Роуз: Принеси вино сегодня вечером.
Поскольку Ло не пьет, мы стараемся не держать алкоголь в пределах его видимости, поэтому у меня в спальне есть сундук, в котором мы храним нашу заначку. Я делаю паузу, чтобы обдумать свой выбор алкоголя. Вино? Мне, наверное, понадобится что-нибудь покрепче.
Роуз: И текилу.
Я делаю вдох и жду его сообщения.
Коннор: Есть ли какая-то причина, по которой мы сегодня пьем?
Роуз: Сюрприз.
Коннор: Не могу дождаться ;)
20. Коннор Кобальт
.
Фредерик провел последние десять минут, играя в молчанку. Он сидит за своим столом и делает вид, что читает «Нью-Йорк Таймс» на своем ноутбуке. Он злится, что я все еще принимаю Аддерол. Но я не могу функционировать без него.
Я заканчиваю переписываться с Роуз и откидываюсь на спинку кожаного кресла. Фредерик по-прежнему не поднимает на меня взгляд.
— Я плачу не за то, чтобы ты меня игнорировал, — говорю я ему.
Его глаза все еще устремлены на экран ноутбука.
— Ты прав. Ты платишь за мои советы, которые тебя явно не интересуют, — он начинает что-то набирать на клавиатуре, раздражающе стуча по клавишам. У него квадратная челюсть, взъерошенные каштановые волосы и широкие плечи — в свои тридцать с небольшим он выглядит довольно симпатично, но он никогда не состоял в браке. Фредерик женат на своей работе.
Я задумчиво прижимаю пальцы к губам.
— И тебя даже не интересует, что написала мне Роуз? — я пытаюсь привлечь его внимание.
Он на секунду запинается, пока печатает, но вскоре продолжает набирать что-то на ноутбуке. Фредерик наслаждается нашими беседами, неважно признается он в этом себе или нет. Я его самый интересный пациент.
— Она попросила меня принести домой вино и текилу, — я больше ничего не говорю.
Я наблюдаю, как в глазах Фредерика растет любопытство, пока он не вздыхает и не откатывается на стуле назад, поворачиваясь ко мне под углом.
— Ты слишком терпимый, — говорю я ему.
— И это ты мне говоришь, — он делает паузу. — Как далеко вы с ней зашли?
Я мешкаю, прежде чем рассказать об этом, что удивляет даже меня самого. Обычно я откровенен с Фредериком во всем, но когда речь заходит о нашей близости с Роуз, мне хочется сохранить каждый момент, чтобы никто, кроме нас, не мог им поделиться. Мне требуется около минуты, чтобы, наконец, сказать:
— Она мне отсосала.
Брови Фредерика удивленно приподнимаются.
— Ты заставил ее отсосать тебе?
— У Роуз был выбор, — я не хочу, чтобы кто-то из нас проиграл в сексе. Нам обоим нужно быть успешными и соответствовать друг другу.
— Насколько все было извращенно? — спрашивает Фредерик.
Я вздыхаю и смотрю в потолок.
— Мы еще не двинулись дальше, — я наклоняю голову. — Дай ей время, Рик. Она девственница.
— Я удивлен, что ты не подталкиваешь ее сильнее. В течение многих лет ты говорил о том, как сильно ты хочешь...
— Я подтолкну ее так далеко, как я думаю, она готова зайти, не сбежав от меня после. Она и раньше собирала чемоданы, помнишь? Она жила в отеле в Хэмптоне целую неделю, просто чтобы доказать свою точку зрения. И тогда мы даже не жили вместе.
Фредерик смеется.
— Я помню. Вы тогда поссорились из-за теории относительности.
— Она любит не соглашаться со мной.
Мы много спорим о теориях, потому что они неоднозначны, но в конце мы всегда, так или иначе, целуемся. Когда она наконец-то вернулась в Принстон, я провел с ней весь день в постели, посасывая ее шею, мягко подталкивая двинуться дальше. Но она была слишком напугана, чтобы сделать что-то большее. Хотя я думаю, что в этот раз она к этому готова.
