Читать интересную книгу Стрельба по «Радуге» - Фридрих Незнанский

— Ирка считает, что я полностью исправился, представляешь?.. А как не хочется быть хорошим, если б ты, Алька, знала!.. Увы, приходится держать марку… хотя бы пока… ну, пока силы есть… И чтоб хоть отчасти противостоять жутким соблазнам, что, к сожалению, не является моим твердым убеждением и достойным примером для подражания, — он с трудом перевел дыхание после столь длительной тирады.

— Вот на это я и надеюсь! — коротко констатировала Алька.

Сильным движением бедер она изогнулась в его объятьях и отошла в сторону, почему-то поправляя вскинутыми вверх руками свою роскошную золотую гриву, до которой Александр Борисович — он мог бы поклясться — даже не дотронулся. Ну, женщины!.. Нет, все-таки прав великий классик всех времен и народов: «Вам имя — вероломство!»

Приехали «гости». Вернее, их привезли. Вид у обоих был несчастный, хотя они пытались изображать огорчение оттого, что было без всяких к тому оснований попрано их гордое человеческое достоинство.

«Интересные люди! — подумал Турецкий. — Они, похоже, даже не намерены в чем-то упрекать себя… И все, что натворили, — правильно, вот если бы еще и не отвечать… Но отвечать придется. И тому, кто зло творил, и тому, кто помогал, пусть даже из-под палки».

— Ну, что?

Турецкий взглянул на Щербака с Агеевым, и те жестами показали, что оба «гостя» со всеми их доводами согласились и им осталась только мелочь: изложить все рассказанное на бумаге. В ответ Александр Борисович, тоже жестом, предоставил им возможность приступить к конкретным допросам каждого из прибывших и поднялся, предложив им свое место. Он представлял уже, о чем они оба будут давать показания.

Этот молодой Грошев станет утверждать, что ни сном ни духом не догадывался о том, что происходило в соседних кабинетах. Но потом, под давлением улик, начнет по капле выдавливать свои признания. Он же дипломированный юрист и знает, что говорить не опасно, а что чревато для него. Но ничего, Филя его сломает. Бывали юристы и почище!

А вот нотариус сошлется на смертельную опасность, которая его окружала со всех сторон. И пусть ссылается, за это его никто на долгий срок осуждать не станет, может, и мелочевкой отделается. Но зато он подробно расскажет и даже предоставит следствию те документы, которые были подписаны в его присутствии. Причем — все!

И, кстати, надо обязательно выяснить у него по поводу продажи дома на Рублевском шоссе. Кто продавал, кому конкретно? Если дом принадлежал мадам Шевченко, то никаких острых проблем с ним не возникнет, она вправе распоряжаться своей недвижимостью. Но следствие обязательно заинтересует ответ Ловкова, на какие средства ею был приобретен этот дом? Откуда у его супруги эти миллионы долларов? Как и вилла на курортах Кипра? И многомиллионные счета в международных банках? Вот и пусть придумывают истории про неожиданное наследство от американской прабабушки… Как это обычно и делается в подобных семьях, где один ворует, пользуясь служебной неприкосновенностью, а второй, или вторая, ищет для отмазки от налогов следы богатых родственников…

Чтобы юрист с нотариусом не переговаривались, Филя вывел Грошева в другой кабинет. А Турецкий остался, чтобы послушать, что станет отвечать, уже под протокол, нотариус. Тот, правда, не поленился задать вопрос: на каком основании его задержало для допроса охранное агентство? Объяснил Александр Борисович максимально вежливым тоном.

— Видите ли, Иосиф Лаврентьевич, мы не желаем превышать своих полномочий, и потому все вопросы вам будут заданы в соответствии с необходимостью прояснения ситуации с защитой жизни и имущества господ Уткина, Гусева и Петухова с их семьями, о чем заключен с ними договор. А вот, к примеру, мы, наверное, не будем очень уж настаивать, чтобы вы со всеми подробностями рассказывали нам про то, что вам наверняка известно, — Турецкий доверительно качнул головой, — каким образом, а главное, кому конкретно, был недавно продан один известный дом на Рублевском шоссе. И кто помогал при оформлении договора о купле-продаже.

