Когда-то он исполнил портрет самого Адольфа Тьера, политика сумевшего возглавить версальцев и с особой жестокостью подавить Парижскую Коммуну, бывшего в 1871–1873 годах президентом Франции. С тех пор все президенты и другие официальные лица Республики признавали Бонна за гения и заказывали свои портреты только у него. За портрет он брал астрономические по тем временам суммы — от 30 до 50 тысяч франков, и валял их пачками. Он писал портреты писателя Виктора Гюго, выставленный на Салоне 1879 года, графа Монталиве, актрисы Паска, кардинала Лавижери и многих других знаменитостей. Такой ценитель живописи, как Александр Николаевич Бенуа, писал в 1933 году, что достоинство его портретов не требует оговорок. Прожив почти до девяноста лет (Бонна умер в 1922 году), он в последние годы своей жизни был директором Школы изящных искусств.
В Школе изящных искусств царили бурсацкие нравы. Куда уж туда поступать девушкам! При поступлении в мастерские новичок подвергался унизительным и садистским обрядам, самым невинным из которых был обряд «поглаживания против шерсти». Жертву раздевали догола, ставили на стол и подробно разбирали ее анатомические особенности. Затем новичка «метили» как годного, покрывая ему яички киноварью или ультрамарином. Под конец новообращенный оплачивал общую выпивку. Изящно, не правда ли? Избежать этого обряда было невозможно, такому ученику пришлось бы вскоре покинуть учебное заведение, так как его бы затравили.
Однако, кроме этой школы, существовало множество частных мастерских, которые готовили к поступлению во всю ту же Школу изящных искусств. Мастерские для поддержания своего постоянного дохода содержали наиболее известные профессора Школы, такие как Бонна, Кутюр, Глейр, Жером.
Кроме этого существовали частные художественные академии, которые работали по своим программам, совершенно не считаясь с мнением профессоров из Школы изящных искусств. В них не было вступительных экзаменов, ученические работы почти не правились учителями, царила свобода. Это была Академия Сюиса и Академия Жулиана. В Академию Жулиана принимали учиться девушек.
Надо сказать, что за десять-пятнадцать лет до того, как Мария Башкирцева появилась в Париже, чуть ли не первым стал принимать девушек в свою мастерскую папаша Глейр, швейцарец родом, ставший французским художником, но у него занималось всего три девушки. Известна такая шутка, описанная современниками:
«Чтобы не отпугивать дам, папаша Глейр заставлял натурщиков надевать кальсоны. В классе занимались три девушки, одна из них была англичанка, миниатюрная веснушчатая толстушка. Каждый раз она настаивала, чтобы натурщик снял свои «трусики». Глейр, здоровенный швейцарец, бородатый женоненавистник, каждый раз ему это запрещал. Англичанка решила поговорить с Глейром с глазу на глаз. Остальные ученики твердили, что догадываются, о чем шел разговор и что именно сказала девица. Это выглядело примерно так: «Мистер Глейр, я уже разбираться в таких вещах, у меня есть лубофник». Ответ Глейра, говорившего с чудовищным акцентом, должно быть, звучал примерно так: «Я торожу сфоими клиентами из Сен-Жерменского претместья».
У Глейра учился Огюст Ренуар и это он рассказывал эту историю своему сыну Жану, впоследствии известному французскому кинорежиссеру.
Но Глейр уже в 1864 году закрыл свою мастерскую, и при всем желании Мария Башкирцева учиться там не могла. У нее просто не было выбора, только мастерская Жулиана.
В мастерской Родольфа Жулиана занимались с восьми часов утра до полудня, и после часового перерыва до пяти часов, всего получалось чистых восемь часов занятий в день.
Впервые Мария появляется там в сопровождении горничной Розалии и маленькой собачки Пинчио, укутанная в роскошные меха, произведя на всех впечатление богатой иностранки, которая собирается заняться живописью от нечего делать, что вызывает, разумеется, неодобрительные взгляды будущих товарок. Заметив это, в следующий раз, она уже одевается попроще, в рабочую одежду. Впрочем, такого рода подробности, как и штрихи, характеризующие шутливую атмосферу мастерской, старательно вымарывают публикаторы. Искусство, по их мнению, — дело святое, и заниматься им надо с серьезной миной на лице.
Мария же с первых дней довольна собой. Кажется, она нашла наконец-то то, к чему стремилась:
«Наконец я работаю с художниками, настоящими художниками, произведения которых выставляются в Салоне, которым платят за картины и портреты, которые даже дают уроки.
Жулиан доволен моим началом. «К концу зимы вы будете делать очень хорошие портреты», — сказал он мне.
Он говорит, что его ученицы иногда не слабее его учеников. Я бы стала работать с последними, но они курят, да к тому же нет никакой разницы. Разница еще была, когда женщины рисовали только одетых; но с тех пор, как рисуют с голой натуры, это все равно». (Запись от 4 октября 1877 года.)
Вместе с ней учатся Амелия Бори-Сорель, Луиза-Катрин Бреслау, Анна Нордгрен, Мари-Мадлен и Мари Реал дель Сарт, Софи Шёппи, Женни Зильхард, некоторые из них стали впоследствии известными художницами. Для этих девушек живопись не развлечение перед замужеством, а смысл и цель жизни. Л.-К. Бреслау, на которую Марии все время придется равняться, впоследствии получила не одну официальную награду и золотую медаль, ее работы хранятся в музеях Женевы, Лозанны, Берна, Цюриха, а также в Ницце. Она умерла в 1927 году и удостоилась посмертной ретроспективной выставки работ в Музее Изящных Искусств. А. Бори-Сорель в свое время тоже много выставлялась.
Мария Башкирцева с первых же дней попадает в атмосферу соревновательности.
«Бреслау работает уже два года в мастерской, и ей двадцать лет, а мне семнадцать (на самом деле Бреслау — двадцать один, она с 1856 года, а Марии — девятнадцать — авт.), но Бреслау много рисовала еще до поступления.
А я! Несчастная!
Я рисую только пятнадцать дней… Как хорошо рисует эта Бреслау!» (Запись от 16 октября 1877 года.)
В ее записях, конечно, много позы и рисовки. Брала она все-таки уроки живописи и раньше (у старичка художника в Женеве, в Ницце у Бенза, у Каторбинского в Риме), и лет ей поубавили, чтобы она выгодней смотрелась на фоне Бреслау.
Но все это, конечно, не значит, что она не талантлива, она, безусловно, одарена, что с первых шагов отмечают ее учителя. Кроме Родольфа Жулиана, в его Академии преподают Тони Робер-Флери, Гюстав Буланже, Вильям-Адольф Бугро и Жюль Лефевр, самый молодой из них, знаменитости в тогдашней художественной среде, представители академического направления в живописи. Они выставляются каждый год в Салоне, их картины приобретает государство, некоторые уже стали, другие будут впоследствии членами Академии художеств и станут играть ключевые роли в дирекции официального Салона, куда мечтает попасть каждый французский художник и скоро попадет со своими работами Мария Башкирцева.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});