Читать интересную книгу Большая пайка - Юлий Дубов

Еропкин вышел навстречу гостям, покинув свой письменный стол из карельской березы. На хозяине была ослепительная белая рубашка, рукава которой застегивались на массивные золотые запонки, яркий галстук с золотым же зажимом, бархатные, шоколадного цвета, штаны и, несмотря на теплую погоду, меховая безрукавка, из кармана которой свешивалась и исчезала где-то в кармане брюк золотая цепь. На ногах были домашние меховые тапочки.

Обнявшись с Левой и крепко пожав руку Терьяну, Еропкин усадил гостей на расставленные вокруг журнального столика козетки, а сам устроился в кресле напротив.

— Такие вот дела, — произнес он, разглядывая Сергея и улыбаясь. — Столько лет не виделись. Хорошее было время, правда? У нас ведь с тобой тогда какая-то штука произошла, — он пощелкал пальцами. — Уж не помню, из-за чего. Бабу, что ли, не поделили? Ну так это мы теперь спокойно можем урегулировать. Чтоб проклятое прошлое, понима-аешь, не угнетало. Видал в приемной? Хочешь, бери любую. Хоть сейчас. Не нравятся — ща позвоню, еще десяток прилетит. А?

— В другой раз, — сказал Сергей. — Прошлое не угнетает.

— Хорошо, — легко согласился Еропкин. — А я вот помню, ты раньше еще книжками интересовался. Точно? Я тоже, понима-аешь, пристрастился последнее время. Библиотечку собрал. Надо, чтобы ты посмотрел как-нибудь. Правда, у меня все на старославянском. Придешь, понима-аешь, вечером с работы, откроешь что-нибудь, сразу, понима-аешь, успокаиваешься. Ты как насчет старославянского?

— У меня со старославянским проблемы, — чистосердечно признался Сергей, почему-то вспомнив историю с писателем Оливером Твистом. — А ты здесь здорово устроился.

Еропкин оживился, оставил литературную тему и начал рассказывать о своих планах. Слушая его, Сергей с удивлением осознал, что Еропкин произносит очень осмысленные вещи. Поминутно вставляя свое «понима-аешь» и матерные слова, тыча в Сергея и Леву жирным пальцем, шмыгая носом и почесываясь, он говорил о строительстве нового корпуса станции, договорах с мэрией, организации продажи машин, головокружительных схемах кредитования.

— Такие, бля, дела, — закончил он. — На все про все два, максимум три года. Этот бизнес на полсотни лимонов потянет, клянусь. А надо-то всего два, на раскрутку. Чего вы там, в Москве, жметесь? Я Платону говорил — у меня тут уже инвесторы, как мухи, крутятся. Хочешь, говорю, я инфокаровские сорок процентов обратно выкуплю? Триста штук кладу не глядя. Нет, говорит, будем работать вместе. А чего тянуть? Лето же уходит. Если я сейчас стройку не начну, зимой это все в копеечку влетит. Вот ты приехал, прими решение. Или Платону доложи, пусть он там почешется. Понял мою мысль? Ну, мы тут все свои, так ты имей в виду — ежели Платон перечисляет, к примеру, до первого числа два лимона, один процент твой. Двадцать штук. Тут же наличными отстегиваю. Или в долю тебя возьму, в акционеры. Это как захочешь. Да ты не жмись, я ж тебе не взятку даю.

Все ведь для общего дела, для того же «Инфокара».

— Рано это обсуждать, — осторожно сказал Сергей, не желая начинать с Еропкиным дискуссию о мировоззренческих принципах. — То, что ты рассказал, у тебя где-нибудь написано? Я бы хотел посмотреть. И бизнес-план тоже.

— А как же! Танька! — крикнул Еропкин. — Зайди быстро!

Впорхнувшая из приемной Танька, повинуясь взгляду Еропкина, встала рядом с Сергеем, прижалась к нему горячим бедром, открыла блокнот и приготовилась записывать.

— Значит, так, — начал командовать Еропкин. — Все материалы по проекту забери у Михалыча, пусть принесут бизнес-план, потом эту папку… ну которую у архитектора взяли… еще баланс, договора… потом вспомню, еще скажу. Соберешь все и отдашь вот господину Терьяну. Поняла? И поможешь ему разобраться. Как следует поможешь. И чтоб все, что ему нужно — ксерокс там или еще что, — молнией. Мне этот человек очень нужен. Поняла?

Танька замахала ресницами, бросила на Сергея многозначительный взгляд и удалилась.

— Так, — сказал Еропкин, выудив из кармана золотую цепь, к которой был прикреплен золотой хронометр. — Мне на массаж надо. Давайте, мужики, на вечер что-то решать. Предлагаю в восемь часов. Лева, помнишь место, где мы в прошлый раз были? Вот туда.

— Он и вправду хочет откупить инфокаровскую долю за триста тысяч? — спросил Сергей, когда они со Штурминым вышли на улицу.