Турецкий «проницательно» взглянул нотариусу в глаза, и тот слегка смешался. Но сумел-таки выдавить усмешку и заметить философским тоном:

— Им многое известно…

— Иосиф Лаврентьевич, — Турецкий хитро подмигнул ему, чтобы нотариус, не дай, бог, не подумал, будто его только что, как говорится, взяли «на пушку», и ответил: — Мы же с вами далеко не молодые и достаточно тертые люди, которые умеют с успехом выстраивать свои версии там, где они пока не знают некоторых деталей. Хочу пояснить, честно вам говорю, что мы очень рассчитываем на вашу помощь в этом вопросе. Тем более, что лично вам он совершенно ничем не грозит. Но это и не наш праздный интерес, поскольку вопрос, очевидно, будет рассматриваться в контексте с другими, в которых фигурирует имя господина Ловкова. Кстати, супруга его, дражайшая Зинаида Борисовна, буквально только что, несколько минут назад, — Турецкий для убедительности взглянул на свои наручные часы, — пересекла границу Российской Федерации самолетом кипрской авиакомпании. И, очевидно, навсегда. Ее, естественно, проводили и просто пожелали счастливого пути.

Турецкий приветливо улыбнулся. Саруханов размышлял, опустив голову. Брови его шевелились так, будто он старательно формулировал себе вопросы, а потом с некоторым опасением сам же и отвечал на них. И не всегда был доволен ответами. Словом, на лице шла усиленная работа мысли. Турецкий не торопил. Он знал финал. Нотариусу гораздо дороже собственное спокойствие, и о том, что ему не грозит, он охотно расскажет. Ну, и пусть работают…

Александр Борисович глазами показал Щербаку, чтоб продолжал в том же духе, и вышел из кабинета.

Игорь Грошев потел, «создавая» свои признательные показания по поводу того, каким образом он получил свои травмы, где теперь находится его раскуроченное транспортное средство, почему ему пришла в голову «счастливая», мысль совершить подлог и использовать свои телесные повреждения для повторного медицинского освидетельствования теперь уже в своем районном травматологическом пункте, а затем выдать новый акт медэкспертизы за результаты допроса с пристрастием, который провел с ним подполковник Рогожин. Да, он сознавал, что собирался оклеветать невиновного человека, который его и пальцем не тронул. Но у его подлога была серьезная подоплека. Ну, важная причина! Вот на причине он и запнулся.

И теперь Филипп подробно объяснял Игорю, чем ему грозит подобная «шалость», в результате которой честный человек оказался за решеткой. Но, с другой стороны, если у Игоря были серьезные причины, — отец, к примеру, приказал скомпрометировать Рогожина, чтобы тот был отстранен от дальнейшего расследования, а сын привык с детства к абсолютному послушанию и подчинению своему отцу, и не смог противостоять его категорическому и жесткому требованию, — вот тогда, может быть, следствие учтет его добровольное признание и чистосердечное раскаянье в содеянном. Игорь — сам юрист и прекрасно знает, как раскаянье виновного, вообще, действует на суд.

Филипп говорил спокойно и рассудительно, сидя напротив и даже развалившись на стуле. Так что о рукоприкладстве не могло быть и речи. Но Грошеву была уже известна быстрота движений этого человека, и рисковать повтором подобных «убеждений» он не хотел. И правильно делал.

Турецкий послушал, кивнул Филе и вышел в большую приемную.

— Аленька! — Девушка с готовностью вскинула голову. — Ты предупредила Макса, чтобы он проверил наше жизненное пространство на предмет «насекомых»?

— Да, он все сделал, как ты просил. И знаешь, на внешней стороне окна в кабинете Всеволода Михайловича обнаружил «клопа», я сбегала и сняла. И обратила внимание на то, что напротив, вон там, — она показала пальцем в ту сторону, где переулок поворачивал за угол соседнего дома, — серая «тойота», которую видела здесь же утром. А потом, когда ты уехал, она исчезла, но позже появилась снова. Когда ты уже вернулся. И сейчас там стоит. Это — не «хвост»?

— Он самый, — Турецкий подошел к стеклянной двери и посмотрел: знакомая машина стояла на прежнем месте. И никто не смог бы ее заподозрить в слежении, тем более что и стекла были затемнены. — Как бы посмотреть на ее номера? Там передний заляпан, ничего не разобрать, а свой интерес к машине я проявлять не хочу. Вот если бы… — Он взглянул на девушку. — Нет, я, конечно, не могу просить тебя о таком одолжении, потому что…

— Ой, перестань! — она махнула ухоженными пальчиками. — Я сейчас выйду через служебный, а потом обогну квартал и зайду к машине сзади. Значит, реагировать не надо?

— Да, и «светиться» тебе тоже нет никакой нужды. Я лучше кого-нибудь из мужиков попрошу.

Сам не могу, он меня, вероятно, уже знает, если так уверенно держится, и я не хочу его расстраивать тем, что тоже знаю о нем.