же все пождите мало в вашем терпении, доколе праведным судом воздастся ему по достоянию его». Надежды митрополита, однако ж, не исполнились: время, которого он ожидал для Гедеона, не пришло, Гедеон продолжал занимать свое место до самой своей кончины, и монастырь Уневский оставался под его властию.

По званию патриаршего экзарха, епископ Гедеон распростирал свое архипастырское служение и за пределы своей епархии – на всех православных, которые находились в епархиях униатских митрополита и владык и не хотели им покоряться. А таких православных было еще тогда весьма и весьма много. Мы видели, что русские дворяне, присутствовавшие на Брестском Соборе, осудившем унию, вместе с земскими послами единогласно дали за себя и за своих потомков торжественный обет не подчиняться митрополиту и епископам, отступившим в унию, и не признавать их власти ни в коронных городах, ни в своих имениях, а неизменно оставаться в вере отцов и иметь только православных пастырей. И на первых порах дворяне, хотя, к сожалению, не все, исполняли этот обет. В их имениях, рассеянных по всему Западнорусскому краю, и под их защитою православные свободно исповедовали свою веру, а православные пастыри беспрепятственно продолжали священствовать, несмотря ни на какие запрещения от униатских владык, и во всех церковных нуждах обращались к патриаршему экзарху епископу Гедеону. И Гедеон удовлетворял этим нуждам: освящал церкви, выдавал антиминсы, ставил попов во все православные приходы, где бы они ни находились. С досадою смотрели на это униатские архиереи и придумывали, как бы обуздать Гедеона. Ипатий Потей, епископ Владимирский, писал к митрополиту Рагозе: «Гедеон Балабан, бывший владыка Львовский, не обращая никакого внимания на проклятие и низложение, которому он подвергся от нас на Брестском Соборе, отправляет все духовные справы и, мало того, вступается еще в чужие епархии и ставит попов, как недавно поставил и прислал попа в имение пана Александра Загоровского – Хорев, лежащее в повете Владимирском». И вслед за тем Потей просил митрополита уведомить, нет ли соборного постановления о том, какому наказанию должен подлежать епископ, если он вступается в пределы другого епископа. Митрополит велел справиться в книгах и метриках митрополичьих и послал в ответ Потею (5 декабря 1598 г.) следующее правило, которое будто бы нашел между постановлениями Собора, бывшего в Вильне при митрополите Иосифе Солтане, в 1509 г.: «Аще который епископ от своея области во иную преступаючи, некия духовныя справы дерзнет отправовати: церкви святити, антиминсы давати, попов и дьяконов ставити и до иное области подавати, таковый повинен будет двесте рублей грошей широких на господаря, а на нас, архиепископа, сто рублей, а стороне противной другую сто рублей заплатити безо всякаго прекословия». К изумлению, такого правила вовсе нет в числе постановлений означенного Собора по всем известным спискам и по печатному изданию, которое восходит к началу XVII в. Следовательно, или у митрополита Рагозы находился список деяний Собора уже испорченный, или это правило нарочно выдумано самим ли Рагозою или его писарем-секретарем, чтобы только привлечь к суду ненавистного Гедеона. Потей после того, вероятно, пожаловался на Гедеона королю. По крайней мере король послал Гедеону грамоту (от 22 марта 1599 г.), в которой выражал следующие мысли: «До сведения нашего дошло, что ты, несмотря на сеймовое постановление, утвердившее решение Брестского Собора о твоем низложении, не перестаешь архиерействовать не только в твоей бывшей епархии, но и в чужих епархиях, отправляя духовные дела и поставляя священников, диаконов и прочее духовенство, а к тому ж производишь смуты, соблазны, волнения и вторгаешься в имения других владык. За такое нарушение постановления сейма мы могли бы приказать инстигатору преследовать тебя. Но, не желая этого ныне, мы хотим прежде только напомнить тебе, чтобы ты прекратил свои незаконные действия и жил скромно и спокойно, иначе мы поступим с тобою, как требует сама справедливость, и ты не вправе будешь сказать, что тебя не предостерегли». Такую же грамоту и в тот же день король послал и Перемышльскому епископу Михаилу Копыстенскому.