— Да ты что! Откуда у него деньги?! Это все ля-ля. Рассказывает красиво, правда? Я уже третий раз слышу. Интересно, что он все это действительно может.

Сколько при этом украдет — другой вопрос.

— А куда он нас вечером ведет?

— Нормальная совковая забегаловка. По салатику. По шашлычку. Будем пить водочку. Оркестр играет. Для нашего гостя из солнечного Магадана. Танцы.

В ресторан Еропкин, к удивлению Сергея, заявился все в тех же домашних тапочках. Перехватив взгляд Терьяна, Еропкин пояснил:

— Костная мозоль. Никакие ботинки не налезают. Так вот и маюсь.

Про меню Лева угадал гениально. Не заглядывая в принесенную официантом потрепанную брошюру, Еропкин скомандовал:

— Значит, так. По салатику. По шашлычку. Пить будем водочку. Три «Смирновской» принеси. Боржому. Еще пару шампанского — здесь поставь, с краю. — И, не давая никому вставить слово, начал травить анекдоты.

Ресторанный оркестр прервал захватывающую историю про поручика Ржевского.

Еропкин остановился на полуслове, осмотрелся и, углядев партнершу, пошел танцевать. Оттоптавшись три танца, привел ее к столу.

— Садись, — сказал Еропкин. — Познакомься. Это Лева. Это — как тебя — Сережа. Это Галя. Шампанское будешь, Галка?

Девица кивнула и залпом выпила фужер шампанского. Еропкин, подперев голову рукой, смотрел на Галку с пьяной грустью.

— Ж-жрать хочешь? — старательно выговаривая слова, спросил он. — Голодная небось?

Галка подумала и снова кивнула. Еропкин поднял руку, подзывая официанта.

— Значит, так, — сказал он, почесывая грудь. — Еще один салат. Шашлык четыре раза. Серега, ты будешь? Нет? Тогда три раза. Коньяк есть? Принеси бутылку.

Потом придвинул стул вплотную к Галке и опустил руку под стол.

— Да ладно тебе, — возмутилась Галка, — дай поесть. Сам же предложил. Что тебе не терпится?

— П-понял, — покорно согласился Еропкин, отодвинулся на полметра и уставился на Галку, стараясь смотреть в одну точку. Просидев несколько минут, встал, направился, шаркая тапочками, к оркестру, сунул пианисту несколько купюр, вернулся на место и занял прежнюю позу.

— По заявке нашего гостя Александра, — объявил пианист, — для его знакомой девушки Гали исполняем популярную песню…

— Эт-то для тебя, — пояснил Еропкин.

— Путана, путана, путана, — жизнерадостно завопили музыканты, — ночная бабочка, но кто же виноват…

По лицу Еропкина потекли крупные слезы.

Сергей переглянулся с Левой, и они стали пробиваться к выходу через плотную толпу танцующих.

— Он что, всегда так? — спросил Сергей уже на улице.

— Ха! — сказал Лева. — Это еще цветочки. Год назад он такое устроил! Ему тут один мужик не показался. Сашка подошел к оркестру — сыграйте мне, говорит, «День Победы», только без слов. И не с начала, а сразу с припева. И не прямо сейчас, а когда я рукой махну. Подошел к мужику, встал у него за спиной и махнул рукой. Только оркестр заиграл, он взял стул и со всего размаху шандарахнул мужика по башке. Представляешь, под «День Победы»!

— Лихо, — признал Терьян. — Закончилось в милиции?

— Если бы! Мужик оказался нашим городским бандитом. Не из самых крутых, но все же. Моня Подольский. Известен тем, что ездит на белом «роллс-ройсе». С ним, кстати, незадолго до этого дела классная история приключилась. К нам Горбачев приезжал — месяца за три до путча. И, по традиции, пошел в народ. Идет он, значит, по Невскому, с ним Раиса Максимовна, как водится, охрана, людей полно.

А навстречу едет Моня на своем «роллс-ройсе». Увидел Горбачева, вылез, подошел к нему — спасибо вам, говорит, Михал Сергеич, за все, за перестройку. Если б, говорит, не вы, я бы до сих пор еще сидел. Неужели не слышал? Тут все просто на ушах стояли.

— Не слышал, — рассмеялся Терьян. — История действительно классная. Чем же все-таки «День Победы» закончился?

— Так получилось, что в ту минуту Моня за столиком один сидел. Когда Сашка его стулом огрел, он сразу — брык и под стол. Влетели его быки, стали Еропкина по всему ресторану гонять. Он от них бегал-бегал, потом притомился и сдался в плен. Они его увезли. Все уж думали, что Сашке конец. Нет, через три дня появляется. Смирный. Ты заметил, что он в тапочках ходит? Это с тех пор. У него, — Лева оглянулся и перешел на шепот, — хорошие завязки в Большом доме.

Они его и вытащили. Ты куда сейчас?

— Домой. — Терьян старался пить мало, но Еропкину, поначалу зорко следившему за рюмками своих гостей, все же удалось влить в него граммов триста.