– Но что будет, если книга всё-таки выйдет? – спросил его Чарли.
– Не знаю, неизвестно, что в ней будет.
– Говорят, что там столько грязи, что солидные издания отказываются её печатать. Разве, что порнографические журналы.
– Всё настолько плохо? Я никогда не думал, что удар будет нанесён с этой стороны. Я бы помог им устроиться на работу, дал бы денег, всё, что угодно.
– Ты и так давал им очень много. Платил большую зарплату, даже роли второго плана в фильмах, в которых снимался…
– Я предал их. После дружбы, которая связывала нас все эти годы, я просто спрятался в Вегасе, и отец всё решил сам. Теперь эти иски их разорят.
– Алекс, не изводи себя. Может, они всё-таки одумаются.
– Не одумаются. Я знаю Рэда. Если он решил, то сделает. Публикация нашего с ним разговора есть этому подтверждение.
…И вот теперь, сидя на берегу океана, надеялся, что всё будет хорошо. Возможно, действительно надо лечь в больницу на длительное лечение. В течение трёх недель он не принимал никаких таблеток и чувствовал себя прекрасно. Он не хотел возвращаться в Мемфис. Там ждали проблемы и изнурительная работа. Иногда ему казалось, что ненавидит людей. Они, как вампиры, выпивали его силы и требовали всё больше и больше. Но эти мысли быстро исчезали, уступая место огромной любви. Поклонники, это всё, что у него осталось. Если бы мог, Алекс отдавал бы им больше, но физические и душевные силы имеют свой предел. После каждого концерта он вваливался в номер, падал в кресло и долгое время не мог подняться. Глаза болели от света софитов, тело крутило так, что он хватался за подлокотники кресла, пытаясь переждать этот приступ без стонов и криков. Причём, болели не только спина и шея, но и ноги. Но это всё были мелочи по сравнению с душевной болью. Алекс всегда был тонкокожим и чувствительным к окружающей действительности. Парни, как могли, оберегали его, но когда он узнавал всё сам, было ещё больнее. Алекс вырос, но так и не научился справляться со своей впечатлительностью, он так и остался маленьким мальчиком, убегавшим от всех на берег ручья. Одноклассники считали его странным, а мать утверждала, что он особенный, поэтому ему так тяжело.
– Я хочу быть, как все, – со слезами на глазах жаловался он самому родному человеку.
– Ты никогда не будешь, как все, тебе уготована великая судьба.
А потом сама же и уговаривала его отказаться от этой «великой судьбы», когда поняла, что это значит. Вместо радости и восхищения сыном, её всякий раз охватывал ужас, когда он уезжал на гастроли. Алекс не понимал переживаний матери, он богат, знаменит, разве не этого она ждала от него? Оказалось, не этого, но уже было поздно что-то менять. И она угасла, оставив его одного справляться с демонами прошлого. Они победили.
Счастья как не было, так и нет, только неудовлетворённость и пустота.
И всё-таки, я попытаюсь ещё раз что-то изменить. Может на этот раз всё получится?
Солнце уже поднялось высоко, но уходить не хотелось. Шелест океана убаюкивал. Дженнифер подошла к нему сзади, поцеловала в щёку.
– Доброе утро, милый!
– Доброе утро!
– Ты давно тут сидишь?
– Не знаю, я не смотрел на часы.
– Пошли завтракать.
– Что-то не хочется. Ты иди, я ещё побуду здесь.
Он поднял глаза к небу в молчаливой молитве. В очередной раз прося у Бога прощения за то, что оказался слаб выдержать все испытания. Господь всё также оставался глух и нем к его мольбам.
Теперь Алекс выполнял все прихоти Дженнифер.
Пусть позабавится напоследок за мой счёт.
Он устал с ней спорить и старался уходить от скандалов и надеялся, что у него получится осуществить все намеченные планы. Если нет, тогда и жить незачем.
К вечеру поднялся ветер, и Алексу, оказавшемуся в этот момент на улице, запорошило песком глаза, пришлось срочно возвращаться домой. Апартаменты в госпитале уже ожидали знаменитого пациента. Снова неприятные и болезненные процедуры, одинокие ночи. Иногда он просил кого-то из друзей посидеть с ним, пока он не уснёт. После выписки Алекс сразу же улетел в Аризону на концерт.
…Вернувшись с Гаваев, он понял, что срочно сократившийся отпуск – это судьба. И изменить что-то у него не получится. Не хватит силы духа, эх, немного бы пораньше. Вокруг него были люди, которым от него всегда что-то было нужно. От решения покончить со всем раз и навсегда его удерживала только вера. Молитвы уже не приносили облегчения, и всё равно Алекс исступлённо молился в надежде, что его услышат. О книге бывших телохранителей ничего не было слышно, и у него появилась надежда, что Рэд и Сонни передумали мстить.
– Алекс, я устал вытаскивать тебя из всяческих передряг. И да, теперь я могу подтвердить догадки. Я подыскиваю тебе замену. Мне 68 лет, и я не могу балансировать на тонкой проволоке, в ожидании того, что ты одумаешься. Я понимаю, что как прежде уже не будет, но если ты не приведёшь себя в порядок, я отказываюсь устраивать тебе концерты. Ты тонешь сам и тянешь меня за собой. Что же ты молчишь?
– Мне нечего Вам сказать. Я не хочу оправдываться. Вам всегда было плевать на меня, да, Вы сделали меня самым знаменитым певцом, но, согласитесь, Вы тоже неплохо имели с моего успеха. Теперь, когда всё плохо, Вы не хотите дальше вести мои дела. Что ж, логично. Я – товар, такой же, как это.
Он в отчаянии рванул себя за ворот рубашки и медленно встал.
– Прощайте, Полковник!
Алекс вышел из кабинета и прислонился спиной к двери, чтобы перевести дыхание.
– Всё кончено. – промелькнула мысль.
У него уже не было иллюзий по поводу своего будущего.
Вечером в гостиную вошёл Уильям.
– Сынок, мне нужно поговорить с тобой.
– Я слушаю тебя.
– Я разговаривал с Дженсоном…
– И…
– Как бы тебе это сказать?
Он думал, что хуже уже не будет, но отец добил его своими словами:
– Тебе надо составить завещание.
Алексу показалось, что ему послышалось.
– Повтори.
– Ты слышал. Ты болен и, пока не поздно, должен подумать о будущем нас всех.
Жестокость отцовских слов поразила его.
– Господи, папа, ты…
Он не мог ничего сказать. Мир заволокло красной пеленой, исчезли все звуки.
– … ты тоже списываешь меня со счетов, – наконец произнёс Алекс, потирая левую сторону груди.
– Ты же тратишь деньги направо и налево, твои концерты оставляют желать лучшего, – пошёл в наступление Уильям. – ты отдаёшь себе отчёт, что умираешь?
– Может быть, но я всё ещё жив, а вы не даёте мне ни малейшего шанса. Может, уже и похороны заказаны? – горько пошутил Алекс, но на его лице не было и тени улыбки. – Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. У тебя всё?
Отец попытался обнять сына, но тот отвернулся от него.
– Не надо, папа. Уходи, я не хочу тебя видеть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});