значит?
– Значит, так, – отрезала Пума. Ежов только крякнул с досады.
– Скажи хотя бы, кто меня в это дело впутал. Драма или Краснов. Может, еще кто-то?
– Откуда мне знать. Я выполняла указания Краснова. С ним ты ничего не сделаешь.
– А что за иностранец, из 308 номера?
– Мой жених бывший, уговаривал во Францию ехать. Хотела, но передумала. Тебя встретила, а ты такой же как все. Да ну вас всех! Спать хочу.
– Почему передумала?
– С наркотиками он связался. Не здесь, так там сгорит.
– Понятно. – Ежов глянул на часы, поднялся с кровати. – А ты, случайно, не в курсе, кто заявление печатал?
– Какое заявление.
– Краснов просил подписать. Якобы чемодан с героином я от Драмы получил.
– А. Какая разница? Ты сжег его, и правильно. Я печатала.
– Кто?? – изумился Ежов.
– Краснов текст дал, я напечатала. А что?
– Ничего, – Ежов осторожно застегивал рубашку. – А на какой машинке?
– Машинка, – Пума равнодушно зевнула. – Здесь она, под кроватью.
Ежов тут же стремительно наклонился, вытащил машинку. Наспех оглядев, удовлетворенно хмыкнул.
– Она самая! Откуда она у тебя?
– У хозяйки спрашивай.
– Ты же хозяйка?
– Квартиру я сдавала внаем, машинка не моя, хозяйка уехала. Что ты пристал, как банный лист! – Пума поставила пепельницу на пол и демонстративно отвернулась к стене. – Уходи, я спать хочу.
– А кому сдавала?
– Отвали.
Ежов прошелся по комнате. Остановился перед зеркалом, висящим на стене, тронул шрам, провел пальцем по подбородку. В отражении увидел картину на противоположной стене. Изображение было закинуто серой тряпкой, только рама торчала.
– Эта твоя знакомая, которая уехала. Она кто?
Пума сердито сопела, ничего не отвечая.
– Мне надо знать, ты просто скажи. Она проститутка?
Пума молчала. Ежов снова потрогал щетину.
– Если такой сервис, станок не найдется? Бритвенный.
– В ванной на полочке, – пробубнила Пума. – Лезвия и крем в шкафчике.
Ежов загнул несвежие манжеты и отправился в ванную приводить себя в порядок, а когда вернулся, Пума лежала в прежней позе, лицом к стене. Он повязал галстук, надел пиджак, пригладил влажные волосы.
– Вставать не собираешься? Вставай, ты же голодная. Вместе позавтракаем, отвезу тебя в надежное место. Здесь оставаться опасно. Слышишь? – Ежов подошел к зеркалу, снова взгляд упал на картину, повернулся.
– Оставь меня в покое. Спать хочу.
– Квартира твоя, Краснов в два счета найдет, в покое не оставит. – Ежов подошел к картине, двумя пальцами приподнял край мешковины, ожидая увидеть репродукцию или низкопробную мазню.
Услышав сильный грохот, Пума подскочила на кровати. Ежов в своем черном костюме с галстуком лежал, вытянувшись на полу. Она накинула халатик, приблизилась.
– Серж! – позвала она. – Что с тобой? Серж! Не пугай меня.
Он лежал на спине, откинув забинтованную руку в сторону, с лицом белым как мел. Рот приоткрыт, губы посинели, кажется, он и не дышал. Она присела на корточки, боязливо притронулась, похлопала ладошкой по каменной, только что выбритой щеке.
– Серж, – она чуть не плакала. – Что с тобой. Скорую надо, да? Серж!
Веки Ежова затрепетали, последовал глубокий вдох, лицо ожило, кожа принимала нормальный цвет. Он открыл глаза и посмотрел на склонившуюся над ним Пуму осмысленным взором.
– Серж, миленький, – она сама почти не дышала. – Что с тобой?
– Ничего… Сердце. Бывает иногда, клапан заедает, – он пару раз осторожно вздохнул. – Не волнуйся, уже проходит.
