Читать интересную книгу Перегрузка - Артур Хейли

Ровно в двенадцать дня, за два часа до ожидаемого открытия собрания, появился первый ручеек пайщиков, предъявлявших мандаты и направлявшихся в банкетный зал отеля “Святой Чарлз” на две тысячи мест. К двенадцати часам пятнадцати минутам ручеек превратился в поток. В двенадцать часов тридцать минут это был уже прилив. Среди прибывающих людей более половины составляли старики, некоторые шли, опираясь на палочку, несколько человек передвигались на костылях, и человек пять были в креслах на колесиках. Одежда большинства из них была довольно убогой. Многие принесли в термосах кофе и бутерброды и теперь, в ожидании начала собрания, занялись едой.

Настроение большинства приехавших колебалось от негодования до злости. Они с трудом оставались вежливыми с работниками “ГСП энд Л”, проверявшими документы перед входом в зал. Некоторые пайщики, задержанные во время этой процедуры, становились воинственными.

К часу дня, хотя еще оставалось много времени до начала, все две тысячи мест оказались заполненными и можно было только стоять, однако наплыв прибывающих стал еще мощнее. В зале стоял немыслимый галдеж. Обмен мнениями иногда становился настолько горячим, что участники его просто кричали. Лишь иногда удавалось выхватить из этого шума отдельные слова или фразы:

«…сказали, что это надежное предприятие, ну мы и вложили свои сбережения, а…»

«…проклятое некомпетентное руководство…»

«…и для тебя отлично, сказал я этому, что пришел проверить счетчик, но на что мне жить-то…»

«…счета будь здоров какие, так почему бы не выплатить дивиденды тем, кто…»

«…кучка жирных котов в правлении, о чем им беспокоиться?»

«…в конце концов, если бы мы просто сели тут и отказались уходить, пока…»

«…вздернуть этих скотов надо, тогда они быстренько изменят…»

Вариантов было бесчисленное множество, но преобладал один мотив: руководство “ГСП энд Л” – враг.

Стол для журналистов в передней части зала уже был частично занят, и два репортера слонялись вокруг, выискивая интересные сценки, седовласая женщина в брючном костюме давала интервью. Она четыре часа добиралась автобусом из Тампы, штат Флорида, “потому что автобус дешевле всего, а у меня осталось не так много денег, особенно сейчас”. Она рассказала, как пять лет назад ушла с должности торгового агента, поселилась в доме для пенсионеров и на свои скромные сбережения купила акции “ГСП энд Л”. “Мне сказали, что она надежна, как банк. А теперь мой доход перестал увеличиваться, и мне приходится уезжать из дома, и я не знаю, куда деваться”. О своей поездке в Калифорнию она выразилась так:

"Я не могла позволить себе приехать, но я и не могла оставаться. Мне нужно было узнать, почему они причиняют мне зло”. Говорила она все это чрезвычайно эмоционально. Лицо ее выражало страдание, и фотограф, передающий материалы по фототелеграфу, заснял его крупным планом. Завтра это фото появится в газетах по всей стране.

Лишь тихим фотографам разрешили входить в зал собрания. Две группы телевизионщиков, остановленные в вестибюле отеля, заявили протест Терезе Ван Бэрен. Она сказала им:

– Было решено, что если мы разрешим телеоператорам войти, собрание превратится в цирк. Телевизионный техник проворчал:

– Судя по тому, что я вижу, тут уже цирк. Ван Бэрен первой подала сигнал тревоги, когда вскоре после двенадцати часов тридцати минут стало ясно, что помещения и зарезервированных посадочных мест совершенно недостаточно. Быстро созвали конференцию сотрудников “ГСП энд Л” и гостиницы. Договорились открыть еще один зал, примерно вдвое меньше банкетного по размеру, где можно было разместить еще группу в полторы тысячи: происходящее в главном зале через систему громкоговорителей должно было транслироваться туда. Вскоре группа работников гостиницы расставляла стулья в дополнительном зале. Но новоприбывшие сразу запротестовали:

– Как бы не так! Я не в каком-то второразрядном сортире! – громко закричала краснолицая женщина. – Я – пайщица и имею право присутствовать на годичном собрании, и я там буду. – Своей мясистой рукой она отстранила пожилого работника охраны, раздвинула ограждение, важно вошла в уже переполненный банкетный зал. Несколько человек оттеснили стражника и последовали за ней. Он только беспомощно пожимал плечами, затем попросту снял веревку и даже попытался навести порядок в потоке людей, двигающихся в банкетный зал.

К Терезе Ван Бэрен обратился худой, серьезного вида человек:

– Странно все получается! Я прилетел сюда из Нью-Йорка и хочу задать на собрании кое-какие вопросы.

