двери с табличкой «Дневной стационар».
Карим Тимурович открыл ее своим ключом и первым вошел. Открыл дверь в первую же палату, включил свет и развернулся к нам:
— Сейчас вам принесут пижаму, переоденетесь.
— А… У меня нет столько денег, — наконец выдавила я.
— Мой сын просил за вас, — выдохнул Карим Тимурович, с грустью глядя на сына.
— У меня с собой ничего нет, снимков, анализов.
— Мне ничего не нужно, я сам вас обследую, — отрезал Карим Тимурович, — сейчас придет медсестра и возьмет кровь на анализ. Потом вас вызовут, сделаем МРТ. Тимур сказал, у вас опухоль мозга?
— Да.
— Понял.
В тот момент к нам вошла заспанная медсестра и профессионально улыбнулась. Выдала мне пижаму и ждала дальнейших распоряжений от начальства, намекнув, что переодеться я могу в душевой, дверь в которую находилась в палате.
— Не уходи, прошу, — одними губами попросила я Тимура, прижимая к себе запечатанный пакет с пижамой.
Гафаров кивнул, нагло сел на кровать и с вызовом посмотрел на отца.
Я же пошла переодеваться. Вошла в небольшую комнату, которая служила душевой и туалетом, быстро сменила одежду, надела тапки, сложила свою уличную аккуратной стопкой и вышла.
В палате прибыло. Пришла другая медсестра с пластиковой сумкой, в которой стояли пустые пробирки.
— Задирайте рукав, — улыбнулась она, — я возьму у вас кровь на анализ.
Карим Тимурович отрывисто давал указания коллегам, а меня по очереди осматривали врачи. Потом отвели на первый этаж и уложили в аппарат МРТ.
Взяли все возможные анализы и, кажется, выкачали не меньше литра крови.
Когда я вернулась в палату, занимался рассвет. Тимур лежал на постели и что-то смотрел на экране телефона.
При моем появлении поднялся, спрятал мобильный в карман и сжал зубы, играя желваками:
— Что сказали?
— Пока ничего. Тимур, почему ты мне помогаешь?
— Потому что могу, — отрезал он.
В дверь палаты аккуратно постучали, и девушка в белом халате внесла поднос с едой. Молча поставила его на тумбочку и вышла, с неприязнью косясь на Гафарова.
— Ты ее обидел? — хмыкнула я.
— Ешь, — отмахнулся Тимур.
На подносе было две порции, отец Тима позаботился и о нем, хотя в палату больше не приходил. Карим Тимурович ушел в свой кабинет дожидаться результатов анализов.
Я взяла ложку и сглотнула голодную слюну. Никогда не любила больничную еду, но каша оказалась удивительно вкусной. Даже Тимур с удовольствием съел свою порцию.
— Это твой отец? — отставляя пустую тарелку, спросила я.
— Да. Это его клиника.
Я поперхнулась воздухом и вопросительно глянула на Гафарова.
— Что ты смотришь, как олененок? — вдруг хмыкнул он. — Я не Рат, на невинные взгляды не ведусь.
Я сжалась в комок, вспоминая Марата, и только в тот момент сообразила, что не взяла с собой мобильный, когда выходила из дома.
Прикинула, что проснется он только через пару часов. Попрошу у Тимура телефон, чтобы позвонить и предупредить, что со мной все в порядке.
— Нормально я смотрю, — приподняла я брови. — У тебя с отцом напряженные отношения, да?
— Намекаешь, что мой батя в бабле купается, а я уличный мудак?
— Это ты сказал.
— Ага. Сказал.
— Кого он не спас? Знаешь, — выдохнула я, — я только недавно поняла, что о своей боли нужно говорить. Тогда легче становится.
— Мне легче не станет.
Тимур отошел к окну, повернулся ко мне спиной и напрягся всем телом.
— Мой батя — светило, млять, нейрохирургии. Специалист, блядь, от бога с золотыми руками. Весь такой холеный, крутой, столько жизней спас, а собственного сына не смог.
— У тебя был брат? — удивилась я.
Тимур обернулся и с болью прошептал:
— Близнец. Когда у него обнаружили опухоль мозга, отец ничего не смог сделать. Сидел и смотрел, как его сын умирает, мать просила сделать операцию, попробовать, бороться за Камиля, а он… Неоперабельно. Про батю в газетах писали, что он из мертвых людей доставал, а Камиля не смог.
Я не смогла найти подходящих слов, чтобы как-то ободрить еще одного мальчишку, который жил с невыносимой болью в сердце. Потерять не просто брата, а близнеца — это страшно.
Я встала, подошла к нему и не обращая ни на что внимания, обняла Тимура, стараясь передать ему чуточку тепла и поддержки.
Гафаров напрягся всем телом, а потом осторожно обнял меня в ответ. Мы стояли так несколько минут, пока он не взял себя в руки.
Рывком отодвинул меня подальше, втянул воздух носом и продолжил:
— Мать такого пережить не смогла, бухать начала по-черному. Простить отца не смогла. Ушла.
— А ты с ней?
— Да.
— Ты не пробовал поговорить с отцом? Выяснить, почему он не смог…
— Заткнись, Маша, — оборвал меня Тимур, — лучше поспи пару часов. Я скоро вернусь.
Он вышел из палаты, хлопнув дверью, а я долго смотрела ему вслед.
Не придумав ничего умнее, легла на постель, укрылась одеялом и неожиданно уплыла в глубокий сон.
Глава 35
Марат
Голова трещала, словно в мозгах кто-то атомную бомбу взорвал. Во рту будто кошки насрали, а мышцы во всем теле одеревенели.
Я медленно поднялся, проигнорировав Снежка, который крутился у ног. Выпил воды прямо из чайника и застонал.
Напился вчера как последний слабак и придурок. Стресс снял, млять…
Как добрался до дома, тоже не помнил, и наверняка расстроил и напугал Машу. Кретин.
Я заметил на столе пустую пачку от ее таблеток. Вчера две еще оставалось. Сука-а-а-а…
Я взял в руку бархатную коробочку с двумя обручальными кольцами, сжал и попытался вспомнить, что вчера было. И вроде пил немного, но, походу, на голодный желудок срубило насмерть.
Только бы принцесса не испугалась.
Тихо пошел в спальню, открыл дверь, ожидая, что она спит, но на кровати никого не было.
В висках запульсировало, а я побежал к окну, игнорируя то, что хреново мне было как никогда. Снежок дома, а ее нет.
Блядь, надеюсь, я вчера ничего лишнего не наболтал! Придурок и слабак.
Дыхание участилось, а я полез за телефоном. Нашел его в кармане джинсов — в ноль разряженный. Поставил на зарядку, и колени ослабли, когда на столе я увидел ее мобильный.
Вспоминай, Рат. Вспоминай, что ты вчера умудрился пиздануть!
Почему она ушла? Что я натворил?
Я упал на диван, сжал голову ладонями и напряг память. Но ничего, кроме тоски и безнадеги, вспомнить не мог. Хреново было вчера, хоть волком вой.
За тачку дали копейки, нормальной работы не было, а я обещал Маше свадьбу. Да, блядь, я хотел организовать ей свадьбу — такую, чтобы она ее запомнила.
И я запомнил. Дать ей эмоции, счастливой сделать, улыбку ее видеть и в белом платье.
Вспоминай, тупой придурок, что ты вчера ей наболтал?
Я резко подскочил с места, вспомнив, что сегодня Маша должна