Читать интересную книгу Перегрузка - Артур Хейли

– Знаю, – она озорно улыбнулась. – Но я смогла ощутить ваши руки на моих ногах, и если хотите знать, мне это понравилось.

Неожиданная мысль пришла ему в голову, но он отбросил ее.

– Расскажите мне о другой не правильной концепции.

– Она заключается в том, что тетраплегиков не нужно просить рассказывать о себе. Вы удивитесь, как много людей не желают или смущаются иметь с нами контакты, некоторые даже боятся.

– Это часто бывает?

– Постоянно. На прошлой неделе моя сестра Синтия взяла меня в ресторан пообедать. Когда подошел официант и записал заказ Синтии, то, не глядя на меня, он спросил: “А что будет есть она?” И Синтия, честное слово, сказала: “А почему вы не спросите у нее?” Но и тогда, когда я делала заказ, он не смотрел прямо на меня.

Ним помолчал, потом взял руку Карен и подержал ее;

– Мне стыдно за всех нас.

– Не надо. Вы мне заменяете многих других, Нимрод. Отпустив ее руку, он сказал:

– В прошлый раз, когда я был здесь, вы немного рассказали о вашей семье.

– Сегодня этого не потребуется, так как вы увидите их – по крайней мере родителей. Надеюсь, вы не против, если они заскочат сразу после обеда. У матери сегодня выходной, а отец работает в своей слесарной мастерской, недалеко отсюда.

Ее родители, объяснила Карен, были выходцами из австрийских семей, и в середине тридцатых годов, когда над Европой собирались тучи войны, их подростками привезли в США, они встретились в Калифорнии, поженились, у них было двое детей – Синтия и Карен. Фамилия отца была Слоунхаусер, при натурализации ее изменили на английский лад и превратили в Слоун. Карен и Синтия мало знали об их австрийских корнях и воспитывались как обычные американские дети.

– Так, значит. Синтия старше вас?

– На три года старше и еще очень красивая. Я хочу, чтобы вы как-нибудь увиделись с ней.

На кухне стало тихо, и появилась Джози, толкая перед собой сервированную тележку. Напротив Нима она установила маленький раскладной столик, а к креслу Карен прикрепила поднос. На тележке был разложен обед – холодная лососина с салатом и теплый французский хлеб. Джози наполнила два стакана охлажденным мартини “Тино Кардоннай”.

– Я не могу пить вино каждый день, – сказала Карен. – Но сегодня день особенный, потому что вы вернулись.

– Покормить вас или это сделает мистер Нимрод? – спросила ее Джози.

– Нимрод, – спросила Карен, – вы попробуете?

– Да, хотя, если я что-то сделаю не так, вы должны сказать мне.

– На самом деле это несложно. Когда я открываю рот, вы кладете туда еду. Но вам придется работать вдвое быстрее, чем если бы вы ели сами.

Бросив взгляд на Карен и многозначительно улыбнувшись, Джози ушла на кухню.

– Знаете, – сказала вдруг Карен, сделав глоток вина, – а вы ведь очень хороший. Оботрите мне, пожалуйста, губы, Она подняла голову, и он осторожно коснулся ее губ платком. Продолжая кормить Карен, он думал: во всем, что они делали, была какая-то интимная близость, даже чувственность, которую он никогда не испытывал.

К концу обеда он в нескольких словах рассказал о себе – о мальчишеских годах, о семье, работе, женитьбе на Руфи, о Леа и Бенджи.

– Хватит, – наконец сказал он. – Я сюда пришел не для того, чтобы докучать тебе.

Улыбнувшись, Карен покачала головой.

– Я не верю, что ты когда-нибудь смог бы сделать это, Нимрод. Ты – сложный человек, а сложные люди самые интересные. Кроме того, я люблю тебя больше любого другого из всех, кого я встречала за долгое время.

– У меня такое же чувство к тебе.

Румянец разлился по лицу Карен.

– Нимрод, тебе не хотелось бы поцеловать меня? Поднявшись и пройдя несколько футов, разделявших их, он мягко ответил:

– Я очень хочу это сделать.

У нее были теплые нежные губы. Поцелуй затянулся. Оба не хотели прерывать его. Ним собрался было обнять Карен покрепче, но услышал донесшийся снаружи резкий звонок, а потом звук открывающейся двери и голоса – Джози и двух других людей. Ним убрал руку и отошел. Карен нежно прошептала:

– Черт! Так не вовремя! – И позвала:

– Входите! – И через минуту:

– Нимрод, я хочу, чтобы ты познакомился с моими родителями.

Пожилой, величественного вида мужчина с копной седеющих вьющихся волос и обветренным лицом протянул руку. Он говорил гортанным голосом, и акцент все еще выдавал его австрийское происхождение:

– Лютер Слоун, мистер Голдман. Моя жена Генриетта. Карен рассказывала нам о вас, и мы видели вас по телевидению.