— Когда она делала тебе минет, ты позволил ей использовать свои руки? — внезапно спрашивает он.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет, — эти вопросы раздражают меня больше, чем обычно.
— Ей понравилось?
— Весьма.
— Ты очень собственнически относишься к ней, — заявляет он, доставая свой блокнот.
— С чего ты взял?
— Ты звучишь раздраженно.
Замечательно.
— Ты сделал ей кунилингус после?
— Нет, — я сжимаю челюсть, пытаясь не звучать так чертовски грубо.
— Потому что у тебя не было времени?
— Нет, — я почти рявкаю на него. Я прочищаю горло, пока Фредерик что-то записывает в блокнот.
— Потому что она тебе не позволила.
Я молчу, так как он сформулировал это как утверждение, а не вопрос.
— Она боится позволить тебе прикоснуться к ней. Алкоголь, который она просит тебя купить, должен подавить ее стеснение и сомнения. Если у нее на первом месте страх, то, может быть, она не сабмиссив, Коннор.
Мои глаза сужаются, во мне закипает собственническое чувство.
— Она реагирует так, как отреагировал бы сабмиссив. Она содрогается от удовольствия, когда я беру над ней полный контроль. Но, да, признаю, она все еще ужасна в подчинении. Я пытаюсь довести ее до такого состояния, где она сможет принять то, что ее возбуждает, — я делаю паузу. — Но за пределами спальни она не сабмиссив, ты прав. И никогда ею не будет.
— И тебе это нравится? — спрашивает Фредерик, его ручка зависает над блокнотом.
— Да.
— Почему тебя это так привлекает?
— Ты знаешь почему.
— Но я хочу, чтобы ты сам услышал это снова.
Я раздраженно вздыхаю и прочищаю горло во второй раз.
— Мне нравится, когда мы соответствуем друг другу за пределами спальни. Это постоянная игра, в которую интересно играть. Она держит меня в напряжении, — слова выходят так, как будто я их репетировал, но это только потому, что я прежде повторял их себе множество раз. — Но мне нравится та часть, где я могу дать Роуз все, что ей нужно в сексе, и получить то же самое взамен. За дверью спальни я снова обретаю контроль и могу придать ей уверенности. Это динамика никогда не устареет и не надоест.
Я часто думал о Роуз, пока учился в Фаусте и Пенсильванском университете, вспоминая те разговоры, которые мы вели на академических соревнованиях и конференциях. Я никогда не верил, что она легко откажется от контроля в постели. Но чем дольше она уклонялась от привязанности, отталкивая других мужчин, тем больше я думал, что она просто напугана. Но как могла такая сильная и беззастенчивая девушка, как она, бояться секса? И тут меня осенило. Она не хотела доминировать над мужчиной в постели. Она хотела, чтобы ею управляли. Но она не знала, как попросить об этом, не чувствуя себя слабой. Поэтому она решила, что быть одинокой и неудовлетворенной в сексуальном плане — лучший вариант. И теперь я рядом, чтобы сказать ей, что этого гребаного решения не должно было быть с самого начала.
Фредерик кивает.
— Но это еще не все, — мне нужно честно рассказать ему о том, что происходило в последнее время. — Она думает, что как только она отдастся мне, то я уйду от нее, что наши отношения — это всего лишь игра, потому что я не позволяю себе никого любить.
— И почему ты не любишь ее, Коннор? — его кресло скрипит, когда он откидывается назад, и на губах Фредерика появляется едва заметная улыбка.
Он ведет себя так, как будто понимает то, чего не могу понять я, тем самым, ставя меня в противоречие с самим собой. Он годами выслушивал мои убеждения о любви, но это не мешает ему регулярно задавать мне вопросы об этом.
— Люди связывают любовь с насекомыми, порхающими внутри их пищеварительной системы. У меня никогда не было такого недуга.
Он расплывается в улыбке.
— Это метафора.
— Я знаю, что такое метафора, Рик.
— Тогда перестань умничать, и я тоже перестану.
Я выпрямляюсь на стуле, становясь более серьезным.