– Во втором зале будет микрофон, – заверила она его, – и все вопросы, как и ответы, оттуда услышат в обоих залах. Человек с ненавистью глянул на беспорядочную толпу:

– Большинство из них лишь мелкие пайщики. А у меня десять тысяч акций. Сзади раздался голос:

– У меня двадцать акций, мистер, но мои права ничуть не меньше ваших.

В конечном счете обоим пришлось пройти в малый зал.

– Насчет мелких пайщиков он прав, – заметила Ван Бэрен, обращаясь к Шарлетт Андерхил, на некоторое время оказавшейся рядом с ней в фойе.

Шарлетт покачала головой:

– Многие из здесь присутствующих имеют не более десятка акций. Лишь у очень немногих их более ста.

Нэнси Молино из “Калифорния экзэминер” наблюдала за людским потоком. Она стояла неподалеку от Терезы и Шарлетт.

– Слышишь? – спросила ее Ван Бэрен. – Самое настоящее опровержение утверждений, будто мы огромная монолитная компания. Те люди, которых ты видишь здесь, и есть ее владельцы.

Молино скептически заметила:

– Но здесь немало и крупных, состоятельных держателей акций.

– Не так много, как вам может показаться, – вставила Шарлетт Андерхил. – Более пятидесяти процентов наших пайщиков – мелкие вкладчики со ста акциями и даже меньше. Наш крупнейший единоличный пайщик – трест, владеющий капиталом работников компании, у него восемь процентов акций. То же самое вы обнаружите и в других компаниях коммунального хозяйства.

Судя по всему, это не убедило журналистку.

– Я не видела тебя, Нэнси, с тех пор как ты написала эту пакостную статейку о Ниме Голдмане, – сказала Тереза. – Неужели тебе и в самом деле нужно было это сделать? Ним – отличный работящий парень.

Нэнси Молино слегка улыбнулась.

– Тебе она не понравилась? А мой редактор посчитал, что заметка великолепная. – Сочтя тему законченной, она продолжала осматривать фойе отеля, а потом бросила:

– “Голден стейт пауэр энд лайт”, видимо, не в состоянии вести дело должным образом. Многие из собравшихся здесь столь же недовольны своими счетами за энергию, как и своими дивидендами.

Ван Бэрен посмотрела туда же, куда устремила свой взгляд журналистка, – на маленькую группку, окружившую стол бухгалтеров. Понимая, что многие пайщики являются одновременно и потребителями, “ГСП энд Л” на годичных собраниях устанавливала этот стол, чтобы любой мог подойти и сразу же на месте справиться о плате за газ и электричество. Три клерка за столом разбирали жалобы, рядом стояла все увеличивающаяся толпа ожидающих своей очереди. Раздался протестующий женский голос:

– Меня не волнует, что вы говорите, но этот счет не правильный. Я живу одна и не расходую энергии больше, чем два года назад, а плата возросла вдвое.

Справляясь с показаниями на видеодисплее, связанном с компьютером, молодой служащий продолжал объяснять, что именно вошло в этот счет. Но женщина оставалась непреклонной.

– Иногда, – сказала Ван Бэрен Нэнси Молино, – одни и те же люди хотят меньше платить и больше получать. Сложно объяснить, почему невозможно одновременно то и другое.

Ничего не сказав, журналистка ушла.

В час сорок, за двадцать минут до начала собрания, во втором зале можно было лишь стоять, а люди все подходили.

– Я здорово обеспокоен, – признался Гарри Лондон Ниму Голдману. Оба находились сейчас между банкетным залом и дополнительным помещением, в том месте, где шум достигал апогея.

Лондона и нескольких человек из его отдела “взяли в аренду” по случаю собрания, чтобы укрепить обычный персонал “ГСП энд Л”, занимающийся обеспечением безопасности. Несколько минут назад Эрик Хэмфри послал Нима лично оценить состояние дел. Президент, обычно раскованно общавшийся с пайщиками перед собранием, по совету начальника службы безопасности сегодня ввиду агрессивного настроения толпы в холле отеля не появился. В этот момент Хэмфри проводил совещание с высшими служащими и директорами, которые должны были вместе с ним выйти на сцену банкетного зала в два часа.

– Я обеспокоен, – повторил Лондон, – потому что думаю, что еще до окончания всего этого мы столкнемся с насилием. Ты был снаружи?

Ним покачал головой, а потом, сделав приглашающий жест, повел его к внешнему вестибюлю и на улицу. Они проскользнули через боковую дверь и, свернув, оказались перед отелем.