Когда Конан со спутниками стояли на внешних ступенях тарголитского храма, Азора как раз завершала обряд Перенесения и вступала на тропу, ведшую к Скауроловой крепости. Проникнув туда, она узнает и секрет Скаурола. И станет недосягаемой для жалких поползновений Мадезуса и всего его Ордена простаков!
К сожалению, Перемещение было делом непростым, даже и для нее. Обряд отнял у мутари все силы, так что теперь потребуется несколько дней для отдыха и восстановления. Когда же она как следует отдохнет и добавит к своему могуществу познания Скаурола – о, тогда берегитесь! Она возвратится в Пайрогию. И город, где ей пришлось испытать унижение, превратится в братскую могилу для всех его обитателей. Двуногим муравьям будет оказана честь: они станут первыми жертвами хаоса и разрушения, который она, Азора, произведет во всем мире…
Она стояла у внешних стен Скауроловой крепости. Ворота, некогда монументальные, сиротливо висели на сломанных петлях. Повсюду вокруг лежали выжженные барханы Шема. Эту безжизненную пустыню считали непроходимой. Азора шагнула сквозь пролом в разрушенных воротах.
Древняя твердыня возвышалась перед ней, точно обломанный пень давно умершего дерева, торчащий из пересохших песков. На зеленовато-черных стенах оставили свой след бесчисленные самумы пустыни. Однако, потрескавшиеся, изъязвленные, они стояли по-прежнему непоколебимо, глядя в желто-рыжую пустыню, точно безмолвные каменные часовые.
Крепость имела округлую форму, а стены ее, несколько сужавшиеся к вершине, были сложены всего из одиннадцати гигантских каменных плит. Окон в них не было, а единственная дверь, узкая и высокая, была выкована из черного железа.
К двери вели изъеденные временем каменные ступени, а по сторонам возвышались громадные статуи. Время и песок стерли их черты, но еще можно было различить головы, лапы и крылья. На ступенях лежал слой песка, достигавший колен, песчаные заносы прикрывали нижнюю часть входа. И нигде – ни малейших признаков жизни. Даже самые упрямые и выносливые пустынные обитатели давно оставили попытки населить это бесприютное место.
Поднимаясь по ступеням к железной двери, Азора бросила еще один, последний, взгляд в глубины Волшебного Ока. То, что она там увидела, вызвало у нее улыбку жестокого удовлетворения. Спрятав Око во внутреннем кармашке плаща, она толкнула дверь. Та послушно отворилась, и Азора вошла внутрь…
В подземелье тарголитского храма Мадезус кое-как сохранял внешнее спокойствие, но разум жреца лихорадочно трудился, ища выход.
– Конан! – окликнул он, отбросив запрет на произнесение имен, наложенный им самим. – Ты можешь отогнуть эти прутья?
Не тратя слов попусту, могучий киммериец схватился за прутья решетки и для крепости уперся ногами в бронзовые двери. Пот залил его лицо, под кожей канатами вздулись напряженные мышцы… Увы! Даже его сила, далеко превосходившая возможности обычного человека, была здесь бесполезна. Он выпустил решетку, с трудом разомкнув окостеневшие пальцы. Кровавый поток продолжал вспухать, и быстро. Он уже захлестывал колени.
Кейлаш между тем попытался высадить двери. Раз за разом он бросался на них всем своим весом, но успех сопутствовал ему не больше, чем Конану. Двери, возможно, и поддались бы его усилиям, не удерживай их бронзовый замок-переросток, пропущенный во внешние ручки.
– Мадезус!.. – отдуваясь, прокричал горец. – Если ты можешь вытащить нас отсюда своим амулетом, давай, покуда не поздно! Еще немного, и нас зальет с головой!..
Жрец с подавленным видом покачал головой:
– Амулет наделен властью лечить, но в данном случае он бессилен…
Кейлаш замолотил в неподатливые двери кулаками.
– Значит, мы побеждены! – вырвалось у него. – Жрица выиграла!..
Багровый омут поглотил его уже до бедер.
Только Конан упрямо отказывался поддаваться отчаянию. Поскольку хуже быть уже не могло, он дотянулся и вытащил из стенной скобы черный факел тарголитской работы. Он рассудил, что увесистая железяка вполне может сойти за дубинку и, пожалуй, собьет подвесной замок. Он размахнулся что было силы и вмазал факелом по замку. Тот, однако, разваливаться не пожелал.
– Погоди! – сказал Мадезус. – Так замок не собьешь, лучше сунь факел под дужку и попробуй ее отомкнуть!
В его спокойный голос впервые просочилась тревога. Сохранять невозмутимость становилось все труднее с каждой минутой. Кровь уже замочила веревочный кушак, которым митраит был подпоясан.
Конан живо последовал совету жреца и просунул железную рукоять под запирающую пластину. Конец факела едва-едва прошел в узкую щель. Загнав его как можно надежней, Конан изо всех сил налег на образовавшийся рычаг.
Обычное железо согнулось или сломалось бы, но металл Таргола выдержал. Он оказался крепче бронзовой дужки. Запирающая пластина лопнула и разошлась, а факел, хотя и погнулся, по-прежнему горел ярким, бездымным зеленоватым огнем. Конан выронил его, и кровавый поток погасил удивительный свет.
Двери, более не удерживаемые замком, распахнулись под напором багряной волны. Трое мужчин, все вымокшие в крови, не сговариваясь бросились через порог. Ввалившись внутрь, Конан с Кейлашем попытались закрыть двери и удержать хлеставший поток.
Амулет Мадезуса ослепительно вспыхнул, озаряя чертог. Все трое подумали об одном и том же, и стон Кейлаша выразил общую мысль. Конан еще подтвердил ее серией зубодробительных ругательств.
– Клянусь Кромом, отсюда нет выхода! Мы опять в западне!..
Кейлаш удерживал спиной дверь и пытался как можно крепче упереться ногами в пол, чтобы окровавленные сапоги не скользили.
– Меня надолго не хватит!.. – пропыхтел он сквозь зубы. – Надо что-то делать, и желательно поскорей!..
Конан переглянулся с Мадезусом. Ни у того, ни у другого не было никаких блестящих идей. Они еще раз обвели глазами комнату в тщетных поисках выхода. Выхода не было. Только пять голых, совершенно одинаковых стен. Выделялась лишь та, в которой была дверь. На красном гранитном полу застыли в странной симметрии ряды погасших черных свечей.
Кейлаш с мрачным упорством удерживал дверь, но сколько-то крови успело первоначально проникнуть в чертог и растечься уродливой лужей. Мадезус про себя изумился тому, как плотно пригнаны были двери. Стоило закрыть их, и они останавливали течь.
Однако в гораздо большей степени его внимание привлек предмет, находившийся посередине помещения.
Когда-то давно на рисунке в одной из книг, хранившихся в библиотеке коринфийского храма, он уже видел нечто похожее…
– О, Митра!.. Да это же алтарь мутари!.. – вырвалось у него. Он смотрел с ужасом, но вместе с тем и завороженно.