Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если стрелять этими горошинами из рогатки, то можно выбить кому-нибудь глаз, и оставить несчастного слепым на всю жизнь.
(ТАК ЧТО НЕ СМЕЙ ЭТОГО ДЕЛАТЬ! ДАЖЕ В ШУТКУ НЕЛЬЗЯ НИ В КОГО ЦЕЛИТЬСЯ ИЗ РОГАТКИ! А ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ СТАНЕТ ЦЕЛИТЬСЯ В ТЕБЯ, ТО ТЫ НЕМЕДЛЕННО ДОЛЖЕН СООБЩИТЬ ОБ ЭТОМ МНЕ!) Вот и весь багаж ботанических знаний, которым я обладал вплоть до того воскресного дня, когда, уезжая из дома Кемпбеллов на вокзал, я взглянул на табличку и почувствовал себя Архимедом: улица Вязов… значит… это вязы! Как все просто! Понимаете, оказывается не нужно обладать 158 пунктами коэффициента умственного развития, не обязательно быть гением, чтобы понять окружающий мир. Все действительно очень просто!
Если сравнить тот памятный уик-энд с историей человека, то для меня в те дни закончился каменный век. Всякий раз, когда мистер Кемпбелл называл свою жену Марией, у меня подскакивала температура. Я сижу и ем из тарелки, которой касались руки женщины по имени Мария! (Может, именно здесь кроется разгадка того, почему я с таким упорством избегаю называть Мартышку по имени. А если и называю, то лишь для того, чтобы сделать ей внушение. Нет?) «Господи, — молился я в поезде по дороге и Айову, — сделай так, чтобы в доме Кемпбеллов не было картинок с изображением Иисуса Христа. Избавь меня в этот уик-энд от лицезрения его трогательного пунима — и от встречи с людьми, носящими крест! Пожалуйста, сделай так, чтобы среди многочисленных тетушек и дядюшек, которые придут на праздничный обед, не оказалось антисемитов!» Потому что если кто-нибудь вдруг станет распространятся о «жидах», или обзывать евреев «пархатыми»… — я ему все зубы выбью! Он у меня подавится своими ебучими зубами! Нет-нет, никакого насилия (можно подумать, будто я действительно способен на насилие!), — действовать грубой силой — это их удел! Нет, я просто встану из-за стола — (что?) — и произнесу речь! Я устыжу их, я уязвлю их расистские сердца! Я процитирую Декларацию Независимости! Кто они такие, черт побери, спрошу я, и кем они себя воображают со своим Благодарением? Потом, встречая нас на вокзале, отец Тыквы спрашивает:
— Как поживаете, молодой человек? И я, конечно же, отвечаю:
— Спасибо, хорошо.
С чего это он, интересно такой добрый? Потому ли, что его заранее предупредили (я даже не знаю, быть ли мне в таком случае благодарным Тыкве, или, наоборот, обидеться на нее) — или потому, что он пока не в курсе? Может, мне стоит предупредить его прямо сейчас, пока мы не сели в машину? Да, конечно! Я не должен лгать! «Очень рад быть здесь, в Дэвенпорте, мистер и миссис Кемпбелл! Знаете, я ведь еврей, и все такое…» Нет, пожалуй, не обязательно бить во все колокола. «Как друг вашей дочери, мистер и миссис Кемпбелл, и как еврей, я хочу поблагодарить вас за приглашение…» Хватит выебываться! Но как же тогда поступить? Сказать что-нибудь на идиш? Что сказать? Мой словарный запас на идиш состоит из двадцати пяти слов — из них половина матерных, а другие я неправильно произношу! Слушай ты, дерьмо! Заткнись и садись в машину!
Спасибо, спасибо, — говорю я, подхватываю свой чемодан, и мы все направляемся к машине.
Кей и я садимся на заднее сиденье. Сюда же забирается собака! Собака Кемпбеллов! Кей разговаривает с псом, как с человеком. Эй, да она и впрямь шикса! Что за глупости — разговаривать с собакой?! Но ведь Кей отнюдь не дура. По совести говоря, она, пожалуй, умнее меня. И тем не менее говорит с собакой! «Что касается собак, мистер и миссис Кемпбелл, то мы, евреи…» Да забудь ты про это! В этом нет никакой необходимости. Ты небось забыл (или страстно хочешь забыть) о том красноречивом отростке, который называется твоим носом? Не говоря уже о еврейско-африканских кучеряшках! Конечно, они все знают. Извини, но от судьбы не уйдешь, буби — хрящи не выбирают! Но я не хочу уходить от судьбы! Прелестно-прелестно… — потому что не можешь! Но я могу — если захочу! Слушай ты ведь только что говорил, что не хочешь?! Но если бы я хотел!