Рука, которую пожимал Ним, была рукой рабочего, жесткой и мозолистой. Ногти безупречно обработаны. Видно было, что он тщательно следит за собой.

Мать Карен тоже пожала Ниму руку.

– Хорошо, что вы навестили нашу дочь, мистер Голдман. Я знаю, как ей это нравится. И нам тоже.

Это была маленькая изящная женщина, скромно одетая, со старомодным пучком волос. Она выглядела старше мужа. “Когда-то, – подумал Ним, – она, наверное, была красивой, что и объясняет привлекательность Карен”. Но сейчас ее лицо постарело, а глаза выдавали усталость. Ним предположил, что две последние приметы появились уже недавно.

– Я здесь по одной причине, – объяснил он ей. – Мне доставляет удовольствие общество Карен.

Когда Ним вернулся в свое кресло и старшие Слоуны расселись по местам, Джози принесла кофейник и четыре чашки. Миссис Слоун налила чашку себе и Карен.

– Папочка, – сказала Карен, – как дела у тебя на работе?

– Не так уж и хорошо. – Лютер Слоун вздохнул. – Материалы очень дорогие, и цены продолжают расти. Вы знаете об этом, мистер Голдман. В плату, которую я прошу, входит и работа, и стоимость материалов, а люди думают, что я их надуваю.

– Я-то знаю, – сказал Ним. – Нас в “Голден стейт пауэр энд лайт” обвиняют в том же самом по тем же причинам.

– Но у вас-то большая компания с мощным тылом, а у меня бизнес маленький. У меня работают три человека, мистер Голдман, работаю и я. И иной раз, скажу вам, вряд ли стоит стараться. Особенно со всеми этими правительственными бланками – их каждый раз все больше и больше, и в половине случаев я не понимаю, зачем им то или иное знать. По вечерам и в выходные я заполняю эти бланки, но никто мне за это не платит.

Генриетта Слоун с укором сказала мужу:

– Лютер, не должен же весь свет слушать о твоих проблемах.

Он пожал плечами:

– Меня спросили, как дела на работе. Я и сказал правду.

– Ладно, Карен, – сказала Генриетта, – для тебя это все не имеет никакого значения и не влияет на покупку тебе фургона. У нас уже почти что есть необходимые деньги для покупки в рассрочку, а потом мы подзаймем остальные деньги.

– Мама, – запротестовала Карен, – я же говорила, что никакой срочности в этом нет. Я могу выходить на улицу. Джози помогает мне.

– Но ты выезжаешь не так часто, как могла бы это делать, и не настолько далеко, как тебе хотелось бы. – Мать была непреклонной. – Фургон будет, обещаю тебе, дорогая. И скоро.

– Я тоже об этом думал, – сказал Ним. – В прошлый раз, когда я был тут, Карен говорила, что хотела бы иметь фургончик, который мог бы вмещать кресло и который могла бы вести Джози.

Карен твердо заявила:

– А теперь все перестаньте беспокоиться обо мне. Пожалуйста.

– Я не беспокоюсь. Просто я вспомнил, что в нашей компании часто бывают маленькие фургончики, которые после года-двух работы распродаются и заменяются на новые. Многие еще в хорошем состоянии. Если хотите, я попрошу одного из наших сотрудников присмотреть что-нибудь подешевле. Лютер Слоун просиял:

– Вот это и в самом деле большая услуга. Конечно, какой бы хороший фургончик ни был, его надо приспосабливать под кресло и он должен быть безопасным.

– Может быть, мы сможем и здесь что-нибудь сделать, – пообещал Ним, – я не знаю, но выясню.

– Мы оставим вам наш телефон, – предложила Генриетта. – Тогда, если что-то появится, вы сможете сообщить нам.

– Нимрод, – воскликнула Карен, – ты просто молодец! Они продолжали легкий разговор, пока Ним, взглянув на часы, не понял, сколько времени он уже здесь.

– Мне пора, – сказал он с некоторой грустью.

– И нам тоже, – встал из-за стола Лютер Слоун. – Я тут меняю в одном старом доме газовые трубы – для вашего газа, мистер Голдман, – сегодня нужно все закончить.

– Не думайте, что я не занята, – вступила в разговор Карен. – И мне нужно дописать речь.

Родители нежно попрощались с дочерью. Ним последовал за ними. Перед уходом он остался с Карен ненадолго наедине и во второй раз поцеловал ее, стараясь коснуться только щеки, но она повернулась, и губы их встретились. С ослепительной улыбкой она прошептала:

– Приходи снова, и поскорей.

Слоуны и Ним спустились на лифте, все трое хранили молчание, каждый был занят своими мыслями. Потом Генриетта тихо произнесла:

– Мы стараемся сделать все, что можем, для Карен. Но иногда хочется сделать больше.

Утомление и усталость, которые Ним заметил раньше, скорее даже чувство потери, опять появились в ее глазах.