— То страсть, наполняющая тех, кто создает образы. Это хозяин, от которого ты отрекся, бедный, глупый Мануэль, — хозяин, который не примет отречения.
— Слото-Виепус, какова твоя воля в отношении меня?
— Моя воля состоит в том, что мы с тобой отправляемся отсюда в долгое путешествие в далекие земли, где меня почитают, как Бога. Ибо я люблю тебя, мой творец, давший мне жизнь, а ты любишь меня сильнее, чем кого бы то ни было, и несправедливо, что мы разлучены.
— Прямо сейчас я не могу отправиться в путешествие, мне нужно вернуть свои земли и замки и защитить жену и новорожденного ребенка.
Слото-Виепус обворожительно засмеялся: видно было, что зубы у него на удивление белые и очень крепкие.
— Что это для меня, или для тебя, или для кого угодно, создающего образы? Мы следуем нашим помыслам и нашим желаниям.
— Когда — то я так жил, — со вздохом сказал Мануэль, — но сейчас на мне лежит обязательство обеспечивать жену и ребенка, и у меня на все остальное остается не так много свободного времени.
Затем Слото-Виепус начал обворожительно говорить, ходя по берегу реки и обняв одной рукой дона Мануэля. При ходьбе он постоянно прихрамывал. Резкий, ожесточенный ветер рябил бурые, сверкающие воды; ветер бил им в лица и рвал одежду. Мануэль одной рукой схватился за шляпу, а другой держался за хромого Слото-Виепуса Сновидений. Слото-Виепус говорил о предметах, которые не следует увековечивать.
— У тебя прелестное кольцо, — сказал вскоре Слото-Виепус.
— Это кольцо надела мне на палец жена, когда мы венчались, — ответил Мануэль.
— Значит, ты должен отдать его мне, дорогой Мануэль.
— Нет — нет. Я не могу с ним расстаться.
— Но оно прекрасно, и я его хочу, — сказал Слото-Виепус. И Мануэль отдал ему кольцо.
Тут Слото-Виепус вновь начал говорить о предметах, которые не следует увековечивать.
— Слото-Виепус Сновидений, — сказал через некоторое время Мануэль, — ты околдовываешь меня, ибо, когда я тебя слушаю, я вижу, что захваченное поместье Мануэля на этой земле — все равно что одна песчинка на этом длинном и узком берегу, по которому мы шагаем. Я вижу свою обожаемую жену Ниафер невзрачной и тупой женщиной, ничем не отличающейся от миллионов таких же женщин, которые в эту минуту готовят завтрак или корпят над другими домашними делами. Я вижу своего новорожденного ребенка мяукающим куском плоти. И я вижу Слото-Виепуса, которого создал таким сильным, странным и прекрасным, и, как в полусне, я слышу, что ожесточенный ветер смешивается со сладостным голосом Слото-Виепуса, пока он говорит о предметах, о которых говорить небезопасно.
— Да, это так, Мануэль, и так должно быть, и так будет всегда, пока ты наделен жизнью. Поэтому давай зайдем в дом и напишем шутливые письма королю Гельмасу, Раймону Беранже и королеве Стультиции в ответ на превосходные предложения, которые они тебе сделали.
Они вернулись в пустой банкетный зал. Пол там был покрыт перламутром и медью, а галерею музыкантов поддерживали порфировые колонны. В другом конце помещения находились две алебастровых урны на зеленых пьедесталах, покрытые золотыми письменами.
Мануэль сдвинул серебряные блюда с одного угла стола, взял перо и чернила, а Слото-Виепус сказал ему, что писать. Слото-Виепус сидел сложив руки и, диктуя, смотрел в потолок. На потолке мозаичной работы были изображены четыре крылатых существа, закрывающие лица малиновыми и оранжево — рыжеватыми крыльями, и с потолка свисали подвешенные на бронзовых цепях страусиные яйца, бронзовые светильники и хрустальные сферы.
— Но это весьма оскорбительные ответы, — заметил дон Мануэль, закончив писать, — и они могут разгневать получателей. Эти монархи, Слото-Виепус, мои хорошие друзья, и это могущественные друзья, от чьей благосклонности я завишу.
— Да, но как прекрасно составлены эти ответы! Посмотри, дорогой Мануэль, как занимательно ты описал отвратительный нос короля Гельмаса в письме к нему и насколько колок вот этот абзац о чешуе его жены — русалки. А в письме к благочестивой королеве Стультиции высказывания об абсурдности религии и ироничный пассаж по поводу ее очков — шедевры тяготеющей к парадоксу изящной словесности. Поэтому я должен пронаблюдать, чтобы ответы были отосланы и люди повсюду смогли ими насладиться. Но нас с тобой больше не будут волновать эти глупые монархи, да тебе, кроме меня, и не нужны никакие друзья, ибо мы отправимся в различные далекие диковинные края, и наш образ жизни будет таким — то и таким — то, и мы будем делать то — то и то — то, и мы будем повсюду путешествовать, увидим пределы этого мира и их оценим. И мы до самой твоей смерти будем неразлучны.
— Что же ты будешь делать потом, Слото-Виепус? — с любовью спросил его Мануэль.
— Я переживу тебя: ведь все боги живут дольше своих творцов. И я должен назначить для строительства твоего монумента людей с крошечными мозгами надлежащим образом изувеченными бесцельными исследованиями и дряхлостью. Так всем богам суждено поступать со своими творцами, но это нас пока не должно тревожить.
— Нет, — сказал Мануэль, — я не могу пойти с тобой. В моем сердце зажигается такая любовь к тебе, что она меня пугает.
— Посредством любви люди добиваются счастья, бедный одинокий Мануэль.
Теперь, когда Мануэль отвечал Слото-Виепусу, на лице Мануэля были заметны тревога и замешательство. Мануэль сказал:
— Под твоими милыми чарами, Слото-Виепус, я признаюсь, что посредством любви люди добиваются тошнотворного отвращения и презрения к себе, и по этой причине я больше не буду любить. Сейчас высокие юноши бегут из последних сил, чтоб ухватить звезды, висящие над краем однообразного болота, но вскоре им даст подножку время… О Слото-Виепус, порочный Слото-Виепус Сновидений, ты наложил на меня настолько сильную магию, что я в испуге слышу, как истина выбалтывается из долгое время запечатанных уст, которые больше не подчиняются мне из — за твоего милого колдовства…
…Посмотри, обворожительный и всевластный Слото-Виепус, как я следовал за благородными возлюбленными. Я домогался Недоступной Принцессы, а после этого недоступной королевы народа, который изящнее и сильнее нас, людей, а впоследствии моей любовью стал не меньше чем недоступный ангел рая. «Ха, я, должно быть, подходящая пара для тех, кто находится выше меня!» — таков был мой клич в старые дни, и таковы были неукротимые желания, которые одно за другим творили чудеса с помощью милого колдовства…
…Оно обладало дьявольской мощью, и высокие цели переставали являться недоступными! Но я оказывался проклят, исполнив свою волю, и всегда моей наградой становилось не что — то диковинное и редкое, но лишь совершенно заурядное изваяние — обыкновенная женщина. И всегда на каком — нибудь дождливом рассвете я с отвращением уходил от себя и от пресыщенной глупости, что жаждала таких сокровищ, которые, когда ими обладаешь, ни в чем не кажутся волшебными и обладание которыми оставляет их достаточно привлекательными, но лишенными милого колдовства…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});