Едва переступив порог дома Кемпбеллов, я начинаю тайком (к моему собственному удивлению) принюхиваться: чем же здесь пахнет? Картофельным пюре? Платьями старой девы? Свежей замазкой? Я все нюхаю и нюхаю, пытаясь уловить тот самый запах. Вот он! Это запах Христианства, или всего лишь вонь от собаки? Все, что я вижу в этом доме, все, что пробую на вкус, все, до чего дотрагиваюсь — все гойское. В первое утро я выдавил целый сантиметр «пепсодента» в раковину, прежде чем нанести зубную пасту на свою щетку — не дай Бог, чтобы на мою зубную щетку попала паста, которой касались зубные щетки мистера и миссис Кемпбелл! Честное слово! На куске мыла засохла пена. Кто мыл руки этим мылом? Мария? Можно ли мне брать в руки этот кусок мыла? Или сначала ополоснуть его? Для безопасности. Придурок, а чего ты опасаешься? Может, тебе дать еше один кусок мыла, чтобы вымыть им это мыло!
Я крадусь в туалет и начинаю разглядывать унитаз: «Ну что, брат? Настоящий гойский унитаз! Именно сюда роняет свое языческое говно отец твоей подружки. Что скажешь, а? Впечатляет?» Навязчивая идея? Я просто ошеломлен!
Теперь мне надо решить, стоит ли подставить бумагу, прежде чем опустить свою задницу на унитаз. Дело не в гигиене — я уверен, что унитаз чист; он блистает особенной гойской антисептической чистотой. Вопрос в другом: а что, если сиденье унитаза еще теплое от задницы кого-нибудь из Кемпбеллов? От задницы матери Кей! От задницы Марии! Которая является, кстати, и матерью Исуса Христа! Может быть, ради моей семейки мне все же стоит постелить бумагу на сиденье унитаза? Ну чего тебе стоит? Никто ведь не узнает.
Я сяду без бумаги! Я сяду! Что ж, сажусь… — и сиденье называется теплым! Да-а! Мне семнадцать лет, и я трусь задницей о задницу врага! Как далеко я зашел по сравнению с сентябрем! «У брегов Вавилона мы разбили бивак. О вершине Сиона — эх, не забыть нам никак!»[6] Вот именно — «эх!» Здесь, на унитазе, меня вдруг одолевают сомнения и раскаяние. Меня неудержимо тянет домой… Как они там без меня? Как отец поедет без меня за «настоящим яблочным сидром» в Юнион? Меня не будет рядом с Ханной и Морти, когда они в День Благодарения отправятся на «Викуахик-Хиллсайд» болеть за нашу футбольную команду! Кто же их будет веселить вместо меня? Господи, надеюсь, что мы выиграем (победой считается проигрыш с разницей менее чем в двадцать одно очко). Разгромите вы этот «Хиллсайд», уроды! Берни, Сидней, Леон — давайте же, защитники, БОРИТЕСЬ!
Опа-опа, ды-ды-ды!Мы пархатые жиды!Учимся в Викуахик-Хай.Нас не любят — и нехай!Киш мир ин тучис,Викуахик-Хай!
Давайте же — держите эту линию, забивайте голы, бейте их в кишки! Вперед, Викуахик, вперед!
Видите, я упускаю шанс повыпендриваться на трибуне! Продемонстрировать свое остроумие и сарказм! И после игры мне уже не попасть на исторический обед в честь Дня Благодарения! Не отведать блюд, приготовленных веснушчатым рыжим потомком польских евреев — моей матерью! Воображаю, как отольет кровь от их лиц, какая повиснет тишина, когда она достанет из кастрюли самый большой окорок индейки и спросит: — А это кому? Ну-ка угадайте!
Чего гадать? Тот, кому предназначен лучший окорок, удрал в самоволку. Почему я бросил семью на произвол судьбы? Может быть, наша семья за праздничным ужином не совсем похожа на тех персонажей, которых изображает на своих картинах Норман Рокуэлл, — но мы тоже умеем веселиться, уж поверьте! Да, у нас на День Благодарения не плимутроки, и ни один индеец еще не предлагал нам маис, — но вы только понюхайте, какой аромат! И обратите внимание: банки с клюквенной подливой — на каждом конце стола! И индейку зовут — Том! Так почему же мне не верить, что я ем праздничный ужин в Америке, что я нахожусь именно в Америке, а не в некоем другом месте, куда я непременно отправлюсь в один прекрасный день — путешествие это столь же неизбежно, как ежегодные ноябрьские поездки с отцом в Юнион, штат Нью-Джерси, к деревенской супружеской паре — за настоящим яблочным сиропом ко Дню Благодарения.
— Я поеду в Айову, — сообщаю я своим родителям по телефону.
— Куда?
— В Дэвенпорт, штат Айова.
— Первые свои каникулы ты решил провести в Айове?!
— …Да. Понимаешь, я не могу упустить такую возможность…
— Возможность?!. Какую возможность?
— Провести каникулы с семьей Билла Кемпбелла…
— С кем?
— С Кемпбеллом. Фамилия, как на банке с супом. Он мой сосед по общежитию…
Но они же все ждут меня. Все! Морти купил билеты не матч. О какой такой возможности я говорю?!
- Вверх тормашками – вниз Аджикой - Сергей Кобах - Юмористическая проза
- Странный запах - Бэлла Крымская - Прочий юмор / Юмористическая проза
- Закрайсветовские хроники. Рассказы - Евгений ЧеширКо - Юмористическая проза
- Соседи сверху - Виталий Штольман - Контркультура / Юмористическая проза / Юмористическая фантастика
- Друзья и соседи - Борис Ласкин - Юмористическая проза