Отвергнув ее помощь, он самостоятельно поднялся. Она еще с испугом за ним наблюдала. Делая вид, что ничего особенного не произошло, Ежов подошел к картине, и освободил от тряпки. Пума тоже выпрямилась, они стояли и смотрели. Это был портрет женщины, и портрет весьма странный. На высоком троне, как бы парящем над бездной, на фоне черно-синей пустоты сияла роскошная дама. Края пышного подола кусал адский ветер, в атласных складках играли багровые отблески пожара, скрытого внизу, за рамой. Там происходило нечто ужасное, на лице ее застыл высокомерный интерес. По растрепанным волосам скользил холодный лунный свет, и вся она светилась в преломлении божественных лучей и огней ада.
– Кто это? – наконец, спросил Ежов.
– Где.
– На портрете. Кто?
– А, это. – Пума вернулась на кровать и улеглась. – Это Багира. Последняя жертва маньяка.
– Интересно. Значит, она не уехала, она умерла. – Ежов подошел и сел рядом. – Ты пойми, Илона. Я не просто так спрашиваю. Это важно. Кто автор?
– Понятия не имею, – Пума широко зевнула и демонстративно закрыла глаза. – Все, Серж! Я спать.
Ежов посмотрел на ее искусственно безмятежное лицо, молча поднялся, вышел в прихожую, там на тумбочке стоял телефон. Набрал номер.
– Отец? Доброе утро.
– Наконец-то, – проворчал мэр. – Что-нибудь случилось? Я всю ночь не спал. Не мог позвонить? Мы пельмени приготовили, тебя ждали.
– Извини. Действительно не мог. За городом был. Есть новости?
– Есть, – мэр понизил голос. – Ночью мне звонили. Сказали, что срок вышел. Представляешь? Якобы скоро явится Фауст. Надо телефон поставить на прослушивание, в милицию обратиться, а ты запретил.
– Ни в коем случае. Расскажу при встрече. Кстати, сюрприз. «Волга» твоя нашлась.
– Где?
– Не по телефону. Просьба будет. Ты можешь без машины обойтись? Временно. И в ГАИ сообщить, чтобы не арестовали. Мне колеса нужны.
– Конечно, Сережа, конечно. Сейчас же позвоню. Обязательно.
– Еще вопрос. Требуется убежище. Не мне. Девушку надо спрятать, пока все не прояснится.
– А ты времени зря не терял, – мэр хихикнул. – Ничего нет проще. Вези ее домой. Дарью Семеновну предупрежу, комнату приготовит. Что-то еще?
Ежов понизил голос.
– Папа, я машинку нашел, пишущую. Очень много всего интересного, сказать не могу, только при встрече, еще раз. В милицию не обращайся, там… засада. Ты понял? Около дома желательно охрану выставить.
– Уже сделано. Сережа, прошу. Ты там не гарцуй, знаю тебя. Будь осторожен, пожалуйста. – Мэр кашлянул. – Я человек пожилой, ты о себе думай.
– Все, папа. Вечером увидимся.
Они попрощались. Ежов тут же набрал номер Драмы. Один за другим раздавались длинные гудки, вот трубку сняли, мембрана щелкнула. Тишина. Он молчал, на том конце провода тоже молчали. Ежов положил трубку, вернулся в комнату. Пума по-прежнему лежала в постели.
– Вот что, дорогая. Быстренько одевайся! Некогда разлеживаться. Я тебя отвезу к отцу домой, тебе комнату выделят, там выспишься.
– Никуда я не поеду.
– Разговорчики. Подъем!
– Отвали.
Ежов с досадой посмотрел на часы.
– Хорошо. Даю тебе ровно два часа, не больше. К моему приходу, чтобы как штык. Ясно?
Ежов вышел в прихожую, одел пальто, нащупал в кармане пистолет, заглянул в комнату.
– Я поехал. Слышишь? Закройся за мной. Когда вернусь, постучу вот так! – он побарабанил по косяку пальцами. – Если начнут открывать, сразу звони 02, вызывай милицию. Это бандиты. Поняла? Илона! Слышишь